* * *
- Ну-с, - осведомилась она, бросаясь в кресло и кладя ноги на пуфик, - и что же, интересно знать, вы мне такого шьете?
- Это… э-э-э… в каком смысле "шью"? - переспросил Семен.
- "В смысле, в смысле", - передразнила его девушка и, взяв с трюмо, напялила на голову свой дурацкий парик с гребнем сине-белой расцветки. - Че, по фени не ботаешь, начальник? В смысле, что вы мне ин-кри-ми-ни-ру-е-те? Опять не понял? Ну, спрашиваю, чего ты ко мне привязался? Я же вижу, как ты день-деньской только и знаешь, что вокруг дома нашего ошиваешься, все следишь, да караулишь, мне, можно сказать, проходу не даешь, что не так что ли?
- Это вам показалось, - чуть слышно обронил Семен.
- Ну да, показалось, - фыркнула она. - А че позавчера вы на меня телегу накатили? Что уже, россиянину в родной стране уже и прокатиться нельзя?
К этому времени Семен уже слегка пришел в себя и официальным тоном заявил:
- Вы, гражданка Бузыкина, катались в половине третьего ночи по густо населенному району с превышением дозволенной скорости…
- Так все равно ведь движения никако…
- На мотоцикле со снятым глушителем, - закончил, как припечатал ее сержант.
- А я тебе уже сто раз объясняла, что у меня спортивный "харлей", а на них глушителей вообще не ставят, чтобы мощности не снижать и мотора не портить! - воскликнула Саша. - И вообще, все столичные рокеры так гоняют - и им хоть бы хны. Вон, про них даже по телевизору говорили, в Москве для них специальные клубы есть, а ментуру и управу так прямо и обязали специальным правительственным постановлением "уделять неформальной молодежи самое пристальное внимание". Вот! А вы, мягко говоря, не уделяете внимания проблемам неформалов.
- Уделяем, - заверил ее Семен. - Только мы их не неформалами зовем, а передурками.
- А это еще почему? - с вызовом спросила Сашенька.
- А потому что все их проблемы сводятся к трем "пере": передраться, перепиться и, извиняюсь, переспать.
- Да уж… - вздохнула девушка. - Оно и видно, дя-рёв-ня! - последнее слово она произнесла с невыразимым презрением, как выплюнула из себя.
- А вы, значит, Европа? - уточнил сержант.
- По крайней мере уж не Расея-матушка.
Покачав головой, Семен присел рядом с ней на пуфик.
- Странное дело получается, - вздохнул он. - В одном мы с тобой городе росли, в одной школе учились, у одних учителей, а они нас с тобой, выходит, совершенно разными вырастили и разным вещам обучили…
- А я тебе что-то не помню.
- Ты в седьмой поступила, а я в тот год десятый кончил, - сказал Семен и уточнил. - Я к Дмитрию Вениаминовичу на факультатив приходил, там тебя и приметил.
- К Витаминычу? - изумилась она. - Ну, дела! И ты у него учился?
- Ну да, я у него в отличниках ходил.
- И как, поступил куда-нибудь?
- На очное срезался, а с вечернего - загребли в армию.
- А я поступила, хоть и сдала на все тройки. Да и сейчас учусь. Только я в академическом отпуске.
- Хорошо же тебя столица обучила.
- А ты думал… - она с довольным видом потянулась, как кошечка на солнцепеке. - Мы ж сейчас не по книжкам учимся. Книжки, оказывается, все брехня. Мы теперь историю изучаем эм-пирическим путем.
- Это как?
- А вот, например, - заявила она без тени смущения, - знаешь, что мы установили на факультативе?
- Ну.
- Что мы - страна-экспериментатор. И что мы экспериментируем над собственным населением уже почти тысячу лет. Сначала экспериментальным путем попробовали передать власть варягам. Когда у них ничего путевого не получилось, ввели христианство. Затем весь народ превратили в рабов. Потом перебили всех бояр. Потом испробовали на себе гражданскую войну, потом ввели европейские манеры и еще больше перебили народу. Затем заменили самодержавие самодурием. И все время при этом воровали, воровали, воровали. А когда уже стало нечего воровать, снова ввели НЭП, чтобы люди немного обросли жирком и с них снова можно было бы драть три шкурки.
Вначале, услышав этот экскурс в историю страны, Семен растерялся, захлопал глазами, как ребенок, которого неожиданно больно и жестко обидели, потом поднялся и, одернув китель, сказал, побагровев:
- И чего же это вы, интересно знать, имеете против нашего государства?
- Я? Против? - Сашенька всплеснула руками. - Да ей-же-ей, ровным счетом ничего! Это вы в нем в дерьме копаетесь, с хлеба на соль перебиваетесь, а нам тут - полная благодать. Мне, маменьке моей, папуле - всем, кто умеет самодурить. И чем мы дурнее - тем сильнее. Понял, студент?
- Ну и стерва же вы, Александра Петровна, ну и… - и не найдя более крепких слов, Семен махнул рукой и, достав повестку, положил ее на трюмо. - Сегодня ровно в 15:30 предписываю вам явиться в отделение для дачи показаний.
- Сам ты дурак! - закричала вдруг Сашенька, вскакивая на ноги. - Олух! Тупица недоделанный! И никуда я не пойду! Здесь сиднем сидеть буду! И шагу за порог не ступлю. Ты что, не понимаешь, что вокруг тебя творится? Ты знаешь, откуда я тогда мчалась как угорелая? Мимо кладбища я проезжала, а там могилы разрытые и мертвецы бродят со свечками. И со всех сторон они ко мне руки стали тянуть. До самого города гнались за мной. Я как тебя увидела, молиться на тебя была готова, а ты, балбес, на меня начал протокол составлять. А вчерашней ночи мало тебе было? Мало, да?
- А ведь ты меня вчера спасла, - негромко произнес сержант.
- Да где уж там - спасла… - она махнула рукой. - Мне просто… Просто все это до такой степени диким показалось… Двадцать первый век за порогом, люди на Луну летают, детишек в колбах делают, а тут вдруг какие-то пугала из бабкиных сказок. Ну, меня смех и разобрал…
- Так ты в них не поверила?
- Нет, конечно.
- Не поверила и победила… - задумчиво произнес Бессчастный. - А другие поверили - и проиграли. Даже я поверил. А знаешь, Саша, - он поднял на нее просветленный взор, - ведь старик тот вроде бы не врал.
- Какой старик? - спросила девушка.
Семен собирался ответить, но в это время дверь будуара отворилась, и на пороге возник глава Бузыкинской семьи в сопровождении майора Колоярова и нескольких парней из местных "бандюков", которые состояли у него на официальной службе в качестве "секьюрити". Несмотря на жаркий день, Петр Федорович был в шубе, весь закутанный шарфами и жениными шалями: так что внешне весьма смахивал на древнюю юродивую бабушку Пелагею, ту самую, что день-деньской сидела на паперти букашинской церкви, беспрестанно восклицая: "Господи поми… вя-вя-вя… и духа!" Правой рукой Бузыкин придерживал на шее платок из козьего пуха, прославившего город Оренбург, левой рукой он, ни слова не говоря, ткнул в направлении Семена. Колояров кивнул "секьюрити". Эти крепкие парни, имевшие ранее каждый по десятку приводов в милицию за наркоту и художества на танцплощадке, с удовольствием заломили Семену руки за спиной и потащили к выходу. На пороге молодой человек бросил прощальный взгляд на девушку. И тут в ней будто что-то пробудилось. Взвизгнув, она бросилась к охранникам и, наградив одного из них звонкой пощечиной, закричала:
- Вы не имеете права! На каком основании? Без ордера! Без санкции прокурора… Вы что тут, все с ума посходили? Он же один-единственный из вас что-то понял, на что-то осмелился, а вы его за это… Как вам не совестно?
Решительно оттащив ее в сторону, Бузыкин скомандовал:
- Исполняйте, майор!
Однако конвоиры не тронулись с места. Колояров и его подчиненные во все глаза смотрели на шею Бузыкина, обнажившуюся во время борьбы. Шарфы и шали слетели с нее, открыв взорам посторонних накрепко приделанный новенький Железный крест со свастикой и дубовыми листьями на черной муаровой ленточке, которую не брали ни ножницы, ни напильники.