– А потому знаю, что есть у меня глаза и уши, и главное – голова, – неожиданно жёстко ответил Маркел, но тут же, как будто, спохватившись, сменил тон: – Я же говорил, дорогуша, что меня потому сюда и взяли, что нашли во мне дар ясновиденья. Кто прошлогоднее землетрясение в Этрурии предсказал? Маркел. Кто пограничный конфликт между Корраном и Даунди предсказал? Снова он. Только хватит на дядю работать! Я, значит, паши на них, как вол, а они мне только снятие судимости и восстановление в правах! Нет уж – или они меня порвут на части, или я сделаю так, что ко мне не подступишься. Мне-то и надо-то всего – маленький домик у тихого озера, чтоб птички пели и рыба клевала. А вот ты – другое дело. Вижу тебя в порфире царской.
– На кой она мне…
– А вот тут тебя никто не спросит. – Маркел достал из нагрудного кармана носовой платок и шумно высморкался. – Ну, отдышалась что ли?
– Сколько ещё?
– Чего сколько?
– Этажей.
– Половину прошли. – Маркел потянулся к её локотку, чтобы помочь подняться со ступеньки, но она отмахнулась от протянутой руки. Пусть болтает, что угодно, только не лапает…
Подниматься дальше почему-то стало гораздо легче – то ли ступени утратили крутизну, то ли второе дыхание открылось. Теперь уже Маркел останавливался после каждых четырёх пролётов и возобновлял свои словесные испражнения только на остановках.
– Прошлое никуда не делось – оно постоянно рядом с нами, и, не важно, сколько лет прошло или веков, его легко отыщет пытливый взор души, если тело не слишком отягощает её своими недугами и предрассудками. Будущее тоже недалеко убежало от нас, но оно существует лишь в набросках, и лишь когда мы проходим сквозь него, великое полотно, вечно создаваемое Творцом, обретает всё совершенство формы и всю полноту содержания. – Голос его звучал мягко и вкрадчиво. Сила, благородство, мудрость, терпение и светлая печаль, проступавшие в его голосе, были особо убедительны в полумраке, поскольку Маркел выбирал для передышек площадки, где лампочки не горели или их не было вообще.
Старый хрен лез из кожи вон, чтобы произвести впечатление, и это ему даже отчасти удалось. Брехня на брехне, а слушать почему-то приятно. Не возникает даже естественного желания снять туфлю и заехать каблуком по этой мерцающей лысине, похожей на слегка сдувшийся выцветший резиновый мячик. Яна вдруг заметила, что с каждым шагом внутри у неё прибавляется душевного покоя и уверенности в себе. Всё было, как в сказке… Красавица и чудовище. Ну, кто здесь чудовище – это понятно, а вот красавицей быть невыгодно, поскольку красота требует жертв и в конечном итоге сама становится жертвой…
Яночка тряхнула головой, стараясь избавиться от мысли, которая там не могла родиться естественным путём, и тут же наткнулась на спину Маркела, остановившегося после преодоления очередной порции лестничных маршей.
– Отечественная культура уходит корнями в древность настолько глубоко, что докопаться до этих самых корней может только псих или подвижник, что в отдельных случаях одно и то же. Мы в этом копаться не будем. Мы вообще ни в чём не будем копаться, пока завтракать не позовут. И только оценив с помощью обонятельных рецепторов качество предложенной пищи, мы возьмём нож и вилку и начнём копать ими себе могилу. Поскольку лишь такой путь приемлем для человека здравомыслящего, для человека достойного, для настоящего гражданина и прилежного прихожанина. А бурду мы есть не будем, потому что не пахнет она отечественной культурой, а воняет, как отборное дерьмо со слоновьих пастбищ в Шри-Лагаше.
– Дед, ты охренел, что ли? – вежливо спросила Яночка, на всякий случай, спустившись вниз на пару ступенек. – Какие слоны, блин…
– Да, верно… – как будто спохватившись, заметил Маркел. – Слоны не смогут протиснуться в интересующее нас помещение вследствие несовпадения собственных габаритов с размерами дверного проёма. Лучше прикинуться мышками, червячками или блошками. – Он уверенно продолжил движение навстречу заветному складу древних артефактов, источников изначальной Силы, сочащейся сквозь трещины в дряхлеющем монолите мироздания.
У старикана явно съехала крыша – то ли приближение к заветной цели на него так действовало, то ли он раньше только прикидывался нормальным.
Маркел поднимался по лестнице, не оглядываясь и что-то бормоча себе под нос. По крайней мере, теперь можно было особо не мучиться, придумывая отмазку. Если их накроют, можно сказать: ещё в кафе заметила, что старикан не в себе, и решила проявить заботу – проследить, куда он такой попёрся. А охрану не позвала по доброте душевной – не хотела дедушку Маркела подставлять, а вдруг с ним только временное помутнение рассудка, а наутро всё пройдёт. Без навыков качественного вранья выжить в обществе родителей-полудурков, брата-кретина и наставников-сволочей было бы просто невозможно.
– Даже если дом без окон, без дверей, это не значит, что туда невозможно войти, а оттуда невозможно выглянуть. Всё это – предрассудки, которыми власти потчуют доверчивую публику, – продолжал говорить Маркел, спокойно и уверенно. – Для сильных духом, вот как мы с тобой, даже глухая сена не станет непреодолимым препятствием. Пусть противник ощетинивается штыками, роет противотанковые рвы, опутывается колючей проволокой с ног до головы. Ему же хуже. Сила духа не замечает препятствий материального мира, она просто на них плюёт. Если цель желанна, если помыслы чисты, если чувства не утратили свежесть, то и путь, ведущий к заветной цели, светел и прям.
Он остановился перед бронированной дверью и поднял руку, как будто собирался постучаться.
– Что, приплыли? Назад пойдём? – поинтересовалась Яна, испытывая даже некоторое облегчение оттого, что путь закрыт. За время подъёма по тёмным лестничным пролётам в обществе свихнувшегося старикашки у неё даже поубавилось злости на Таню Кныш (стерву, корову, дрянь дебильную).
– На какой зад?! – Маркел усмехнулся и прижал ухо к массивному кодовому замку. – Ты что, милая… Я же отшельник, подвижник, страстотерпец, почти святой. Неужто меня Господь не надоумит, как пройти… – Лицо его приняло выражение глубокой задумчивости, а указательный палец правой руки завис около пронумерованных кнопок. – Раз-два-три-четыре-пять, шёл тушканчик погулять. – Он надавил на пятёрку. – А и Б сидели на столбе… – На девятку он нажал дважды. – Вышел месяц из тумана, треснув водки два стакана. – Большой палец утопил кнопку с единицей, и механизм замка, скрытый за броневой плитой, лязгнул, выдвигая задвижки из пазов. – Вот так, деточка… – Петли даже не скрипнули, а сквозь щель между приоткрытой тяжёлой створкой и стальным косяком, просочился мягкий серебряный свет. – Проходи вперёд, красавица моя, проходи… А то ещё подумаешь, что закроить чего-нибудь хочу. Заходи и бери чего хочешь, а я уж, что останется, тем и перебьюсь.
Он отворил дверь пошире и посторонился, уступая Яне дорогу.
Тёплый серебряный свет звал к себе, манил за собой, раскрывал свои объятия. На мгновение она даже забыла, как сюда попала и зачем пришла. Короткий коридор, погружённый в полумрак, вёл к проёму, занавешенному полупрозрачной портьерой, за которой и мерцало неведомое сияние. Стоило только переступить через порог, сделать не больше дюжины шагов, и рука сама тянется, чтобы откинуть в сторону занавеску, за которой затаилось истинное чудо, вечное могущество, верная возможность накрутить хвост проклятой манекенщице, чтоб на неё каждый день по два подноса падало…
Она оказалась в просторном круглом зале со стенами из голубоватого мрамора, а в центре, в застеклённой витрине, освещённой несколькими шарообразными плафонами, странным образом парящими под куполообразным потолком, разместились те самые чудотворные предметы, о которых ей уже несколько раз рассказывал Маркел. Кстати, где он?
Яна оглянулась, но лишь до её слуха донеслось, как за портьерой лязгнул захлопывающийся замок. Но ей уже было не до Маркела.
Старикана не было ни видно, ни слышно, но это уже не имело никакого значения. Жезл Младигора, тот самый, которым древний антийский воитель, если верить былинам, разверз пучину вод на пути бесчисленного воинства беспощадных аббаров, был весь из серебристого светящегося металла, а крупные зелёные самоцветы, украшавшие его набалдашник, сверкнули изумрудными искрами, как только Яна бросила на них взгляд. Лира Бояна выглядела, как обыкновенные гусли, потемневшие от времени, и лишь струны теплились тем же серебристым свечением. Над Трубкой Хой-Маллая висел раструб вытяжки, которая впитывала в себя серебряный дым, но всё равно в дымных локонах успевали мелькать крыши домов, утопающих в приглушённой зелени теснящихся лиственниц. Свирель Пана…
– Внимание! Тревога, категория "один"! Всем оставаться на своих местах! Любое передвижение рассматривается как сопротивление или попытка к бегству! – Оглушительный голос звучал как будто отовсюду. Яна от неожиданности упала на колени и успела только прижать к ушам ладони, прежде чем под потолком взвыла сирена и за спиной раздался топот сапог.
Она не успела даже почувствовать досаду от того, что ей удалось лишь взглянуть на эти чудесные вещицы. А ведь Маркел говорил, что стоит ей только прикоснуться к любой из них…
– Стоять! Руки за голову!
Да, такие команды лучше выполнять сразу и без промедления.
– Я только посмотреть… – Она оглянулась, пытаясь обнаружить лысого старикашку, но, похоже, Маркел так и не рискнул последовать за ней. "Сила духа не замечает препятствий материального мира…" Скотина! Трус! Дерьмо козлиное…
– Предупреждаю: несанкционированное проникновение на объект высшей категории секретности приравнивается к государственной измене второй степени. Ручки давай. – Молодой поручик, просто красавец, стоял перед ней, держа наготове наручники.
– Я только посмотреть…