– Прими мои соболезнования по поводу безвременной кончины твоего отца, Шон, – продолжал банкир. – Он был великим человеком, оставившим след в истории, и лично мне будет его очень не хватать. Однако ты уж прости старика, но нынче у меня так много дел, что порой даже присесть некогда. Поэтому мы с тобой почтим память гранд-канцлера, как он того заслуживает, в другой раз. Когда кончится эта вакханалия, и я разгребу накопившийся бардак. А сейчас, если не возражаешь, давай перейдем к цели твоего визита. Кугель доложил мне, что это напрямую связано с разразившимся снаружи хаосом. Что, признаться, для меня новость, и потому я весь внимание.
Мне было нечего скрывать от сира Магнуса. И я поведал ему обо всем без утайки, начиная с того момента, как на наш дворец напали бахоры. Вернее, в рассказе участвовали мы все, включая Псину. А она была сейчас самим воплощением скромности: сидела на краешке кресла, потупив глаза и сложив руки на коленях. И открывала рот лишь тогда, когда Баррелий просил ее подтвердить его слова от лица Вездесущих.
Дабы Псину пропустили вместе с нами, нам с ван Бьером пришлось замолвить за нее словечко. А также заставить ее признаться хозяевам, что она – член Плеяды. Вряд ли ей хотелось идти на такое саморазоблачение. Но Псина понимала, что для нее это – единственная возможность не остаться одной во мраке тоннеля за запертыми воротами. Потому что Вездесущую, которой было что сказать банкиру, он, скорее всего, тоже выслушает. Чего нельзя сказать о безвестной канафирской оборванке, которую и в мирное время не пустили бы на порог вейсарского банка, а нынче подавно.
Пока мы знакомили Штейрхоффа с нашей историей, ключ от моего семейного хранилища лежал перед ним на столе. Но сир Магнус нему даже не притронулся, чем слегка меня озадачил. Я-то полагал, что он тщательно осмотрит эту штуковину, чтобы удостовериться в ее подлинности, но, как оказалось, в его банке были иные правила.
– Возьми свой ключ, Шон, и держи его при себе, пока не настанет пора отпереть нужную дверь, – велел хозяин. – Так уж у нас заведено: если тебе вдруг не удастся открыть хранилище, я не хочу, чтобы ты подумал, будто я подменил ключ. Или что-то с ним сделал, пока он был у меня в руках… А теперь, будь другом, повтори пароль, чтобы я его записал. Мне надо ненадолго отлучиться и сверить его с документами, ведь я же не мог держать его в голове столько лет.
– Бочка переполнена. Сливайте воду, – ответил я. Забытый мною поначалу, вскоре отцовский пароль всплыл у меня в памяти, когда я малость успокоился и привел в порядок мысли. Осталось лишь проверить, не сыграла ли моя память со мной злую шутку. И не придется ли мне снова ее напрягать, если в банковских документах будет написано не это, а нечто иное.
– Благодарю тебя, – кивнул сир Магнус, занося мои слова на пергамент. – А теперь я вынужден ненадолго откланяться, чтобы произвести кое-какие формальности. Вы же пока отдыхайте, пейте, угощайтесь… В общем, ни в чем себе не отказывайте.
И он обвел рукой стол, накрытый слугами во время нашего разговора.
Стол был не слишком богат – явная примета осадного положения. Но после кригарийской дорожной стряпни он показался мне воистину щедрым подарком. Вероятно, я даже обменял бы его на половину отцовского наследства, предложи мне Штейрхофф такую сделку. Но хозяин, к счастью, не стал наживаться на моем голоде и угостил нас совершенно бесплатно.
Вернулся он не один, а в сопровождении двух статных типов средних лет. На них тоже были доспехи и перевязи с мечами, но они походили на вояк не больше, чем сам банкир. Который представил их как своих советников Брехта и Хюбнера. И пояснил, что им тоже будет нелишне послушать, о чем мы здесь говорим.
– Спешу обрадовать тебя, Шон: твой пароль выдержал проверку, – сообщил мне хозяин. – Но прежде чем ты попадешь в хранилище, предлагаю вернуться к нашему разговору. Нужно обсудить кое-какие юридические тонкости, дабы впоследствии у нас не возникло разногласий. Итак, ты просишь меня выступить посредником между тобой и Капитулом Громовержца, который, якобы, стоит за убийством твоего отца и нынешними беспорядками в Кернфорте, так?
– Все верно, сир Магнус, – подтвердил я. – Узнайте, что хотят от меня курсоры, отдайте им это и возьмите с них расписку, что они полностью удовлетворены, и я их больше не интересую.
– Но ни у тебя, ни у твоих друзей нет неопровержимых улик, доказывающих причастность Капитула к этим преступлениям, – заявил Брехт.
Я растерянно заморгал и посмотрел на ван Бьера, поскольку не знал, какие известные нам улики можно считать неопровержимыми, а какие – нет.
– Разумеется, мы не располагаем точными доказательствами, – пришел мне на помощь кригариец. – Было бы чудом, если бы ребенок и странствующий монах наткнулись на улики, когда речь идет о заговоре столь высокого уровня. Но мы выложили перед вами, уважаемые сиры, уйму фактов, чтобы вы убедились: Капитул и впрямь может быть причастен и к той, и к другой резне. Согласен, этого маловато для суда. Но для банкиров, которым часто хватает одних подозрений, чтобы объявить своего клиента нечистоплотным, такие сведения имеют гораздо большую ценность, не так ли?
– Видите ли в чем дело, сир кригариец, – присоединился к беседе Хюбнер. – До сей поры у семьи Штейрхоффов не было конфликтов с заклинателями молний. И нам хочется, чтобы так продолжалось впредь. Но если мы возьмемся за это посредничество, не случится ли так, что мы выставим себя в глазах Капитула союзниками враждебной ему стороны? Ведь его конфликт с гранд-канцлером Дорхейвена доселе нас не касался. Так что и сегодня нам невыгодно рисковать нашим нейтралитетом.
– С чего бы вам стать врагами заклинателей молний? Вам же не придется ни в чем их обвинять. Ни в лоб, ни намеками, – пожал плечами Баррелий. – Ну а насчет нейтралитета – поздно о нем беспокоится. Так уж вышло, что яблоко раздора между Шоном и Капитулом хранится в вашем банке. И теперь вы втянуты в эту историю, хочется вам того или нет… Также, думаю, юный сир Гилберт хочет сказать, что вы получите свой процент за посредничество при любом исходе дела… Верно, Шон?
– Да, конечно, – закивал я. – А как же иначе?
– А какой интерес здесь преследуете лично вы? – осведомился у монаха Штейрхофф. – Кто назначил вас опекуном Шона, правомочным говорить от его имени?
– Вы ошибаетесь: я ему не опекун, – уточнил ван Бьер. – Просто у меня остались невыплаченные обязательства перед его отцом, вот я и приглядываю за парнем по мере сил. А интерес мой вы уже знаете: я хочу добраться до того мерзавца, что командует разорителями Кернфорта, и остановить его. Иной цели у меня нет.
– А какова ваша цель, леди? – обратился банкир к Вездесущей. Она не сообщила ему о подарке, который у меня выпрашивала, потому что сира Магнуса это не касалось. – Шон представил вас, как своего друга, способного пролить свет на хаос, что творится снаружи. И это так – вы действительно снабдили нас любопытной пищей для размышлений. Но что заставило вас прийти сюда вместе с Шоном?
– Гранд-канцлер Гилберт, да обретет он покой в загробном мире, кое-что задолжал Плеяде, – беззастенчиво солгала Псина. – И Шон, будучи человеком чести, пообещал расплатиться с долгами отца, как только получит наследство. С его стороны это был весьма благородный поступок, который Плеяда оценит по достоинству и никогда не забудет…
У меня язык чесался высказать лгунье все, что я думал и о ней, и о Плеяде, но я сдержался. Ладно, пускай брешет. В конце концов, неважно, что она скажет здесь. Важно то, как она поступит, когда я получу на руки мое наследство.
– Но я знаю, о чем вы еще хотели спросить меня, сир Магнус, но не спросили, – продолжала канафирка. – О том, не шантажирую ли я юного сира Гилберта, пытаясь поживиться за счет несчастного сироты. Разумеется, это не так. А даже приди мне в голову подобная идея, я еще не выжила из ума, чтобы вымогать деньги у ребенка, находящегося под защитой кригарийского меча.
Баррелий тоже промолчал, не возразив ей и ничего не добавив к ее словам. Так что отсутствие с нашей стороны возражений должно было стать для хозяев свидетельством того, что Вездесущая говорит правду.
– Что ж, спасибо всем за откровенность, – поблагодарил нас сир Магнус. – А теперь позвольте и мне кое в чем сознаться. Не знаю, насколько трезво вы оцениваете все то, чему стали свидетелями. Но, похоже, что вы искренне в это верите. И потому, даже если вы ошибаетесь, ваши заблуждения вполне простительны. Но есть кое-что, о чем вы не знаете, и что не дает нам сейчас покоя… Объясните им, Брехт, прошу вас.
– Ваше видение ситуации нам понятно, – подхватил Брехт. – Но вы упустили одну деталь. Причем немаловажную. Если курсоры тоже претендуют на это наследство, то почему они не попросили нас, чтобы мы уведомили вас, когда вы сюда доберетесь, что Капитул желает с вами встретиться и обсудить данный вопрос? После того, как Илиандр узнал, что Шон жив и сбежал из города, курсорам следовало бы отправить нам такую депешу. А мы ее не получали. Ни от Илиандра, ни от кого-то еще. Капитул мог бы сделать нас посредником также, как хотите сделать вы. Вот только он нас не использует. Почему? Ведь это самый простой и логичный способ связаться с Шоном, когда он объявится в Кернфорте. Но вместо этого курсоры зачем-то устраивают беспорядки, хотя знают – до нашего хранилища им не добраться.
– Вероятно, в отличие от вас, они уверены в совершенно обратном, – усмехнулся ван Бьер. – Но вы задали правильный вопрос. Хотя и не шибко сложный. Заклинатели молний не стали связываться с вами, потому что задались целью уничтожить не только семью Гилбертов, но и ваш банк. А почему – это вы мне скажите. Какие такие страшные тайны доверил вам отец Шона, что теперь Капитулу проще убить вас всех, чем взять с вас клятву о неразглашении этих тайн?