- Знаешь, Питер, а я читал твое личное дело. Да-да, читал. Их хранят в темной пещере под приютом, но однажды я проник туда и прочел их все. Знаешь, почему ты хромой, Питер?
- Нет… - прохрипел Питер. - Пожалуйста… - Он упал на колени и обхватил ноги Ваала, но тот быстро шагнул назад, и Питер ткнулся лицом в пол и тоненько заскулил, ожидая свиста плети.
- Тебе этого так и не объяснили, да? - прошептал Ваал. - Тогда вспомни, Питер… вспомни… вспомни.
- Нет… не надо…
- Надо. Вспомни. Ведь тебя вообще не хотели, верно, Питер? И твой отец - твой пьяный старик - поднял тебя… припоминаешь?
- Нет… - Питер зажал уши и приник к полу. Перед его глазами возник злобно ухмыляющийся человек с налитыми кровью глазами. Человек этот подхватил его и, отчаянно, зло выругавшись, швырнул в однообразно-белое пространство, которое можно было бы принять за снежный покров, если бы не трещины. А потом падение, вниз, вниз, обжигающая, нестерпимая боль в бедре и красное пятно на белизне.
- Нет! - выкрикнул он, вновь чувствуя, как сломанные кости безжалостно рвут младенческую плоть, и зарыдал, не поднимаясь с пола, плотно зажимая уши, но зная, что одним этим боль не унять. - Этого… этого не было… не было, - всхлипывал он несчастным голосом. - Не бы…
Ваал взял мальчика рукой за лицо и так сжал, что оно побелело, а из глаз Питера исчезла всякая надежда.
- Было, - сказал он. - Раз я говорю было, значит, было. Теперь ты мой. В моих руках и твое прошлое, и твое будущее.
Питер сжался в комок и беззвучно плакал.
Красное пламя в глазах Ваала медленно погасло, и в них вновь вернулась кромешная чернота бездонной пропасти. Он разжал пальцы и погладил мальчугана, как гладят собаку, сперва угостив ее хлыстом.
- Питер, можешь забыть обо всех своих бедах. Теперь все хорошо. Здесь им тебя не достать.
Мальчик обхватил ноги Ваала.
- Не достать? Правда? - лепетал он распухшими губами.
- Нет. Призраки ушли. Покуда ты мой, им не добраться до тебя.
- Я твой… твой, твой…
- Питер, - мягко проговорил Ваал, - сестра Мириам ничего не должна знать. Никто не должен, кроме нас. Если они узнают, они постараются убить нас. Понимаешь?
- Да.
- А если сестра Мириам… если кто-нибудь станет расспрашивать обо мне, молчи. Ты должен молчать. Я хочу, чтобы ты держался подальше от сестры Мириам. Вообще не говори с ней, даже если она заговорит с тобой. Она злая, Питер. Она может вернуть призраков.
Мальчуган у его ног напрягся.
- Нет!
- Не бойся, - успокоил Ваал. - Все в порядке. Вставай.
Питер поднялся. Ноги его дрожали, на подбородке повисла готовая капнуть слезинка. Он вдруг вскинул голову и посмотрел куда-то за плечо Ваала. Сам Ваал точно окаменел. Позади них кто-то стоял; кто- то уже несколько минут наблюдал за ними.
Ваал обернулся и встретился взглядом с сестрой Розамундой. Она стояла в дверях, безвольно опустив руки, на лице застыло вопросительное выражение. Он был слишком занят Питером, чтобы заметить ее раньше.
- Джеффри, - сказала она, - ты не пришел ужинать, и я поднялась узнать, не случилось ли чего. - Ее голос едва заметно дрожал, а в глазах просвечивала неуверенность.
- Питер… споткнулся и ушибся, - ответил Ваал. Он поднес руку к подбородку мальчика, поймал в ладонь упавшую слезинку и предъявил ее, круглую, блестящую, сестре Розамунде. - Он плакал. Видите?
- Да, - ответила она. - Вижу. Питер, с тобой все в порядке? Тебе больно?
- Все нормально, - ответил Питер, вытирая лицо рукавом. - Я обо что-то споткнулся.
Она подошла ближе, под круглые плафоны, чтобы получше разглядеть мальчиков.
- Питер, ты этак останешься без ужина. Ступай вниз, поешь.
- Да, мэм, - послушно отозвался он и, в последний раз оглянувшись на Ваала, прошел мимо сестры Розамунды. Они услышали, как он спускается по лестнице.
- Я тоже опаздываю на ужин, - заметил Ваал. - Пойду-ка я.
- Нет, - поспешно возразила она.
Он взглянул ей в лицо и прищурился:
- А разве вы не за этим пришли? Вы же пришли позвать меня на ужин?
- Да, я пришла сюда именно за этим. Но я видела вас с Питером и знаю, что он не падал.
- А я говорю, он упал.
- Я стояла здесь и все видела, Джеффри.
- Тогда, возможно, - прошептал Ваал так тихо, что ей пришлось напрячь слух, - вы плохо видите.
Сестра Розамунда вдруг поняла, что ее дыхание участилось. Внезапно ей показалось, что в комнате холодно, хотя окно было закрыто. Ах да, окно. То самое, которое она видела снизу. Она протерла заслезившиеся глаза; щипало так, словно она промыла их рассолом.
- Глаза…
- Похоже, у вас что-то с глазами, сестра, - заметил Ваал. - Но, конечно, ваш разлюбезный Иисус убережет свою служанку от слепоты?
Боль усиливалась. Сестра Розамунда охнула и прижала ладони к глазам, а когда отняла руки, то увидела все как в тумане, смутно, расплывчато, словно окружающее отражалось в кривых зеркалах. На месте головы мальчика ярко светился белый шар, похожий на плафоны, висящие под потолком. Сестра заморгала, и с ресниц закапала влага. Что-то попало мне в глаза, подумала она. Наверное, пыль. Я промою их водой, и все придет в норму. Но эта боль…
- У меня что-то с глазами, - снова сказала она и смутилась: ее голос, отразившийся от стен, дрожал.
Она вытянула руки, чтобы ощупью пробраться между кроватями к двери. Однако Ваал вдруг крепко взял ее за запястье. Он не собирался отпускать ее.
Сестра Розамунда разглядела сквозь мутные слезы, что мальчик шагнул вперед. Он легонько провел пальцами по ее векам, и сестра ощутила странный жар, который, проникая под череп, собирался где-то в области затылка.
- Не нужно бояться, - сказал мальчик. - Пока не нужно.
Сестра Розамунда моргнула.
Она стояла на углу улицы. Нет, это была автобусная остановка. Город вокруг нее был пропитан синевой ранних сумерек. Грязный снег, собранный в сугробы вдоль тротуаров и в переулках, искрился, отражая бесчисленные огни, кричащий неон, мигающий ослепительно-белый свет фонарей. Вместо черной рясы на сестре Розамунде было длинное темное пальто и темные перчатки. Что у нее под пальто, она тоже знала: темно- синее платье с полосатым поясом. Его подарок ко дню рождения.
Рядом, дыша на озябшие руки, стоял Кристофер. Его глаза, обычно такие беспечные и веселые, были холодны, как пронизывающий февральский ветер, который налетал из глубины улицы. Кристофер сказал:
- Другого времени сказать мне об этом ты не нашла. Господи, как же все это невовремя!
- Прости, Крис, - сказала она и тут же мысленно отругала себя: слишком уж часто она просила прощения. Она устала объяснять свое решение. Последние несколько дней были заполнены бесконечными слезливыми междугородними разговорами - звонили родители из Хартфорда. И вот теперь этот человек, с которым у нее тянулся бесконечный роман, причем периоды влюбленности чередовались с периодами охлаждения, снова допытывался причин.
- Я надеялась, ты поймешь, - сказала она. - Я действительно думала, что ты меня поймешь.
- Это потому, что ты чувствуешь себя никчемной, да? Да? Неужели рядом со мной ты чувствуешь себя ни на что не способной, никому не нужной? Дело в этом?
- Нет, - ответила она и мысленно поморщилась. Да, и поэтому тоже. Ее влекло к нему главным образом физически. Душу же, осознала Розамунда со временем, эта любовь не затрагивала. Что называется, ни уму, ни сердцу. - Приняв обет, я получу возможность заниматься тем, к чему чувствую призвание. Мы с тобой уже обсуждали это, Крис. Ты же знаешь.
- Да, обсуждали. Обсуждали. Но теперь ты действительно связалась с ними и собираешься осуществить свои планы. Черт возьми, да это все равно что сунуть голову в петлю!
- В петлю? Я думаю иначе. Для меня это новая перспектива.
Кристофер покачал головой и пнул слежавшийся снег.
- Ну да, конечно. Перспектива. Послушай, ты что, хочешь состариться в женском монастыре? Хочешь от всего отказаться? Отказаться от… нас?
Розамунда обернулась и взглянула ему в лицо. Боже, подумала она, да он это вполне серьезно!
- Я решила, - твердо ответила она, - что право распоряжаться моей жизнью принадлежит мне и только мне.
- Право загубить ее, - уточнил Кристофер.
- Я приму обет, поскольку верю, что тогда смогу хоть что-нибудь хоть для кого-нибудь сделать. Я думала достаточно долго. Это правильный выбор.
Кристофер стоял и смотрел на нее так, словно ждал, что она вдруг засмеется и подтолкнет его локтем в бок, давая понять, что все это розыгрыш. Он пробормотал:
- Не понимаю. От чего ты бежишь?
Она посмотрела в конец улицы. Ее автобус, разбрызгивая колесами грязь, уже повернул за угол и должен был вот-вот подойти.
- Я ни от чего не бегу, Крис. Я стремлюсь хоть к чему-то прийти.
- Не понимаю, - вновь повторил он, потирая шею. - Впервые вижу человека, которому захотелось уйти в монастырь.
Автобус сбавил ход, подъезжая к остановке. Захрустел под колесами наст. Деньги на билет Розамунда приготовила давно и крепко сжимала их в кулаке. Кристофер стоял, понурясь. Со стороны казалось, что он сосредоточенно наблюдает за тем, как слякоть затейливыми ручейками исчезает в решетке слива. Мелочь в руке у Розамунды звякнула.
Кристофер вдруг поднял голову.
- Я женюсь на тебе. Ты этого хочешь? Нет, серьезно. Я не шучу. Я женюсь на тебе.
Автобус затормозил у остановки. Двери с шипением открылись, водитель выжидательно поглядел на Розамунду.
Она поднялась в автобус.
- Я женюсь на тебе, - повторил Кристофер. - Я позвоню тебе сегодня вечером, Рози. Ладно? Покумекаем вместе. Договорились?