Познавшая на своей шкуре всю тяжесть мужского гнева (чай, душить её пытались не в первый раз) Яританна понятливо кинулась в сторону, откатилась под забор, тихо шизея от собственных рефлексов и ловкости, и попыталась оперативно скрыться кустами. Алеандр, столь ценными рефлексами не обладающая, сразу же попала в болевой захват и была бы непременно придушена особо жестоким способом, если б не валяющаяся под рукой подпорка для котелка. Оказывается, один меткий удар в живот этой корявиной способен качественно изменить диспозицию сил, а скрючившийся, грубо матерящийся человек не может удерживать уступающего ему в силе противника.
- Виль, Вилька, - попыталась она погладить по голове сжавшегося баранкой паренька, но прикасаться к подозрительно загустевшей субстанции было противно и страшно, - прости. Мы же не нарочно! Это Танка, наверное, что-то в ингредиентах перепутала или переварила. Ты не стесняйся, описывай симптомы, я тебе сейчас антидот сварганю! Я такой рецепт универсального антидота знаю!
Снежев ничего не отвечал, лишь слегка хрипел от избытка чувств и шарил рукой в пространстве, в поисках топора или той самой треноги. Ярость его была очевидна, но из-за боли в солнечном сплетении пока не направленна. Под руки попадались лишь пучки сена, чугунок и ложка, и если первое им проигнорировалось, то вторым и третьим юноша не преминул запустить в обидчицу из-за плеча. От чугунка ловкая боевая травница лихо увернулась, успев даже прикрикнуть на неадекватного пациента, правду завершение отповеди прервала прилетевшая на звук ложка. Девушка обиженно всхлипнула, схватившись за ушибленную щёку, и только собралась возмутиться ложкоприкладству по отношению к слабому полу, как Виль начал поворачиваться. В глазах, точнее в одном, что сейчас был свободен от слизи, полыхали отсветы Подмирного пекла; лицо воспалилось, покрывшись рыхлыми бороздами уменьшающейся отёчности; из глубокой ссадины на лбу сочилась кровь, смешиваясь с составом сетью багряных разводов; оскал стал удивительно открытым и дружелюбным до кончиков клыков, ноздри предвкушающее трепетали, как у бешенного мустанга. Девушка невольно попятилась, а потом и вовсе, заорав не своим голосом, попыталась убежать, когда получившийся монстр слишком проворно для своего состояния выбросил вбок руку, вцепившись разбитыми пальцами в чудом уцелевший край ардака.
- Прибью тварь! - зарычал монстр и ещё больше ощерился.
Алеандр снова взвизгнула, попыталась высвободить подол, опять взвизгнула, пока болезный пытался подняться, рванула на груди шнуровку такой неудобной в боевых действиях одёжи, заорала: "Спасите, убивают!" и со всей возможной прытью перемахнула через забор, распугав хозяйских кур и соседских любителей дармовых развлечений. Её крики, под аккомпанемент яростных мужских воплей на тему убийства и насилия раздавались то в одном, то в другом "луче" посёлка, благо быстро бегать прыгать и преодолевать препятствия добытчица ингредиентов умела. Вор, как оказалось тоже, хоть из-за недавнего ожога и отставал на поворотах.
Гвалт их забег создавал знатный, щедро сдабривая человеческие вопли воплями перепуганной скотины, треском ломающихся досок и хлюпаньем луж и отстойных канав. Яританна, слыша такую какофонию и, в красках представляя происходящее, испуганно тряслась и, наплевав на чистоплюйство и брезгливость, жалась к таким тонким, но сплошным дверям своего укрытия. Укрытие не впечатляло. Даже с большими с уступками, даже с закрытыми глазами. Глаза тут вообще были не определяющим моментом, поскольку сельский сортир, в принципе, не был местом особенно интересным для наблюдения. Одиноко стоящая в конце небольшого огородика будка, накрывалась от дождя куском третьесортной дранки, снятой, видимо, со сгнившего сарая. Стены снаружи украшали поросли молодого мха, изнутри - абстрактные рисунки на тему нехватки лопухов и избытка свободного времени. Пол-дырка широкого функционального назначения, кроме своей исключительной загаженности (у двух поколений селян определённо был патологический понос) напрягал подозрительным покачиванием и мерзким скрипом. Зато наблюдать из этого сооружения оказалось не в пример лучше, так как огромная щель над дверью давала не только доступ к свежему воздуху, но и служила незаменимым источником информации о происходящем загоне.
Неожиданно хлипкая дверь вздрогнула и, не поддавшись, затряслась с оттенком паники и ужаса. Девушка отчаянно вцепилась в корявую, основательно изгвазданную ручку.
- Никого нет дома! - взвизгнула она дрожащим от паники голосом. - То есть… э-э-э занято?
- Открой немедля! - зашипели снаружи охрипшим, но вполне узнаваемым голосом травницы.
- Ага, чтоб он меня нашёл? - зашипела в ответ духовник.
- Не дури! Он меня возле курятника потерял, когда я через окошко сиганула! Быстро впускай или и тебя сдам.
Яританна немного приоткрыла дверь, и Валент буквально угрём проскользнула внутрь вызвав из половых досок новую какофонию угрожающих скрипов.
Танка попыталась поудобнее раскорячиться в отведённом пространстве так, чтобы не касаться щекой грязной стены, не провалиться в дыру и не вывалиться при этом в едва закрывшуюся дверь. Алеандр пыхтела где-то в районе подмышки, не переставая барахтаться и пихаться локтями. За время забега серьёзно пострадали её самомнение и внешний вид, но общее амбре убежища с лихвой покрывало ароматы отстойника, свалки и навоза.
- Тише ты! - цыкнула на неё духовник. - Выдашь ещё. Вот же разошёлся…
- Это ещё ничего, - не без скрытой гордости похвасталась Эл, отчаянно упираясь ногой в противоположную стенку и судорожно сжимая дверную ручку. - Помнится, меня раз Стасий полчаса по поместью гонял, когда я перечный отбеливатель на его трусах испытывала и прополоскать забыла. Эх, как он орал, как орал! Он же, дурак, сначала одел, а потом уже об отбеливателе догадался. А этот только минут десясь-пятнадцать лютует. Скоро успокаиваться начнёт.
- Твои слова да Триликому в уши…
* * *
Штаб номер шесть погрузился в сумерки.
Точнее он погрузился в состояние лёгкой тревожной истерии и организаторского недомогания, давящих на психику посильнее Мглистых туч и Тройственной песни с небес. Все знали, что что-то не так, притом настолько не так, что об этом знали все. Кто не знал, тот догадывался и, томясь в сомнениях и домыслах, был особенно страшен. Кто не догадывался или к будоражащему всех вопросу был просто равнодушен, чувствовал нагнетающуюся атмосферу и паниковал за компанию. По коридорам передвигались с исключительно хмурыми, слегка задумчивыми и практически скорбящими лицами, для создания торжественно-мрачноватой атмосферы, лишь изредка позволяя себе разброс до саркастически изогнутых ухмылок или сонной апатии. В кулуарах, превращённых из комнат для слуг, стоял настороженный, полу придушенный шепоток, что ядом растекался по умам и сердцам людей, плодя неуверенность и озлобленность. В курилках, спальных отсеках, подвале, тренировочных площадках и столовом блоке витал он тем удушливым смогом, что всё окрашивает в собственные цвета, щедро вытягивая звуки и краски. Особым изяществом считалось поднять острую тему за чашкой чая в гостиной или ввернуть её в совершенно посторонний разговор так, чтобы всё казалось естественным. Что фразы, что мысли, что идеи при этом были исключительно однотипными, словно одобренными "сверху", но это никак не влияло на частоту их повторения. Потому так ценились свежие уши не поспевших загрубеть и окислиться товарищей, что фраз заучить не успели, а потому возмущались и сочувствовали вполне натурально и естественно.