– Тогда я не узнаю, что произошло со мной. Кого я родила и кто отец рбенка, – сказала Ольга.
– Зачем тебе знать? – выговорила девочка это со всей злостью, на какую была способна. Из глаз полились слезы, мокрые дорожки обозначились на бледных щеках. – Я не хочу! Ты не послушаешь меня? Я не хочу ничего знать! Я! Надо мной надругались, неужели не понятно? Уходи! Просыпайся! Уходи!
Ольга повернулась и сошла на пару ступеней. Девочка говорит правду. Они обе пережили много боли, это можно понять, но и жить во тьме, обманывая себя и надеясь, что все пройдет без последствий, невозможно. Зло когда-то пришло в их семью. Сейчас оно возвращается. Круг замыкается.
Ольге понадобилось три секунды на размышление. После этого она побежала вверх по лестнице.
– Стой! – закричала девочка. – Ты не знаешь, что там! Стой!
Ее плач разрывал Ольге сердце.
Да это же я сама! Почему я не могу послушать себя?
– Мне надо, извини. Прости, – сказала она, устремляясь к двери. Ребенок отскочил в сторону, заливаясь слезами.
Ольга протянула руку к звонку и посмотрела на девочку.
– Прости. Я войду.
Та бросилась вниз, побежала, перепрыгивая через ступеньку. Вскоре ее дребезжащий голос стих вдалеке. Ольга нажала на кнопку звонка. Знакомая трель, воспроизводимая десятки тысяч раз.
Она подождала и позвонила опять, еле справляясь со своими эмоциями.
Дверь открыл отец, такой же молодой и красивый, как в те времена. В волосах не было седины, а живот, словно у гимнаста, плоский. Отец улыбался, словно только и ждал прихода Ольги.
– Привет, как дела? Входи.
Ольга ступила на коврик перед дверью, и из кухни сразу потянуло жаренной с луком картошкой, свежезаваренным чаем, булочками. Рот затопила слюна, Ольга с трудом ее проглотила. Нахлынули забытые детские эмоции, появилась прежняя легкость, ощущение совсем другого тела, не подвергшегося испытанием времени, девственной плоти, к которой мужчина еще не прикасался. Ольга увидела, что отец внезапно вырос и все предметы стали больше.
Они не увеличились, а я уменьшилась. Сколько мне лет? Скорее всего двенадцать, как той девчонке.
Да это я и есть.
– Тебе, конечно, не надо было приходить, – сказал отец. – Но все равно хорошо, ты молодец.
– Пап, я ничего не понимаю. Дом пустой стоит, вокруг никого, ни души. Куда все делись?
– Здесь только мы.
– Расскажи мне все, – потребовала Ольга.
– Сейчас пообедаем, – сказал отец и закрыл входную дверь. – Пойдем.
– Пап…
Он не дослушал, уходя в комнату, в большую, куда можно было попасть прямо из прихожей. Вторая принадлежала детям, и Ольга увидела, что дверь в нее приоткрыта. В окно льется солнечный свет, у подоконника покачивают ветками клены. В углу на тумбочке работал телевизор, звук был довольно громким – из-за грохота машин снаружи. Ольга вспомнила, что когда она стояла под балконом, квартира казалась покинутой. И ни одного автомобиля на дороге не было.
На кухне возилась мама. Девочка узнала ярко-розовый фартук и волосы, стянутые в пучок на затылке. При взгляде на нее кружилась голова – такой молодой она выглядела. Ольга подумала, что еще немного, и ее психика не выдержит подобных метаморфоз. Федор положил ей руку на плечо, а мать, заметив Ольгу, подошла к ней и поцеловала в щеку.
– Сейчас будем есть. Бледная ты, прямо как смерть. Плохо питаешься?
– Нет, нормально.
– Диетами, поди, себя изводишь?
– Нет, мама.
Из комнаты с воплями выскочил шестилетний Игорь. Он держал в руке пластмассовый самолетик и изображал вой двигателя. Ольга услышала, как сердце пропускает удары. Она не помнила его таким. Вообще не помнила ничего из того, что видит. Игорь подбежал к сестре и стал тыкать ей самолетом в спину.
– Игореша, перестань, – сказал отец.
Ольга поглядела мальчику в глаза, а он показал ей язык. Помахав игрушкой у нее перед носом, Игорь умчался в коридор, потом оттуда выскочил на балкон.
– Папа, расскажи, что здесь было? Что я не помню?
– Не могу. Почему я должен рассказывать? Мы поставили точку, вы с Игорем забыли всю эту мерзость. Пускай тени останутся здесь.
– Нет, – сказала Ольга. – Это может повториться, уже, наверно, повторяется. Как мы можем не знать?
– Тебе только так кажется, Оля. Оно не придет. Комната закрыта навсегда.
– Что? Комната?
Отец нахмурился, потер кожу над верхней губой.
– Я не хочу про это говорить. Все останется здесь – и никогда не вернется.
– Ошибаешься, папа.
– Нет!
– Мама, почему ты молчишь?
Людмила раскладывала по тарелкам дымящуюся картошку и еле слышно напевала. Она даже не посмотрела на дочь.
– Мне сказать нечего, дочик. Мы договорились молчать, значит, нужно держать слово.
– Мне страшно, мама. Я сейчас совсем одна!
– Ты взрослая, выбор за тобой… Если хочешь вспомнить, ты вспомнишь, но мы с отцом не будем тебе помогать. Тебе положить салат?
– Салат?
– Ну. Помидоры, огурчики свежие, масло подсолнечное, лук.
Ольга возмутилась, взорвалась. В физической оболочке девчонки-подростка это было легко.
– Я вас ненавижу! Вы даже меня не слушаете! Я говорю серьезно! Знаете, что со мной случилось?
Федор покачал головой, плотно сжав челюсти.
– Это все вы виноваты!
– Доча, так ты будешь обедать? – спросила мать. Ее глаза были пустыми, Ольга не смогла прочесть в них ничего близкого, родного, они казались отвратительно прозрачны, до самого дна, где нет ни одной мысли.
– Нет! Я не буду! Сами ешьте!
– Не кричи. Комната закрыта, не думай о ней, – сказал отец. Ольга скинула его руку с плеча.
– Оля, подожди, не надо торопиться, – проговорила мать, приближаясь к ней со сковородкой в руке.
– Не подходи!
Ольга прокричала это срывающимся голосом и попятилась. Все нарастающая тревога превратилась в страх. Атмосфера в квартире стала невыносимой, она ложилась на плечи, тянула к полу, стремясь унизить, раздавить. В памяти Ольги словно пронесся ураган. Действительно, все повторялось.
Она ринулась не к выходу, а в свою комнату.
Вот то, что она искала. Еще одна дверь – в противоположной стене. С виду ничем не отличается от любой другой. Фарфоровая ручка, белая краска, кое-где отходящая от времени. Тумбочка перед порогом – весьма жалкое препятствие на пути того, кто живет внутри.
Ольга стояла и завороженно смотрела перед собой. Хорошо были видны длинные гвозди, которыми дверь пришпилили к косяку.
Девочка повернула голову, вспоминая детали обстановки. Две кровати, письменный стол, платяной шкаф, небольшой секретер, коробки с игрушками, часть которых раскидана Игорем по полу. Все нормально. Так и было раньше.
И дверь эта тоже была на месте…
Ольга подошла к самому главному, к последней черте, за которой находятся нужные ей воспоминания, и уже готовилась сделать последний шаг, как вдруг отцовская рука потащила ее назад.
– Я же сказал тебе, что тебе нельзя к этому прикасаться! Уходи!
– Пусти! – закричала Ольга. Она пробовала отбиваться, но отец, конечно, был сильнее. – Я могу умереть!
– Беда произойдет быстрее, если ты подойдешь к ней близко! Теперь уходи! – отец выволок брыкающуюся дочь в прихожую. Ольга укусила его за предплечье, отец зарычал, но не отпустил ее. – Это ради тебя. Ради тебя!
Она зарыдала, изо всех сил вырываясь. Это не помогло. От слез Ольга не видела ничего и пришла в себя только на площадке перед дверью. Отец все-таки выставил ее наружу.
– Я вас ненавижу! – Ольга села на пол и плакала.
В промежности опять появилась боль, Ольга сжалась, потом вскочила и начала колотить в железную дверь и просить родителей о помощи. Ей казалось, невидимая пила медленно рассекает ее пополам, снизу вверх.
Спазмы стала сильнее. Ольга слышала сквозь свои крики во сне звук дверного звонка. Кто-то давил на кнопку, зная, что она дома.
Ольга проснулась, ощущая себя во взрослом теле, тяжелой, неуклюжей, покалеченной. Перевернулась на спину. Тяжело поднималась грудь, голове стало жарко, как случалось во время приливов.
Звонок в дверь принадлежал реальности. Ольга подождала немного, но звонивший не унимался. У Саши есть ключи и нет привычки сигналить так, словно во всем доме пожар. Значит, явился кто-то из соседей. Ольга пожелала им убираться к черту. Или это милиция? Может быть, кто-то нашел труп, и они уже вышли на ее след.
Ольга мигом забыла о боли, вскочила с кровати, заметалась по комнате, не зная куда спрятаться. Бросилась было к шкафу, чтобы укрыться в нем, но налетела босой ногой на ножку кровати. Боль в пальцах отрезвила. Плача, Ольга села на край матраца и стала растирать ушибленное место. Кошмарные ощущения еще не выветрились, в носу все еще был запах жареной картошки с луком, в ушах гремел голос отца.
Наступила долгая пауза, но человек за дверью не уходил. Позвонил снова, вызвав у Ольги громкий протестующий стон.
– Иду. Иду.
Она вытерла слезы и поковыляла к двери. В эту минуту ей было безразлично, кто там.
– Почему долго звоните? Неужели неясно, что я не могу открыть!?
– Это соседка, Зинаида Сергеевна.
– Кто?
– Ну с нижнего этажа.
Ольга могла оставить воду в ванне и затопить нижнюю квартиру. От такой мысли в голове помутилось.
– Что вам?
– Вам пришли квитанции за коммуналку?
– Квитанции?
– Да. У меня в ящике ничего нет, хотя у всех уже есть, так говорят.
И ради этого она встала с постели, испытывая жуткую боль? Ради этого нужно было звонить, словно случилась вселенская катастрофа?