- Брусилов, - подсказал Черчилль. - Отчасти. Дело в том, что незадолго до сражения у Ютланда русский император предложил объединить Гранд Флит со своим Балтийским флотом на время проведения операции. С такой мощной эскадрой мы навсегда бы избавились от бошей на море. А добавьте сюда Луцкий прорыв русских, и Германия с Австрией уже не поднялись бы с колен. Но сэр Китченер, упокой Господи его душу, самонадеянно отговорил его величество. После нашей неоднозначной победы в Северном море король отправил фельдмаршала исправлять ошибку. Хвала Создателю, что случайная немецкая мина избавила нас еще от одной, на мой взгляд, намного большей ошибки. Русский медведь способен восхищаться только силой, и нет ничего, к чему бы он питал меньше уважения, чем к военной слабости. К этому лету Россия, которая почти полтора года воевала практически безоружной, сумела выставить в поле - организовать, вооружить, снабдить, - Черчилль поднял руку и многозначительно потряс сигарой, - шестьдесят армейских корпусов вместо тридцати пяти, с которыми она начала войну. Шутка ли? Приняв предложение императора Николая, Британия имела бы возможность в начале этого месяца закончить войну, а теперь русские могут сделать это и без нас!
- В самом деле? - опешил Уинсли. Остаться единственным серьезным соперником для Германии в этой войне было бы страшным, сокрушительным ударом для Британии. Даже без учета ирландских партизан-бомбистов.
- Именно так, сэр! - Черчилль возбужденно вскочил с кресла и снова наполнил опустевший стакан. - Об этом я и хотел с вами поговорить.
Уинсли подался вперед, воплощая собой эталон внимательности.
- Пять дней назад русский император подписал декрет о реквизиции иноземцев. Луцкий прорыв дался дорого - теперь на фронт мобилизуют даже жителей Степного края и Туркестана, - медленно начал Черчилль. - Среди мусульман зреет бунт. Русские парламентарии в замешательстве. В то же время в Ставке царя уже во весь голос говорят о том, что удобнее момента принудить Германию к перемирию может больше не представиться. Русские госпитали переполнены ранеными, но и Брусилов изрядно потрепал бошей.
- И каковы прогнозы? - Уинсли смаковал информацию.
- Я всегда говорил, что война слишком серьезное дело, чтобы доверять ее одним генералам. - Черчилль вернулся в кресло и раскурил потухшую сигару. - Это не наша забота. Меня волнует другое. - Он пристально посмотрел в глаза Артуру. - Вы слышали о Распутине?
Сэр Уинсли, не задумываясь, кивнул. Григорий Распутин давно заинтересовал Орден. Уж слишком волшебным и стремительным был взлет этого неотесанного мужика из сибирского схимника прямо в милейшие друзья царской семьи.
- Говорят, император благоволит к Распутину, а императрица его обожает.
- Так вот, этот бесноватый старец, - процедил Черчилль, сжимая в зубах сигару, - призывает Россию к перемирию с кайзером! А недообрусевшая немка уже вовсю поет под его дудку!
- Откуда у вас такие сведения? - Уинсли сделал глоток давно остывшего чая.
- Все от того же капитана К., - самодовольно усмехнулся Черчилль.
Директор Интеллидженс Сервис остался верен своему патрону даже после его отставки. Уинсли подумал, что, наверное, не стоит сегодня отказывать бывшему первому лорду Адмиралтейства, что бы он ни попросил. Зачастую весьма полезно иметь в должниках человека, которому главный королевский шпион вываливает подноготную Старого и Нового Света.
- Ну, в таком случае - это вопрос времени. Рано или поздно царь не устоит перед их натиском. И я все еще теряюсь в догадках о цели вашего визита, сэр Уинстон. - Артур одарил гостя улыбкой, которой позавидовал бы и чеширский кот.
- Вчера я ознакомился с аналитической запиской секретной службы. Единственный доступный нам способ сдержать этот натиск, - Черчилль сдвинул брови и засунул очередной окурок в пепельницу, - устранить Распутина.
- Вы всерьез полагаете, - борясь с негодованием, сэр Уинсли понизил тон, - что меня может заинтересовать убийство? Вы слишком много общаетесь с наемниками, мой дорогой Уинстон.
- Видите ли, в чем тут дело, сэр Уинсли. - Черчилль старательно подбирал слова. - Я обратился к вам, поскольку имеются основания полагать, что Распутин является обладателем предмета, возможно, даже нескольких. Кроме того, есть мнение, что без особых способностей у исполнителей эта операция не сможет пройти без пристального внимания России к британскому следу. Нам нужна, скажем так, консультация специалистов Ложи Хранителей.
Слышать название Ордена, принятое в обиходе лишь у посвященных внутреннего круга Ложи, от выскочки-полукровки было удивительно и неприятно. Сэр Уинсли тут же прикинул, какая из фигурок может помочь определить излишне разговорчивого члена капитула. Идеально подошел бы Лис, но сгодились бы и Свинья с Петухом.
- Без привлечения ее знаний и, - Черчилль пожевал губу, - ее технических возможностей выполнение этой миссии будет весьма и весьма затруднительно.
- И о каких конкретно предметах идет речь?
- Сложно сказать, - развел руками Черчилль, - но одно я могу сказать наверняка: после завершения операции все они будут переданы вашему Ордену. Насколько мне известно, это обычная плата?
- В таком случае вам должно быть также известно, что я не уполномочен принимать такие решения в одиночку. - Артур отставил в сторону чашку.
- Разумеется. - Черчилль залпом допил виски. - Сэр Уинсли, не сочтите за излишнюю настойчивость, но я прошу известить меня о решении Ложи незамедлительно.
- Непременно. - Уинсли вынул из кармана жилета часы и щелкнул крышкой. Стрелки уже перевалили за полдень. - Не желаете отобедать, сэр Уинстон? Сегодня у нас подают прекрасного тушеного ягненка.
- Ну что вы, что вы, - замахал руками Черчилль, - не смею злоупотреблять вашим гостеприимством! Я и так потратил времени больше, чем планировал.
Обменявшись еще парой-тройкой положенных фраз, джентльмены простились.
Уже на пороге Уинсли спросил:
- Скажите, сэр Уинстон, а могла ли потопить "Хемпшир" магнитная мина?
- Резонный вопрос, сэр, - улыбнулся Черчилль, натягивая перчатки и принимая у Хоупа трость. - Но, смею вас заверить, мне об этом ничего не известно.
Глядя, как за черным "Роллс-ройсом" закрываются чугунные ворота, Уинсли внимательно прислушивался к ощущениям. Терзавшее последние недели чувство грядущей беды отступило. Вместо него Артура переполнял охотничий азарт.
- Питер, отмени-ка цирюльника и вели собирать мой багаж, - громко скомандовал он. - Я еду в Мортлейк!
Глава вторая. Револьверы из прошлого
Российская империя, Петроград, июль 1916 года
Александр Федорович Керенский и предположить не мог, что дело примет такой необычный оборот.
В конце июня император издал декрет о мобилизации на прифронтовые работы туземцев Туркестана. Неясно, о чем думал государь, чьи советы он слушал и слушал ли вообще, но Государственная дума получила новый повод для пересудов. Керенскому же указ о реквизиции инородцев позволил эффектно вернуться на парламентские подмостки.
Удаленная в Финляндии почка и семимесячный курс реабилитации заставили его ненадолго сойти с думской сцены. Но как соблюдать прописанный врачами режим, когда самодержец допустил такую промашку? Забирать с полей магометан в разгар уборки урожая, да еще и объявить об этом до окончания рамадана! Как можно пребывать в койке, когда судьба сама отдает в руки такую возможность еще раз громко заявить о себе? Ему ли, искренне считающему Туркестан своей второй малой родиной, оставаться в стороне? Александр Федорович был еще слаб, но голос его звенел под сводами Таврического дворца, призывая власти одуматься.
Совет министров обсуждать Высочайшее повеление не решился, возложив все хлопоты на недавно назначенного на пост военного министра генерала Шуваева. А тот о хлопке и чувствах верующих заботиться не стал. В душе Дмитрий Савельевич еще оставался генералом от инфантерии и главным полевым интендантом. Сказано - не хватает рук для рытья окопов, значит, будем неукоснительно изыскивать. А в случае возникновения беспорядков таковые должны быть подавлены. И точка.
Беспорядки не заставили себя долго ждать. В начале июля столичные газеты вскользь упомянули о волнениях в Ферганской долине и даже Ташкенте.
Не на шутку обеспокоенный новостями, Александр отбил телеграмму брату. Поддавшись интуиции, велел отправить ее не на дом, а доставить товарищу прокурора Ташкентской судебной палаты Федору Федоровичу Керенскому на службу. Просил ответить как можно скорее и обстоятельнее, а еще лучше - позвонить ему на квартиру.
В день окончания магометанской уразы, семнадцатого июля, в Туркестанском военном округе было объявлено военное положение. Керенский нервничал. Федя все не звонил.
Двадцать второго июля случилось сразу два события. Туркестанским генерал-губернатором, командующим войсками Туркестанского военного округа и войсковым атаманом Семиреченского казачьего войска был назначен бывший военный министр Алексей Николаевич Куропаткин. А Керенский наконец получил долгожданное письмо от младшего брата.
В первых строках Федя просил за него и Ниночку не беспокоиться и извинялся, что не смог позвонить. "Мятежники (слово нехорошо резануло Керенского) попортили телефонную линию, а в нынешней суете на ее починку нет ни людей, ни времени…"
Исписанные знакомым почерком листы подтверждали: происшествия в хлопковом поясе, скромно названные в "Русском инвалиде" "волнениями", по словам брата, были настоящим бунтом. Письмо изобиловало подробностями, известными товарищу прокурора по долгу службы: