Я драл ее, отжавшись на вытянутых руках, кулаки ушли глубоко в почву, а я смотрел на Кэролайн. Она была уже не в этом мире, ушла в глубь себя. В глубину. В мир чувств, куда не проникнет реальный мир.
Тонкими руками Кэролайн схватила себя за груди и сдавливала их так, как я никогда бы не решился. Соски стали темнее крови.
Лицо ее было невероятно сосредоточено, глаза крепко зажмурены. Губы сжались так, что сморщились.
– Ой, ой, ой, ой!
– Тебе больно?
– Нет.
– Господи, как ты красива!
– И ты красив.
– Ты держишь меня сильнее, чем рукой.
– Ах-ха, не выпущу!
– О Господи...
– Сильнее, давай... ой-ой-ой-ой!
Будто вся ее душа была сжата в крошечный шарик у нее внутри и теперь ширилась, заполняя тело. Глаза Кэролайн открылись, они смотрели прямо в мои. И были почти отрешенными.
Из этих глаз в мои ударила молния. Я почувствовал, что бьюсь в судороге.
– О Господи... о-о-о!
– Рик... А-а-а!
Я кончил в вихре огня. Как будто душа взорвалась внутри. Как будто я распался на пылающие осколки, как разлетается шрапнель.
Кэролайн билась подо мной в судорогах оргазма, сотрясалась с ног до головы. Ее лицо, горло и грудь пылали ярко, как у малиновки.
– Ох ты! – выдохнул я, скатываясь набок. – Вот это и значит чувствовать себя богом? Невероятно... я будто все могу. Я бессмертен. Черт, я... бормочу черт-те что. Я чушь несу.
– Это не чушь, милый. Ты открыл для себя настоящий секс.
– Ты моя учительница.
– А ты мой гениальный ученик. – Она поцеловала меня. – Мой обтруханный мальчик из Йоркшира, полный секса.
Все еще гладя мое лицо, она наклонилась надо мной и стала слизывать шоколад у меня с груди.
Я лежал на спине, играя ее волосами. Я думал о Лондоне. Я думал о том, как мы будем туда лететь. Там теперь опасно. Интересно, что мы там увидим.
Я думал, что Кэролайн хотела мне сказать, а потом передумала, узнав, что я улетаю. Это всего, на месяц. Двадцать восемь коротких дней.
"Лондон – опасное место", – все время повторял Говард. Но туда нам надо.
Кэролайн поцеловала меня в губы. А я думал, увижу ли ее снова.
52
– Ты застряла?
– Нет.
– Там наверху опасно.
– Ничего страшного.
– Ты не боишься?
– Нет.
– Я бы на твоем месте испугался.
– Тогда ты маменькин сынок.
– Рик! – крикнула Кейт. – Ветка ломается!
– Ли, не становись на... черт... ох ты!
Я поймал девочку в тот же момент, как ветка треснула.
– Ой, черт, блин! – простонал я.
– Куда тебя стукнуло? – сочувственно спросила Кейт.
– Гм... по фамильным драгоценностям.
Она хихикнула:
– Образное выражение. До меня не сразу дошло.
– Зато до меня дошло. Попало прямо по...
– Тише, Рик! Здесь дети.
Смеркалось. Я лежал на спине. Кейт смотрела на меня, посмеиваясь. Я поймал Ли, когда она падала с дерева, потерял равновесие и плюхнулся на спину. Костлявая попка девочки попала мне прямо по... по одной из самых чувствительных частей тела. Очень чувствительной после нескольких часов с Кэролайн.
– А где мои очки? – тревожно спросила Ли.
– Вроде бы с ними ничего, – улыбнулась Кейт. – Мне кажется, их не нужно протирать.
– А по-моему, нужно, – серьезно возразила Ли. – Мама говорила, что они всегда должны быть чистыми. Она встала. Я испустил вздох облегчения. Кейт усмехнулась:
– Увечий нет?
– Вроде нет.
Я почувствовал, что краснею. Кейт усмехнулась шире.
Я встал и начал отряхивать спину от листвы.
– Дай-ка я, – сказала Кейт. Я снова покраснел. У нее были такие приятные руки, но я ощутил какое-то дурацкое и очень сильное чувство вины. Все было совершенно невинно, но я будто обманывал Кэролайн.
– Ли, зачем ты туда полезла? – спросила Кейт, отряхивая мою спину от травы. – Тебе плохо было в спальнике?
– Да.
– Но по деревьям лазить опасно.
– Особенно когда уже темнеет.
– Там безопаснее. Кейт глянула на меня.
– Безопаснее?
– Да.
– И в ту ночь, когда пошел газ, ты тоже полезла на дерево?
– Нет.
Она снова надела очки, сложила тряпочку и убрала ее в футляр.
– Нет? – спросил я мягко. – Ты поднялась на холм?
– Нет. – У нее снова стали огромные глаза, увеличенные стеклами. – Это они сделали. Они, наверное, знали, что пойдет газ.
– Ли, ты хочешь сказать, что тебя кто-то увел, пока мама и все остальные спали?
– Да, – ответила она будничным тоном. – Они так всегда делают. И в ту ночь, когда мама вместе со всеми умерла под деревьями.
Меня вдруг осенило.
– И ты сегодня полезла на дерево, чтобы они не забрали тебя из палатки?
– Да.
Кейт недоуменно посмотрела на меня, потом снова на Ли.
– А кто тебя увел из лагеря?
– Как кто? Те люди. – Ребенок говорил так, будто объяснял очевидное. – Они приходят ночью. Они меня уносят из палатки. – Она подняла глаза, огромные за стеклами очков. – Серые люди.
53
Мы шли в набег за яблоками, поскольку... как говорит эта дурацкая пословица?
ЛУЧШИЕ ПЛАНЫ МЫШЕЙ И ЛЮДЕЙ...
Мне это всегда казалось идиотизмом. Если уж мыши строят планы, то наверняка насчет погрызть сыру и не попасться соседской кошке. Но опять-таки мы сейчас действовали на уровне мышей. Наши планы вертелись вокруг добыть побольше еды и не попасться людоедам, которые нас употребят не задумываясь.
Но наши планы уже трещали по швам. Пару дней назад я был готов лететь в Лондон, где Говард нашел нетронутый продуктовый склад. Но у нашего единственного самолета – четырехместной "сессны" – было свое мнение. Электрика у него коротила, и стоило Говарду врубить мотор, как тут же вылетели все предохранители, заполняя кабину мерзкой горелой вонью. Так что мы сели на мель, пока не будет проверен каждый сантиметр проводки в поисках замыкания.
И потому мы сидели под деревом на краю пастбища в шести часах хода от Фаунтен-Мур. Это был конкретный план: совершить набег за яблоками в сад, который мы нашли летом. Теперь, когда плоды созрели, мы методично убирали урожай во всех найденных ранее садах. План был прост: прийти в сад. Набить рюкзаки и портпледы яблоками. Вернуться в Фаунтен-Мур.
Яблоки – вещь хорошая.
Клетчатка. Витамин "це". Натуральные сахара.
Только к Рождеству от вида яблок будет уже с души воротить.
Красные осенние листья шелестели на холодном ветру. Слева от меня сидела Кэролайн. Она хорошо выглядела даже в альпинистском анораке, который был ей велик на три размера. Ей на волосы слетел лист; на волосы, ставшие пушистыми за четыре месяца от мытья в горных ручьях. Она сняла лист, улыбнулась мне радостно. Ей было приятно, что путешествие в Лондон откладывается.
Справа сидел Дин Скилтон. У него были темные очки на лице и бандана вокруг головы. Он чистил одну из своих любимых "беретт", протирая ее длинными ласкающими движениями, и говорил о чем-то, что услышал по радио. В эфире из англоязычных станций осталась только одна.
– Этот тип говорил, что Земля постоянно проходит через такие возмущения – вулканы, землетрясения, ледниковые периоды.
– Да, но о таком я не слышала, – сказала Кэролайн, обхватывая руками колени. – Горячие периоды?
– Это бывает чаще, чем ты думаешь. Вероятно, вулканическая активность сгубила динозавров.
– Да, но сейчас вулканы – не главная проблема. Сама земля разогревается.
– Если подумать, – сказал я, – то земля – это большая капля расплавленного камня и железа, окруженная тоненькой оболочкой холодного твердого камня.
– Брр! – вздрогнула Кэролайн. – И ты думаешь, что эта катастрофа только и ждала момента?
– В конце концов, глубже двенадцати километров никто старушку не бурил. – Я похлопал ладонью по земле. – Дальше стальные долота плавятся.
– Всего двенадцать километров?
– Я ж так и сказал. Мы ходим, относительно говоря, по очень тоненькой корочке твердой земли.
– И она все тоньше, – тихо сказала Кэролайн.
– И она все тоньше, – согласился я и стиснул ей руку. Я хотел ободрить ее, но сам не чувствовал особой бодрости. Дин, продолжая полировать пистолет, сказал:
– Где-то восемь миллионов лет назад высохло Средиземное море. Гибралтарский пролив закупорился и море испарилось. И знаете что?
– Давай, удивляй, – мрачно ответил я.
– Когда Атлантика наконец прорвалась, получился самый большой водопад за много миллионов лет. Этот тип говорил, что вода рванулась с такой силой, что ее слышно было по всей Западной Европе и Северной Африке.
Кэролайн встала и потянулась.
– Когда они уже хоть что-нибудь хорошее скажут?
– Когда Ад замерзнет, – бесстрастно ответил Дин.
Я засмеялся, но без всякого веселья:
– Хоть какая-то надежда.
Кэролайн вдруг принюхалась:
– Чем это пахнет?
– Похоже на "Макдональдс" на этой дороге, – сказал Стивен, засмеявшись тоже невесело. – Кому биг-мак с чипсами? Я угощаю.
– Хотелось бы, – с чувством произнес я. – Раз ты платишь, я еще и пару яблочных пирогов уговорю.
– Они всегда были такими горячими, что есть невозможно. Помнишь?
– Ага. Я в детстве всегда себе губы обжигал, потому что не мог дождаться.
– А молочный коктейль? Всегда был такой густой, что не втянешь через соломинку.
– А ты никогда не пробовал действовать соломинкой как ложкой?
Наш с Дином разговор неожиданно зазвучал так, будто мы вспоминали умершего друга. Наверное, так и было. Мне даже показалось, что в глазах у старины Дина блеснула слеза.