Загадочки имели двойной-тройной смысл, и, почти всегда Афоня не угадывал его.
Если никто не мог вспомнить загадку, тогда его вежливо спрашивали за жизнь. Нет, никакого криминала! Просто: Ты на каком маршруте домой едешь? На таком-то? Ага! А память неплохая? Давай, скажи, какие остановки на пути?
Афоня перечислял, иногда путался. Урки поправляли его хором, и заставляли повторять заново. Снова и снова. Когда, он называл-таки конечную остановку, раздавался вопросик: "А на какой остановке стоял мент?", и всё продолжалось до бесконечности.
Спать негде. В камере ужасная жара – пот разъедал кожу, у некоторых обитателей СИЗО она попросту слезала лоскутьями. Многие сидели тут больше года в ожидании приговора суда. Курить не было, выпить – тем более. Так и сидел Афоня на железном краю шконки, на которой расположилось двое заключённых валетом. Петухов не было. Как только Афоня представлял, сколько ему сидеть, если не подписаться под убийствами, так и жить вовсе не хотелось.
– Темнила! – так его прозвали в камере. – Зашей чайник!
– А ты выверни его, – вроде правильно отвечал Афоня.
– А носик подошьёшь?
Афоня молчал. Мало ли что подразумевалось, а шконка петушка свободна! Но уголовник не отступал.
– А ты?
– Я то? Запросто! Темнила!
– А!
– Не спи, замёрзнешь!
– Мне не холодно.
– Смотри, а то начнёшь мёрзнуть – разогреем! – кричали из глубины камеры весельчаки.
Афоня уныло улыбался, но молчал.
И так продолжалось нескончаемо. Теперь важняк предъявил обвинение. Обратного пути отсюда не будет. А сколько ещё можно выдержать?
Изредка несколько счастливых харь уходило на этап, в зону. Афоня смотрел вслед конвойникам безо всяких чувств. Вскоре он начнёт завидовать им и подпишет все обвинения Так он чувствовал.
Но это ведь несправедливо! Афоня сам себе расхохотался Похоже, он начал сходить с ума. Урки внимательно посмотрели на Темнилу. Провоцируют. Афоня знал, стоит ему сорваться, хотя бы выругаться матом "в доме", начнётся конкретный пресс! Афоня сжал зубы.
– Ну, чего наш Темнила ухмыляется? Ты надо мной ржёшь? – участливо спросил огромный жлоб. Он впервые вступил в разговор с Афоней. Это ничего хорошего не предвещало.
– Нет.
– Ой, нехорошо поступаешь, дорогой! Ой, нехорошо! – громила перекривился как от зубной боли. – Зачем обижаешь?
– Я? Я нет, не обижаю.
– Да ты сам обиженный?
– Нет, – по наитию Афоня отрицал опасность.
– А я?
– Ты, нет, – утвердительно ответил Афоня
– Как-как ты меня назвал? Нет? – амбал подошёл вплотную. Похоже, разговоры закончились.
– Никак, – сказал Афоня.
– Что есть, никак, а? Это он назвал меня – никто! – громила обратился к сокамерникам. В ответ раздалось несколько жополизных смешков. – Я? Знаешь, кто я?
– Не знаю, – ответил Афоня, побоявшись сказать нет .
– Я судья твой!
Афоня молчал.
– Судить буду, – издевательски усмехнулся амбал. – По закону!
Что за закон? Кем выдуман? Этим громилой? Афоня молчал.
– А нет ли за тобой, мил человек, греха какого?
– Не знаю.
– Темнила! Ты что, в Незнайки хочешь перейти?
– Не хочу, – Афоня не знал, кто такие Незнайки.
– И правильно, не хоти! – неожиданно развеселился амбал. – А греха за собой не видишь?
– Не могу сказать, – Афоня изо всех сил старался подбирать такие слова, чтобы не разозлить камерного судью. Он понимал, что хватается за соломинку, но продолжал надеяться на чудо.
– Братва! – зычно выкрикнул амбал. – Есть за ним грешок?
Из глубины камеры выполз какой-то шакал и прогнусавил:
– Темнила нарушил закон!
– Что сделал Темнила?
– Он ссал, когда мы кушали!
– Неправда, – попытался оправдаться Афоня
– Ещё и врёт!
– Ну, Темнила, выбирай сам наказание. У нас первейшая гуманность и демократия! – осклабился золотыми фиксами самозваный судья.
– Какое?
– А такое!
– Или отпиваешь из параши обратно свою мочу, или отрезаем!
– Что? – не понял Афоня.
– А покажем, когда, отрежем! – дружески улыбнулся громила, сняв влажное полотенце с плеч. "Судья" взял его за кончики, несколькими движениями скрутил в верёвку и закинул за шею Афони. Через мгновение Темнилу опрокинули на спину и потуже стянули верёвку. Дышать стало нечем, Афоню распластали по полу и крепко держали. Помутнённым сознанием он успел заметить блеск ножа над промежностью.
Очнулся Афоня на больничной койке. С удивлением отметил: ничего не болит. Может быть, наркотики? Те самые, которые обещал важняк? Так отрезали или нет? Как ему хотелось, чтобы всё случившееся оказалось кошмаром. К сожалению, так оно и было. Только не во сне – вся жизнь превратилась в сплошной кошмар.
– Или он уже на том Свете? Почему на окнах больнички нет решёток?
Афоня приподнялся на локтях. Палата одноместная. Никого рядом, телевизор – фантастика! Или он на другом Свете, или в тюрьме другой страны. Афоня заметил пульт управления, протянул руку, включил. Шли новости. На русском языке.
Афоня с жадностью впился глазами в экран и превратился в слух. Как он истосковался по простым таким вот новостям! Сказали дату, надо же! Он проспал тут двое с половиной суток.
Афоню передёрнуло. Сомнений не осталось. Отрезали. Затем взяли на операцию, зашить остатки. Столько спать можно только под наркозом.
С другой стороны, после операции должны же что-нибудь капать? Но капельницы не было. Это не похоже на больницу! Скорее всего, он всё же в тюрьме, но на том Свете. В дверь деликатно постучали.
– Да! – неожиданно для себя, твёрдым голосом откликнулся Афоня, разрешая войти. А что, он мог не разрешить? Афоня замер. Сейчас войдёт важняк и скажет:
– Ну что, гражданин Никифоров, хлебнул фунт лиха? Давай теперь, подписывай! В зоне такого беспредела не будет, это я тебе обещаю. Будешь ударно трудиться, искупать свою вину. Давай, давай, подписывай поскорее!
– Нет! – истошно заорал Афоня. – Ничего не подпишу! Хоть на части меня режьте!
– Зачем же, на части? – спросил мягкий голос над самым ухом.
Афоня открыл глаза. Перед ним сидел человек в штатском. Без погон и халата, в обычном костюме.
– Никто не станет тебя резать, Афоня! – доверительно сказал Якушев. – Давай знакомиться, меня зовут Яков Яковлевич!
– Яков Яковлевич, где я?
– Почти дома. В абсолютной безопасности.
– Что со мной сделали?
– Ничего. Не успели. Обвинения с тебя сняты. Ты свободный человек, Афоня!
Афоня насторожился. Вчера опасный преступник, а сегодня невиновен и свободен. Разве так бывает?
– Бывает, бывает, – сказал Яков Яковлевич. Похоже, он запросто читал мысли, ужас!
– Ничего ужасного! – сказал Якушев. – Да, совсем недавно ты чуть было не стал жертвой ошибок следствия, но теперь-то разобрались.
– Так не бывает, – вслух повторил Афоня.
– И пусть не бывает, Главное – есть! Кстати, Афоня, ты кажется, хакер?
– Это громко сказано.
– И всё же?
Афоня приуныл. Теперь ему светит другая статья. Какое-нибудь ограбление века! И докажи, что не верблюд, – что и в мыслях никого не грабил.
– Так, что?
– Ну да, хакер. – Это к делу не относится, – спокойно выдал Якушев.
– А что вообще относится?
– А то, что тебе чуть не отрезали! – сообщил Яков Яковлевич.
– Это, что?
– Это национальное достояние!
– Чепуха какая-то! – чуть не сплюнул в сердцах Афоня. Уж не в дурдоме ли он?
– Ты даже не в больнице!
Вот, попал! Из огня да в полымя! Это Лубянка, или ещё что похуже. Короче, спецслужба. Только там разговаривают так душевно. Сейчас начнут вербовку.
– Конечно, – согласился Якушев, – почему бы и не начать вербовку, как ты называешь?
– А как назвать иначе? – Афоня уже не удивлялся, что этот тип читает его мысли. – Служение Родине?
– Почему, нет? И не задаром, в наш-то век капитализма!
– Что делать?
– А почему ты не спросишь, какая хоть служба приглашает к сотрудничеству?
– Известное дело. Наша, российская!
Якушев кивнул. Похоже, он удовлетворился ответом.
– Надо подписывать документ? – поинтересовался Афоня.
– Необходимости никакой, – мягко возразил доцент.
– Как же? Всё официально?
– Бюрократии – бой! – улыбнулся Якушев. – Достаточно устного договора.
– В чём?
– В сотрудничестве.
– Не может быть!
– Конечно, – с ходу согласился Якушев, а парень-то оказался совсем не дураком, тем лучше! Откуда ему знать, что на него имеется личное дело, что он давно уже оформлен на службу в Конторе?
– Документ у тебя есть. Звание лейтенанта устроит на первое время?
– Так я не просто сексот?
– Не просто. Ты кадровый офицер службы безопасности.
Название ничего не сказало Афоне. Мало ли нынче служб безопасности? В каждом офисе есть служба секьюрити! Да и само КГБ теперь, называют то ФСБ, то ФСК, поди, разберись!
– Это государственная служба, – развеял сомнения Якушев
– И я принят просто так, ни за что, ни про что?
– Ох, – вздохнул Яков Яковлевич. – Ещё раз объясняю, для непонятливых, не просто и не абы как! А за достоинство твоё!