– Мы идем оба, – неожиданно вступился за Псину Баррелий. Причем неожиданно не только для меня, но и для нее, о чем свидетельствовали ее недоуменно вскинутые брови. Почему я был против ее компании, она могла понять. Но то, что кригариец вдруг настоял на ее присутствии, такого она не ожидала.
– Как вам угодно, – не стал спорить посыльный. – Но я вас предупредил, и дальше тоннеля ваши друзья не пройдут.
– Это мы еще поглядим, – заметил ван Бьер. – Если Шон знает секретное слово для входа в банк, я тоже могу сказать сиру Штейрхоффу нечто такое, что ему понравиться, и он пригласит меня к себе на кружечку вина.
И кригариец, вынув меч из ножен, перерубил веревку, на которой Кугель был подвешен к потолку…
Глава 23
Сами мы, конечно, никогда бы не проникли в секретный тоннель Штейрхоффа, даже найди мы тот без посторонней помощи. В подвале, куда Псина стаскала пять мертвых тел (по всей видимости, хозяина, хозяйку, двух их малолетних сыновей и бабушку – горбатую старуху), пол был вымощен огромными каменными плитами. Под одной из них и скрывался тоннельный вход. На что не намекало абсолютно ничего. Его закрывала такая же плита, как и остальные, а сверху они были засыпаны прелой соломой.
Весила плита изрядно, так что мы не смогли бы даже приподнять ее, не то, что сдвинуть с места. Впрочем, прикасаться к ней и не потребовалось. В углу подвального помещения была развешена на деревянных костылях всяческая утварь. Подойдя к ней, Кугель снял с одного костыля рваный лошадиный хомут, затем взялся за сам костыль и вытянул его из стены. И не только его. Вместе с ним из отверстия вытянулась тонкая веревка, за которую посыльный сначала дернул один раз, а потом, спустя некоторое время, взялся делать это раз за разом.
Снаружи в подвал не проникали никакие звуки. И когда до нас вдруг долетели едва слышные – словно доносящиеся из-под земли, – удары колокола, даже я догадался, что они имеют отношение к Кугелю и его веревке. Точнее говоря, колокол и звонил под землей, на другом конце тоннеля. А раскачивающий его звонарь находился с нами в одной комнате.
Звонил он не простым набатом, а по определенной системе: то выдерживал паузы, то начинал бить в колокол часто-часто. И прекратил это лишь тогда, когда нужная плита сначала немного опустилась вниз, а потом заехала под соседнюю, открыв нам лаз размерами три на три шага. А пока мы всматривались в темноту внизу, Кугель вернул на место веревку с костылем и снова повесил на него хомут, припрятав сигнальный механизм до следующего использования.
Вход в тоннель был невелик. Зато сам он оказался довольно просторным и обложенным камнем. Кугель взял стоящий под лестницей масляный светильник и зажег его от факела, что мы принесли с собой. После чего в тоннеле стало заметно светлее, хотя соваться туда мне все равно было боязно. Особенно после того, как плита над нами, вновь придя в движение, улеглась на прежнее место и отрезала нам путь к отступлению.
Того, кто ее двигал, мы не увидели – ее механизмами управляли с противоположного конца тоннеля. Я посмотрел на потолок, но не обнаружил протянутых под ним тросов. Наверное, они были упрятаны в особые каналы за каменной кладкой. Зато я обнаружил кое-что другое: наполняющий тоннель запах. Странный и довольно неприятный.
Это был не обычный для таких мест, запах сырости и плесени. Помимо них здесь воняло еще кое-чем. А именно – зверинцем! В точности такие же ароматы витали под трибунами амфитеатра Дорхейвена. Там, где находились клетки с дикими зверьми, привезенными для убоя на гладиаторской арене; впрочем, от клеток с гладиаторами разило немногим лучше.
– Откуда это так несет? – спросил я, поводив носом по воздуху.
– Закопай меня Гном! – выругался Баррелий. И выхватил меч так резко, что я вздрогнул и попятился. – Мне хорошо знакома эта вонь! Ты куда нас завел, Кугель, а?!
Когда в руке у Вездесущей появилась кривая канафирская сабля, я даже не заметил. Она извлекла клинок из-под плаща еще стремительнее, чем кригариец обнажил свой.
– Успокойтесь, прошу вас! – Наш проводник выскочил вперед и, разведя руки в стороны, преградил нам путь. Странно, зачем он это сделал – ван Бьер и Псина схватились за оружие, намереваясь защищаться, а не атаковать. – Не надо волноваться! Я забыл вас предупредить: в туннеле, мы используем особую систему охраны. Или, правильнее сказать, особых охранников. Сейчас они надежно заперты в своих клетках, но если бы вы сломали плиту и вторглись сюда с недобрыми намерениями, вам пришлось бы несладко.
– Вы используете для охраны громорбов?! – В голосе Баррелия прозвучали одновременно и удивление, и злоба. – Но ведь это… не вполне законно, насколько я в курсе.
Упомянув про громорбов, монах отнюдь не добавил мне храбрости. Напротив, отбил все желание идти дальше, пусть даже Кугель заверял, что у него все под контролем.
В отличие от демонов, иной нечисти, а также мерзейшего Гнома, громорбы принадлежали к тем его прислужникам, чье существование было полностью доказано. Когда стряслась самая ужасная катастрофа нынешнего века, и один из крупнейших городов юга Азурит почти наполовину ушел под землю, из возникших в нем провалов повылезало немало громорбов и других тварей. Тех, которых прежде видели редко, так как они обитали в глубоких пещерах, коими изрезаны недра чуть ли не всей Промонтории. И которые хоть и не выносили дневной свет, все равно изгнали из Азурита и окрестностей всех жителей, устраивая им еженощный террор.
Изловить громорбов живьем было сложно. Днями они отсиживались под землей, а ночами имели перед охотниками-людьми преимущество, превосходно ориентируясь в кромешной тьме. Вдобавок они были человекообразны, разумны и умели пользоваться примитивным оружием вроде камней и дубин. А учитывая, что рост взрослого громорба составлял пять-шесть человеческих шагов, и весил он, как пара верблюдов, можно себе представить, сколь огромными дубинами они размахивали и какой величины камни швыряли.
Для гладиаторских боев пойманных громорбов не использовали. В отличие от рабов-гладиаторов, это был слишком редкий и дорогостоящий товар, чтобы умерщвлять его на арене. Зато в бродячих цирках и зверинцах этих закованных в цепи и посаженых в клетки, безволосых исполинов показывали в полутемных шатрах, и они привлекали к себе толпы зрителей. Года три назад я видел такую тварь на дорхейвенской ярмарке, поэтому уже имел представление, как они выглядят. И все же грядущая встреча сразу с несколькими громорбами наводила на меня страх. Вырвись хотя бы один из них из клетки, он шутя размажет меня и остальных по полу, стенам и потолку, наплевав на то, кто из нас ребенок, а кто – кригариец.
– Идите строго по центру прохода, – предупредил Кугель. – К клеткам не подходите. Помните: у громорбов длинные руки, которыми они в мгновение ока порвут вас напополам.
Да уж мог бы не напоминать! По причине юного возраста я ненавидел следовать правилам, которые диктовали мне взрослые. Только это был явно не тот случай. И потому я шагал по прочерченной через центр коридора, белой полосе с опаской начинающего канатоходца, боящегося совершить даже одно неловкое движение.
Тоннель стерегли четыре громорба. Их камеры представляли собой тесные ниши: две в одной стене коридора и три в другой; одна, видимо, предназначалась для временного заточения в ней чудовища, в чьей камере проводилась уборка. Решетки на нишах были из железных брусьев толщиной с человеческую руку. И хоть этого хватало, чтобы обезопасить людей от монстров, я пришел в еще больший ужас, когда обнаружил, что многие брусья отмечены следами чудовищных ударов и заметно погнуты.
Наше появление тоже вызвало у узников оживленный интерес. Из камер послышались возня и сопение, и когда мы поравнялись с ними, к решеткам уже приникли четыре гигантские уродливые рожи. На мое счастье громорбы прикрывали свои глазищи ладонями и взирали на нас сквозь пальцы, так как их слепил свет факела и фонаря. Поэтому я не видел нацеленных на нас, свирепых взоров. Но все равно старался не поворачивать головы и таращился в спину идущей впереди меня Псины.
А гномье отродье не только разглядывало нас, но еще и взялось между собой разговаривать. Видимо, обсуждало людишек, которые нечасто сюда заглядывали, да еще такими странными компаниями. Язык громорбов состоял из утробных рыкающих звуков, и, похоже, в нем было не шибко много слов. Однако по интонации можно было понять, что узники рады поглазеть на что-то новенькое. И теперь им будет что обсудить в ближайшее время, поскольку с новостями дела здесь обстояли плоховато.
Но кое-что было для них и хорошо – от отсутствия солнечного света они точно не страдали.
Баррелий завершал нашу короткую процессию. И когда он внезапно остановился, я заметил это не сразу. А когда заметил, он успел отстать шагов на десять. И теперь стоял напротив клетки одного из громорбов и…
…Да неужто пытался с ним заговорить?
– Баррелий, что ты делаешь? – удивленно воскликнул я.
– Вы в своем уме, сир?! Не смейте дразнить это чудовище! Немедленно прекратите! – чуть не задохнулся от волнения Кугель, оглянувшись вслед за мной. А вот Вездесущую странный поступок монаха ничуть не удивил. Резким жестом велев мне и проводнику заткнуться, она тоже остановилась и стала молча наблюдать за тем, что вытворял чокнутый кригариец.