Величественные особняки по краям мощенной булыжником площади взирали на восьмигранник решетки, окружающей огромный круглый пруд. Здесь проживал его светлость герцог Норфолкский, а также милорд Бристол и сэр Джордж Ли. И еще адмирал Боскавен. И мистер Уильям Питт, еще не ставший графом Чатэмским, но уже проявивший себя как гениальный стратег, которому суждено было впоследствии утвердить британский флаг над половиной мира. Пройдя по Чарлз-стрит, Джеффри вышел на Сент-Джеймсскую площадь и взбежал по ступенькам дома на северной стороне. Джеффри слегка удивило, что ставни на окнах первого этажа открыты в столь ранний для этого района час.
Джеффри взялся за молоток и постучал, но никто не открыл. Дверь оставалась закрытой, как и в первый раз, когда он приходил сюда поздно ночью. Начиная злиться, Джеффри начал стучать опять и стучал ровно две минуты. Потом – как будто кто-то в доме нарочно отсчитывал время – дверь неожиданно отворилась, и на пороге появился надменного вида мажордом.
– Что угодно? – спросил он.
При виде его Джеффри чрезвычайно удивился и даже отступил на шаг.
– Кто вы такой? – спросил он. – А где Киттс?
– Прежде, – произнес мажордом, окидывая взглядом костюм Джеффри сверху вниз, – скажите мне, кто вы. И какое у вас дело.
– Вас недавно наняли, не так ли? Во всяком случае, не более двух месяцев. А Киттс больше здесь не служит?
– Кого это может интересовать, – спросил мажордом, – кроме моего хозяина? Но кто вы? И какое у вас дело?
– Мое имя – Уинн. Я желаю говорить с сэром Мортимором Ролстоном.
– Ну что ж, это возможно. Хотя вовсе не значит, что вы будете с ним говорить. Какое у вас к нему дело?
– Я, кажется, сказал, – произнес Джеффри, несколько возвышая голос, – что желаю говорить с сэром Мортимером.
– А я спросил: какое у вас к нему дело?
Тем не менее мажордом неожиданно сделал один большой шаг назад, потом другой и отступил в глубь дома, оставив при этом дверь открытой. У Джеффри возникло смутное чувство, что приход его предвидели и что в доме его ждут.
Он переступил порог и вошел в вестибюль.
Искусство строителя и архитектора можно купить, что и было сделано при возведении этого дома. Можно сделать в вестибюле мраморный пол, можно установить в нем ионические колонны с витыми позолоченными капителями и построить лестницу из темного дерева, идущую вдоль стен, обшитых светлыми панелями.
Но какие сырые и неприятные сквозняки гуляли по этому вестибюлю! Из-за штор, закрывавших высокие окна, здесь было почти совсем темно. За какие-то месяцы вся атмосфера дома – вместе с главным его слугой – полностью переменилась.
Мажордом с жезлом, символом должности, в руке отступил в середину вестибюля. Следуя за ним, Джеффри заглядывал в комнаты, расположенные по обе стороны, и видел, что и мебель в них тоже сменили.
Незадолго до того светские модники начали сходить с ума по всему китайскому или псевдокитайскому. И здесь на фоне белых стен красовались часы в деревянных футлярах, украшенных спиралями и завитушками, стулья с львиными и драконьими головами, аляповатые комоды в виде пагод с колокольчиками по углам.
Джеффри огляделся.
– Интересно знать, – произнес он, – сколько времени она уже здесь распоряжается?
– Кто?
– Миссис Крессвелл. Давно она сюда вселилась?
Мажордом сощурился.
– Послушайте меня, – произнес он резко, протягивая вперед левую руку. – Вы не желаете сообщить мне вашего дела, стало быть, вы не увидите сэра Мортимера. Впрочем, вы бы все равно с ним не встретились. У сэра Мортимера сейчас врач-шотландец с Джермин-стрит. Сэр Мортимер заболел.
– Какая жалость! А сейчас, будьте добры, проводите меня к нему. В противном случае, поскольку я сам знаю, как пройти в его комнату, я…
– Да? – прервал его мажордом.
Он поднял свой жезл с металлическим наконечником и резко опустил его на мраморный пол. Для уверенности он проделал это дважды. Из двух боковых комнат – той, что в глубине вестибюля, и из комнаты на площадке – появились четверо лакеев в ливреях и замерли в полумраке.
– Да? – повторил мажордом. – Да, приятель? И что же вы тогда сделаете?
Джеффри молчал.
– Тогда слушайте меня, приятель. Госпожа сказала, что если случится так, что вы сюда заявитесь, вы можете поговорить с ней, с госпожой. Вот и все. И скажите спасибо. Будете вы говорить с госпожой, приятель? Или как?
– Я буду говорить с миссис Крессвелл.
– Давно бы так.
На это Джеффри ничего не ответил. Как странно, что этот дом был жилищем Пег Ролстон. И в этом доме, источающем сейчас лицемерие, с его слугами, похожими на брайдвеллских тюремщиков, она прожила всю свою жизнь. Какая глупость, что он первым делом направился сюда! Но ведь надо когда-то учиться. Все еще не говоря ни слова, подавляя в себе ярость и страх, он проследовал за одним из лакеев к закрытой двери в передней части дома.
– Входите, – донесся до него из-за двери голос миссис Крессвелл, слишком низкий для такой маленькой, хотя и крепко сбитой женщины. – Вы там целый день собираетесь стоять? Входите!
Джеффри вошел в комнату и поклонился.
– К вашим услугам, сударыня.
– Приветствую вас, мистер Уинн. – Она произнесла это даже с некоторым кокетством. – А чем я могу вам служить?
Никакой китайской мебели здесь не было. Эта большая комната с высоким потолком, но душная из-за наглухо закрытых окон, могла бы служить будуаром любой знатной даме.
Зеркало на туалетном столике и сам столик были задрапированы синим шелком, который спускался складками до самого пола. Вдоль очень белых стен стояли стулья с гнутыми ножками. В алькове, расширяющемся в направлении стены, располагалась огромная кровать с раздвинутым балдахином из желтой парчи на резном карнизе. По обычаю того времени, Лавиния Крессвелл принимала посетителя сидя в постели и обложившись подушками.
Плотный завтрак – бифштекс с устричным соусом и пинта дымящегося шоколада с множеством тостов – уже вышел из моды. Но миссис Крессвелл только что покончила именно с таким завтраком, подобрав каждую крошку с тарелок, стоящих на столе у изголовья кровати. Она насытилась; она была довольна; она было совершенно довольна.
Стоящая на столе свеча в серебряном подсвечнике освещала весьма пикантную картину. Простыня, уложенная чрезвычайно эффектно, прикрывала миссис Крессвелл чуть выше пояса. Дальше виднелся халат с меховой опушкой, как бы ненароком распахнувшийся на груди. Волосы миссис Крессвелл были скрыты кружевным чепчиком, который оставлял открытым ее восковой лоб над бледно-голубыми глазами, взиравшими на Джеффри с явным и оттого еще более удивительным кокетством.
– Однако! – воскликнула миссис Крессвелл с легким смешком. – Какой вы трудный человек, мистер Уинн. За последний год с небольшим я много раз это говорила. Однако я рада, что ваше настроение улучшилось со вчерашнего вечера. Я рада также, что вы позволили убедить себя.
– В чем, сударыня?
– В том, что с этой распутной девчонкой следует поступить должным образом. Я не жалею усилий на то, чтобы мои враги получали по заслугам. Только после этого можно заниматься всеми прочими делами.
– Замечу, сударыня, что и ваше собственное настроение, похоже, переменилось со вчерашнего вечера.
– Должны же быть хоть какие-то привилегии у слабой женщины? Кроме того, я ведь не читала вашего письма… – Она внезапно замолчала. – Вы, я вижу, на меня смотрите, – добавила она затем. – Я вам нравлюсь?
– Возможно, сударыня.
– Вот как! – воскликнула Лавиния Крессвелл. Еще более кокетливо она протянула ему руку для поцелуя. Размышляя о том, что ей может быть известно и что он сможет вытянуть из нее, прежде чем выдаст свое трудно преодолимое желание ее придушить, Джеффри уже готов был сделать шаг в направлении алькова и войти в пространство между постелью и стеной. Неожиданно миссис Крессвелл взглянула поверх плеча Джеффри, глаза ее при этом расширились, и она издала негромкий крик.
– Китти! – произнесла она затем. – Китти!
Высокая темноволосая молодая служанка стояла растерянно подле туалетного столика, не сводя глаз с алькова. Джеффи узнал в ней горничную, которая некогда прислуживала Пег.
– Я думала, вы уже ушли, Китти! Вы что, не слышали, что я вам приказала? Вы что, вообще меня не слушаете?
– О, простите меня, сударыня…
– Убирайтесь! Немедленно убирайтесь! Иначе вы пожалеете.
Зашелестели юбки, мелькнул в дверях чепец, затем тихо захлопнулась дверь. Казалось, однако, что появление служанки не только не ослабило, но, наоборот, усилило чувства миссис Крессвелл.
– Ну, мистер Уинн! Что вы вздрогнули, будто провинились? Можно подумать, что это была не Китти, а ваша развратница Пег.
– Разве я вздрогнул?
– Вы, конечно, думаете, что я что-то против вас замышляю.
– Если честно, то такая мысль пришла мне в голову.
– Ничего подобного, клянусь вам! Я переменила мои намерения после того, как узнала кое-что о намерениях ваших…
"Что узнала? Как?"
– … а также этого мужлана. Я так мало видела в жизни. Вы бедны. Я тоже была бедна. У нас с вами так много общего.
– Что касается вчерашнего вечера, сударыня…