Земля стояла, как огромный оазис, и мощной стеной простиралась поперек ее древняя плотина: замок чистой воды, крепость небесной влаги, она копила внутри себя редкие здесь дожди, чтобы постепенно отдавать жаждущим людям и пересыхающей земле. И два сада стояло по обеим ее сторонам, как к старину.
- Мне рассказывали, как ее разрушило трясением земли, эту плотину в Сабе, - изумился Камиль. - Она уже тогда была совсем дряхлая, и обновлять ее не было сил у людей.
- Тогда дрогнула земля и повергла старые стены за грехи людские, - сказал Барух.
- Только и это оказалась Майя, - подтвердил Субхути. Едва коснувшись твердой земли, он слегка повзрослел и снова обрел склонность к учительству. - То, что могло быть или не быть, но в истине отсутствовало. Последствия уклонения людей от Пути воплощаются зримо и весомо, иначе как им служить уроком? Как быть соблазном? Люди больше и больше запутываются в порожденной ими самими неправде и начинают следовать ее законам.
- Однако мир, данный человеку во владение, стоит вокруг него прекрасен и ненарушим, - подхватил Древесный Мастер. - Ждет, пока человек ужаснется сну, который произошел от нечистоты его собственных мыслей, проснется и обернется через плечо.
- Как же увидеть Истинное Царство? - спросил Камиль.
- Так ты его и видишь сейчас. Оно земное и небесное сразу: в нем дурное исчезает, если его не питать и не поддерживать, а хорошее как бы само собой расцветает. Иначе в Майе - там действуют законы разрушения благого.
- Вы показали мне - а если вы уйдете, я забуду.
- Но ты не уйдешь и не забудешь, даже если глаза твои закроются на него, и в глубине души своей будешь помнить. Цвет, запах, дыхание Царства отныне станут рядом с тобой, и ты их будешь ощущать, сильнее или слабей.
Таковы были слова Камилла.
- Скажите мне о нем еще, пока оно не стерлось, о Странники!
- Оно - тот же мираж в пустыне, но наоборот. На унылую действительность накладывается образ цветущих дальних стран; из одного места одеяния вырезают лоскут, чтобы залатать дыру в другом, - так начал Барух, - к этому и мы часто прибегаем, не только природа. Однако создание миражей мало что самообман - ибо нельзя в ветхий мех лить новое вино, будь он хоть сто раз починен за счет крепкого и нового. Мираж - это совмещение кусков одной и той же неправды и лжи. Да что там! Мы прочитываем это бытие по-другому, чем оно скроено, видим логику и последовательность там, где всё перепутано. А как же иначе - мы ведь существа логически мыслящие.
- И такое стало возможным лишь потому, что вся в целом ощутимая жизнь есть несуществование, - подтвердил Субхути. - Она существует, конечно, однако без необходимости, соединяя в себе необязательные признаки, и вынут изнутри нее стержень, на который она нанизана. Мы, учителя, вынуждены говорить нашим ученикам перевернутые слова, ибо они живут в перевернутом мире.
- Ну вы, мыслители, полегче, а то моего братишку совсем перепугали своим высокомудрием, - пошутил Древесный Мастер. - Стоите посреди самой что ни на есть всамделишной жизни и ругаете красавицу почем зря. И видимость-то она, и вся в заплатках, и вообще умерла. Да нет же! Просто мы напялили на нее посмертную маску из гипса. Вот даже сейчас она хоть тонюсенькая, а есть. Мы своими косными, чугунными мозгами не умеем изучать движущееся и дышащее. Но остановив - как бы убиваем. И все наши писаные и неписаные законы, наша юрисдикция и нравственность, наше хозяйствование и наша наука - выведены из смерти и грязи и, раз возникнув, тянут нас книзу мертвым грузом.
- Постой, брат, - перебил Камиль. - Хоть я и в самом деле не понимаю и половины ваших мудреных слов, главное до меня дошло. Когда учишь людей поступать верно, надо исходить из из привычек и необходимостей, их теперешнего положения дел - и стоять в этом твердо.
- Как Моисей на камне своей скрижали, - кивнул Барух.
- Но каждое слово должно иметь глубину, чтобы через него можно было дойти до вечности. Быть не тяжким камнем, а растущим деревом. Менять свой смысл, не меняя. Выращивать новую листву, укореняясь в той же почве, - Камиль заволновался и спутался.
- Скажи-ка, молодой человек делает явные успехи, - отметил Арфист. - Мысль о живых словах, одежде разума, которая растет вместе с ним…
- Только я не знаю: ложный мир диктует нам и лживые описания. Мы идем как в тумане, не чуя под собою ног, - перебил Камиль его и себя. - Как распознать настоящее?
- Человек всё время ошибается и сомневается именно поэтому, что знает о том, - покачал головой Субхути. - Он чувствует фальшь. Но вот когда ты сам прикоснешься к истине, она даст тебе ни с чем не сравнимое ощущение радости, остроту подлинности. До того ты имел мнение, тогда будешь обладать знанием. Это - нить для возвращения!
Биккху помолчал.
- Однако это еще не нирвана, хотя и путь к ней. Через мироздание лишь пролегает дорога к тому, что есть чистое бытие и незамутненная радость.
- Истина и любовь, - тихо добавил Мастер.
Пока они глубокомысленно беседовали, кораблик "Стелла Марис" отплыл от берега, подобрав на борт шлюпку, и бесследно исчез.
- Ох, какая беда! - вскричал Майсара.
- Ты оставил там что-либо или кого-нибудь? - вежливо поинтересовался Камилл.
- Да нет. Скоты все присутствуют, хлеб смолот - одна горстка зерен за мою пазуху завалилась, - чай выпили, хотя у Мастера за поясом или на донце можжевелового ларчика пожалуй, осталось несколько сушеных цветочков. А вода из Голубого Родника…
- Ее несет мой брат Камиль в крепком бурдюке, перекинутом через плечо.
- И она - увы! - единственное наше достояние и прибыль. Как же я, несчастный, покажусь на глаза моей доброй и достойной госпоже! И чем отчитаюсь - пустыми россказнями, нимало не похожими на правду?
- Положим, у вас с Камилем найдутся и свидетели, если понадобится, - донесся до них от ближних деревьев бархатный и чуть деланный голос - и оттуда выломилась Варда в сопровождении своего сынка. За время морских, сухопутных и инопространственных скитаний он как-то незаметно подрос, и сквозь дитячью нескладность уже начала проступать та грация, которая повсеместно в Аравии служит эталоном женской красоты.
- Варда! Ибн Лабун! Как это вы вернулись?
- Так же, как убыли и прибыли во время самума. Вы с Камилем и не подумали даже, что зачать, выносить и тем более родить такого чудного ребенка под слоем песка никак невозможно, - ответила Варда чуть кокетливо.
- Ага. Я ведь родом с Острова Чая, и мамочка все время щипала чайные цветы, - добавил Ибн Лабун ломающимся голоском озорника-мальчишки.
- Фу. Вы еще и говорить наловчились, что ли?
- Надо заметить, мы, животные, всегда умели связно излагать свои мысли на человеческий манер, - брюзгливо промолвил Хазар. - Большинству людей не мешало бы как следует прочистить уши, как однажды пророку… да, Валааму. Правда, Камилл?
- Значит, верно говорила Борак, - ахнул его тезка. - Кольцо пророка Сулаймана и его власть над зверями и джиннами существуют.
- Ты был ко мне очень ласков и добр, - Дюльдюль скромно потупила ресницы и зарделась.
- Так же, как и мой хозяин ко мне, безродному, - прибавил Россинант.
- И поэтому наша прекрасная и вечная подруга подарила тебе такое же небесное кольцо, какое было у самого страстного любителя лошадей в мире. Конечно, и у ребе Баруха оно есть. Они, эти кольца, сами невидимы, а дар их то исчезает - хотя не совсем, - то проявляется во всей силе.
- Всё живое на свете имеет язык, - сказал Биккху, протягивая верблюжонку финик. - Мудр тот, кто вполне достигнет его понимания. Понимание приходит и развивается на верном пути. А Путь - достояние лишь тех, кто странствует и скитается, не обременив себя привязанностью, ничего не имея, кроме посоха, чаши из половины кокоса да одежды - прикрыть наготу.
- Говоря фигурально, я имел и имею поболее того, - Барух потрепал по спине лошака и поправил пояс со шпагой. Арфа смирно висела у него на плече, как и раньше. - Главное имущество - не вещи, а то, что у человека внутри: это никогда от него не отчуждается. Благородное искусство фехтования. Дар слагать песни. Ну, я иногда и попросту деньгами был богат, только никогда не делал из них проблемы. Но больше всего любил странствия. Вот мы с тобой, старина, и общаемся потихоньку от других давным-давно. Ох, сколько подков и набоек мы, вселенские бродяги, сносили вдвоем - не счесть!
- Не одни вы, - веско и строго возразил Субхути. - Скитаться можно не только вне, но и внутри себя. Человек по своей природе широк, и вмести он в себя хоть целое мироздание - останется бесконечность. Умей себя расширить. А тогда станет всё равно: искать снаружи или внутри, находить или терять, понимать или быть понятым…
- Протирать ботиночки или покупать их, - нахально вмешался осел Хазар. - У вас, о Совершеннейший, немного логика подкачала. Арфист кончил рассуждением об обуви, а не книгой Экклезиаста.
- Где этот ишак понабрался наисовременных веяний? Ко мне в голову, что ли, заглянул? - расхохотался Камилл.
Они шествовали по дерзко зеленеющей земле, и Майсара то и дело бросал в нее зернышки из своей горсти, которая казалась необъятной: чтобы и тут росла пшеница Блаженных Островов.
- Посев - когда нечто из земли тянется к небу. Руки, протянутые сверху и простертые снизу, встретятся в объятии, когда созреет неизбежность их встречи, - говорил меж тем Древесных Дел Мастер.
- Однако если любовь, изливаемая сверху, неизменна, постоянна и не ищет своего, то привязанность тех, что изменили предназначению, слабо и переменчива, вспыхивает и угасает, точно пламя на ветру, и эгоистично требует выгод - земных или потусторонних. От нее мало что зависит, - ответствовал Барух.