- Ну и дура! Видела бы ты сейчас свою рожу! Я не знал, что ты такая тупая дура!
Повернувшись к друзьям, Илья заорал:
- Э! Завязывайте! Я не хочу, чтобы он сдох!
Подошел к Инне. Грубо схватил за руку. Девушка вскрикнула. Совершила жалкую попытку вырваться.
- Пусти, мне больно! Скотина!
- Мы еще с тобой дома поговорим, - Илья задыхался. - Готовься.
- Попробуй тронь! - дрожащим голосом выпалила Инна. - Я тебя ментам заложу!
Илья ехидно улыбнулся.
- Да? А на ком подозрение висит? А?
- Подонок!
Илья наклонился к ней.
- Именно, радость моя. Только пикни - я пойду к ментам, поцелую их в зад и скажу, что ты говорила мне о том, что хочешь убить дядю. Нет, это слишком скучно. Я скажу, что сам видел, как ты резала дядю на кусочки!
Инна с бессильной ненавистью смотрела на любимого. Слезы текли по ее щекам.
Илья повернулся к дружкам.
- Сваливаем! Хорош здесь мудиться!
Инна стояла на заднем дворе. Холодный ветер продувал ее до костей. За забором исходили злобой голодные псы.
Девушка взглянула на обезображенное тело у стены, рядом с мусорными контейнерами.
Она не боялась крови. В школе часто дралась с соперницами, и с удовольствием наблюдала драки мальчиков, когда с оглушительным треском ломаются кости носа, рук, ребер, а выбитые зубы усыпают асфальт окровавленными жемчужинами.
Но то, что произошло здесь, было не дракой, а жестоким избиением.
Инна встала на колени рядом с Павлом. Протянула к нему руку, тут же отдернула. Можно ли его трогать? Она не знала.
Все-таки девушка перевернула его на спину, испачкавшись кровью. Лицо Павла было залито алым, но, кажется, не сильно пострадало. Хотя губы походили на кровавые лепестки.
Павел застонал, дернув головой.
- Держись, кретин, - процедила Инна. - Сам виноват.
Она заперлась в туалете, смыла кровь, привела себя в порядок. Подошла к охраннику, сказала, что на заднем дворе лежит избитый. После чего смылась - ей нельзя светиться в этой истории.
Точилин и Быстров стояли у небольшого стола в лаборатории. На столе лежал конверт, который некто передал через сержанта лично в руки Точилину.
Присутствовал эксперт. Происходящее снимали на камеру.
- Все готово? - спросил Точилин.
- Да, - пробормотал Быстров. Остальные закивали.
Точилин натянул резиновые перчатки, взял конверт, вскрыл тонкой пилочкой. Заглянул внутрь. Лицо медленно вытянулось.
- Что там, Саша? - спросил Быстров.
Точилин достал из конверта что-то. Сжал в кулаке. Повернувшись к остальным, со странным выражением лица вытянул руку. Разжал кулак.
Быстров охнул. К горлу подкатила тошнота.
- Твою дивизию, - сказал он.
Но, подойдя ближе и сощурившись, понял, что глаза на ладони у следователя - не настоящие. Пластмассовые.
Но очень похожи на настоящие глаза Вадима Нестерова - большие, круглые, с синей радужной оболочкой.
Капитан смотрел на глаза. Глаза с немного удивленным выражением смотрели на капитана.
Рядом встал эксперт Толя. Сложил на груди руки.
- Точила, - сказал он, брюзгливо морщась. - Ты меня ради этого позвал?
Точилин не ответил, хмуро разглядывая два выпуклых шарика.
- У меня и так работы выше крыши, - продолжал Толя. - Кроме твоего Нестерова, на мне еще десять трупов висит. Начальство душит. Телефон обрывают. Со всех отделений звонят. Всем нужны результаты, все, как дети малые, требуют: "Давай, давай, давай…" Дай-подай! Хоть бы одна сволочь бутылку поставила.
- Извини, Толя, - рассеянно ответил Точилин, оглядываясь в поисках сосуда, в который можно положить глаза. - Дело важное, сам понимаешь.
- … А Толя на части разрывайся. Вы думаете, я резиновый? Да мне, может…
- Ну хватит! - неожиданно услышал Быстров свой раздраженный голос. - Не ной. Можно подумать, мы ерундой занимаемся. Нам тоже нет никакой радости все время зависеть от вас. Лебезить перед тобой и твоими дружками. Хватит, попили нашей кровушки!
Он шагнул к Точилину, не замечая обиженного взгляда Толи.
- Ну что, Саша? Какие соображения? Что это может значить?
Точилин наконец нашел взглядом стеклянный сосуд на столике в углу, возле умывальника. Сосуд предназначался для мочи, слюны, крови и спермы, но еще ни разу не использовался.
- Послание, - сказал он, хватая сосуд (игнорируя при этом возмущенные возгласы эксперта). Наклонил над сосудом ладонь. Пластмассовые шарики с забавным стуком упали на дно. - "Вы слепы", что-то в этом роде.
Следователь поставил сосуд на середину стола.
Сложив на груди руки, смотрел на него. На лбу Точилина пролегла складка. Продолжающего возмущаться Толю он не слушал.
Быстров почувствовал восхищенную зависть к Точилину, который мог назначать экспертизу. И назначал ее всегда, плюя на загруженность криминалистов работой, имея полное право не лебезить перед ними. Тогда как Быстров и другие опера были в полной их власти. И эксперты этой властью пользовались, заставляя платить дань в виде шоколадок, конфет, спиртного, позволяли себе орать на сотрудников. Особенно бабы этим отличались.
Толя, наконец, замолк, осознав, что Точилин его уже давно не слушает.
Следователь поднял глаза.
- Что с тем пареньком?
- С каким?
- С дежурным. Которому убийца конверт передал.
- В больнице. Ничего не помнит.
Точилин нахмурился. Лицо и вся его поза выражали напряженную работу мысли.
- Ну что, господа? - кашлянул Толя. - Я надеюсь, все? Можно заняться настоящими делами?
Точилин подошел к нему, на ходу стягивая перчатки. Положил ладонь эксперту на плечо.
- Толя, - веселым тоном сказал он. - Звони в морг.
- Чего? Точила, ты совсем охренел?
- Звони, - с улыбкой сказал Точилин. Глаза его жестко блестели.
- Не буду я звонить! Надоело ради тебя людей беспокоить. Ты один в целом свете, что ли?
- Толя, - Точилин похлопал эксперта по плечу. - Не забуду.
- Знаю я, как ты "не забудешь"! - сказал Толя, тем не менее, поднимая трубку телефона. - Умотаешь в свой Новгород, и поминай, как звали!
Его помощник, отключив камеру, спросил:
- Я свободен? Можно сворачиваться?
Точилин повернулся к нему.
- Нет. Поедешь с нами. И фотоаппарат захвати.
В морге сонный, раздраженный паталогоанатом откинул простыню.
Быстров выругался.
Мертвый, уже начавший разлагаться Нестеров смотрел в потолок черными ямами глазниц, в которых застыло выражение ужаса.
- Где глаза?! - заорал Точилин.
- Где-где, - сказал паталогоанатом. - В Караганде. Ну че, закрывать?
Точилин подскочил к Быстрову.
- Вова, ты снимки с места преступления видел?
- Копии, - ответил Быстров. - Они же у тебя должны быть. Тебе не передавали?
- Нет. Они остались у Стеклова.
- Ты ему не звонил?
- Я не могу до него дозвониться. Он в отпуске. Материалы вовремя не подготовил. Ты скажи, на фотографии глаза у Нестерова были на месте?
- Да я не помню… Да, были. Точно, были.
- Э, - подал голос помощник эксперта. - Мне-то че делать?
- Снимай его, - Точилин указал на труп. - Со всех ракурсов.
Пожав плечами, молодой человек снял с шеи фотоаппарат. Начал настраивать объектив.
Точилин позвонил Инне. Через час она приехала - всклокоченная, ошеломленная.
- Что такое, господа? - спросила она, входя в мертвецкую. Поморщилась. - О, как мило!
Точилин взял ее за руку, отвел к стальной постели, на которой лежало, накрытое простыней, тело дяди.
Снова отогнули простыню. Инна побледнела, отпрянула.
- Видите? - сказал Точилин.
Инна потрясенно кивнула.
- Что вы можете сказать по этому поводу? - спросил Быстров. - Как вы это объясните?
Инна, переводя взгляд с одного на другого, покачала головой.
- Я не знаю, - сказала она.
Глава 11. Разлученные смертью
Артем поднимался по лестнице на четвертый этаж, наслаждаясь ощущением легкости в каждом члене своего сильного, крупного тела.
Восемь часов он с напарником развешивал на крючьях свиные туши, а потом заворачивал их в целлофановые мантии, но чувствовал себя бодрым и свежим. Наверное, все дело в обволакивающим утробу цеха запахе сырого мяса. Да и тяжелый дух крови пьянит.
К тому же мысли об Оле снимали всякую усталость.
Они поженились четыре месяца назад, и до сих пор Артем не имел повода жаловаться. Стерва она, конечно, порядочная. Работает воспитательницей в детском саду, и каждый вечер выливает на голову любимого мужа свою злобу. Все дети у нее тормоза, а родители - "самые настоящие уроды". Но тело у нее отличное.
На лестничной клетке третьего этажа Артему пришлось отвлечься от своих радостных мыслей, поскольку он оказался в полной темноте. Лампочка разбита. И на четвертом этаже тоже. Матерясь, он нащупал перила и начал медленно подниматься по ступенькам.