Дикие крики раздались снизу. Это кричали Сиан и Кевин! Он резко повернулся, и луч фонаря скользнул вниз. От ужаса Климптон чуть не рухнул вниз. Если бы это произошло, он свалился бы прямо на них. Потому что весь подвал был забит толстыми, покрытыми шерстью телами, будто устлан сплошным живым черным ковром.
Они извивались, перепрыгивали друг через друга, принюхивались, двигали длинными острыми носами из стороны в сторону. Их желтые глаза сверкали в темноте множеством алчных огней. Чудовищная, зловещая масса копошащихся крыс. Таких огромных, каких он никогда в жизни не видел и даже представить себе не мог. Настоящие чудовища!
- Не-е-ет! - закричал он в отчаянии, услышав душераздирающие крики жены и сына.
Перегнувшись через перила, он увидел, как крысы одна за другой исчезают в туннеле, ведущем в убежище.
Климптон бросился вниз, перепрыгивая через ступени, и оказался в самой гуще копошащейся крысиной массы. Спотыкаясь, падая на колени, он размахивал фонарем, пробираясь к входу в убежище. Свет фонаря отпугивал крыс: они разбегались в стороны. Стараясь устоять, он бил их ногами, кричал на них, кидал в них старые вещи, которые попадались под руку. Не обращая внимание на острые зубы, впившиеся в икры ног, он дотянулся до матраца, закрывавшего вход в убежище, и изо всех сил потянул его на себя. Дверь широко распахнулась, и он тут же понял бессмысленность своих усилий.
То, что он увидел в свете фонаря, было диким, безумным, невыносимым кошмаром: черная куча дерущихся крыс, вырывающих друг у друга куски чего-то бело-красно-розового... Он понял - это все, что осталось от его семьи. По полу растекалась красная лужа. Это была их кровь.
Что-то навалилось на него сзади, но он не чувствовал острых как бритва зубов, вонзившихся в его тело, рвущих на куски его плоть. Он не чувствовал, как жадные челюсти пьют его кровь. Ничего этого он не чувствовал. В нем только билась последним всплеском жизни боль его сына, жены, матери. Потеряв сознание, он упал в это жидкое липкое месиво, чтобы навсегда остаться с ними.
А дверь под лестницей все еще содрогалась от ударов Кэсси. Удары становились все чаще и сильнее, словно подстегиваемые визгом, криком и воплями, доносившимися снизу. Когда эти звуки смолкли и снизу лишь раздавалось жадное чавканье челюстей и хруст, собака затихла, и можно было уловить ее еле слышное жалобное повизгивание.
Глава 8
- Как он себя чувствует? - спросила Кэт, как только доктор Рейнольдс появилась в дверях лазарета.
Клер был погружена в свои мысли и, казалось, не сразу поняла обращенный к ней вопрос. Она выглядела очень усталой и озабоченной. Тем не менее, прислонившись к двери и привычным жестом засунув руки в карманы халата, она слабо улыбнулась.
- Не волнуйтесь. Он выкарабкается.
Кэт подумала, как же должно быть тяжело этой женщине: ведь она отвечает за них за всех и старается помочь каждому.
- Калвер получил совсем небольшую дозу. Полагаю, что это никак не отразится на его здоровье.
Клер вынула из кармана пачку сигарет и протянула Кэт.
- Я что-то не заметила, вы курите?
Кэт отрицательно покачала головой.
- Весьма похвально, - сказала доктор Рейнольдс, сделав глубокую затяжку.
Было совершенно очевидно, что курение доставляет ей большое наслаждение. Она даже прикрыла глаза от удовольствия. Кэт заметила, что, несмотря на усталость, нервозность и даже резкость, доктор Рейнольдс держится довольно элегантно, ее жесты не лишены изящества - и то, как она вынула сигарету из пачки, и как протянула пачку Кэт, и как выдохнула тонкую струйку дыма.
- Спасибо вам, Кэт, вы очень помогли мне в эти дни.
- Что вы, доктор! Это вам спасибо. Если бы я сидела без дела, то, наверное, сошла бы с ума.
- Да, вы правы. Это большая проблема для всех. Почти весь персонал станции ничем не занят. Это очень плохо действует на людей. Некоторые впадают в состояние глубокой апатии. Другие, наоборот, сходят с ума от беспокойства. Конечно, люди не могут все время думать о смерти близких, о свершившейся катастрофе, о своем собственном конце. Долго этого не выдержит никто.
- Мистер Фарадей пытается всех хоть чем-нибудь занять.
- А что со связью? Есть ли какие-то изменения?
- Насколько мне известно, нет. Может быть, вообще выжили только мы одни.
Во время разговора доктор Рейнольдс внимательно наблюдала за девушкой. Безусловно, сейчас она выглядела лучше, чем в тот день, когда появилась в убежище. Конечно, страх и тревога не покинули ее, хотя внешне она казалась немного спокойнее. Но доктор Рейнольдс понимала, что это было такое неустойчивое равновесие, из которого выбить ее могло любое незначительное волнение, да и в глубине ее глаз все еще таилось смятение.
У Кэт были длинные светлые волосы. Свою разорванную блузку она поменяла на мужскую рубашку, к карману которой, как и у всех обитателей убежища, был приколот дозиметр. В подземном комплексе был свои радиологический отдел, который занимался обработкой показании дозиметров. Доктор Рейнольдс, правда, не совсем понимала необходимость этой процедуры, потому что как в самом убежище, так и вокруг него было размещено достаточно приборов, регистрирующих радиационное излучение, они должны были срабатывать в критической ситуации. Она считала, что дозиметры оказывают на человека скорее психологическое воздействие, как успокоительные таблетки.
Правда, дозиметр может сработать и с прямо противоположным эффектом, это своего рода мина замедленного действия: если они вдруг начнут зашкаливать, то после той информации, которую люди получили от нее, Клер не берется предсказать их поведение.
- Хотите кофе, Кэт? - спросила Клер. - Я бы с удовольствием выпила, и тогда мы с вами могли бы поговорить немножко.
Кэт согласно кивнула, и они пошли в столовую.
- Со Стивом все будет в порядке? - снова спросила Кэт, по-видимому, неудовлетворенная предыдущим ответом доктора.
Один из сотрудников станции вынужден был прижаться к стене чтобы они могли разойтись в узком коридоре, и доктор Рейнольдс благодарно улыбнулась ему.
- Не беспокойтесь, Кэт. Я думаю, у Калвера все будет нормально. Радиационная доза, как я уже говорила, была столь невелика, что самым тяжелым последствием, кроме тошноты и головокружений, может оказаться потеря потенции на короткое время. Но думаю, что в его положении вряд ли это имеет такое большое значение. Лично меня беспокоит, что воздействие радиации снизило сопротивляемость организма. Я имею в виду крысиный укус. К счастью, у нас есть противоядие от этой болезни.
Кэт остановилась.
- Болезни?
Доктор Рейнольдс взяла ее под руку и повела дальше.
- Несколько лет назад, когда появились эти крысы-мутанты, каждый укушенный заболевал тяжелой формой лептоспироза. Лечение было найдено довольно быстро, но все-таки специалисты не были до конца уверены в его полной эффективности, и поэтому было разработано лекарство на самый крайний случай. Вот его-то я и обнаружила в нашей аптеке.
- Но почему же я не заразилась? И Алекс Дили?
- У вас не было таких глубоких укусов. Вы были в основном исцарапаны. Но вам я тоже ввела это лекарство, чтобы избежать возможных осложнений. А Дили крысы вообще не тронули.
- Как странно. Но ведь Алекс тоже был болен.
- Да, но это была лучевая болезнь. Они с Калвером получили примерно одинаковую дозу. Слава Богу, не смертельную, но достаточную для того, чтобы уложить их в постель на день-два. Сейчас Дили в полном порядке.
- Вы имеете в виду, что от этой болезни они уже избавились?
- Да, у них обоих сейчас все в норме. Правда, болезнь носит волнообразный характер и может возобновиться в течение последующих двух недель. Однако при такой дозе она в любом случае неопасна и протекать будет в легкой форме.
Из генераторной до них донесся ровный гул трансформатора. Почему-то этот звук действовал успокаивающе, будто свидетельствовал о том что цивилизация не погибла полностью и что техника так же, как и люди, хоть частично уцелела. Они прошли мимо вентиляционного отсека, и доктор Рейнольдс помахала рукой инженерам, которые там работали. Но только один из них помахал ей в ответ.
- Надеюсь, они не замышляют ничего криминального, - устало пошутила доктор Рейнольдс.
Когда они пришли в столовую, Клер разлила по чашкам кофе из автомата. В комнате было еще несколько человек, которые переговаривались о чем-то вполголоса. Кэт и Клер сели за свободный столик у стены. Кэт налила себе сливок, а доктор Рейнольдс с наслаждением пила черный кофе и курила, стряхивая пепел в безупречно чистую пепельницу. Они сидели друг против друга, и Кэт пыталась разглядеть глаза своей собеседницы, скрытые темными стеклами очков.
- Сколько еще Стив проболеет? - настойчиво спросила она.
Доктор Рейнольдс глубоко затянулась, затем выпустила сигаретный дым и слегка отвернулась от пронзающего ее насквозь взгляда Кэт.
- Он вам в самом деле настолько небезразличен? Мне казалось, что вы не были знакомы до Дня Страшного суда.
- Страшного суда?
- Вы разве не слышали? Так кто-то из обитателей убежища назвал прошлый вторник. Теперь многие с напускной легкостью произносят это вслух, скрывая тот чудовищный смысл, который стоит за этими словами.
- Он спас мне жизнь, - как бы невпопад сказала Кэт, но в ее словах прозвучала предельная искренность.
Доктор Рейнольдс посмотрела на муху, ползающую по сахарнице, и на какое-то время позавидовала ей. Счастливое насекомое, наверное, ничего не знает о катастрофе, постигшей мир. Она махнула рукой, и муха улетела.
Клер снова посмотрела на Кэт.
- У вас кто-то остался наверху?