- Если ты до сих пор её не обрёл - то поздновато искать, - заметил его отец. - Эй, кум Ортвин, отвязывай скотину, я её уже продал. Нет, надо же: добро бы в блюдящих справедливость, так он и в короли оказался непригоден!
- Госпожа моя дочь, - Рыжая Ведьма наклонилась к Галине, прежде чем та успела удивиться словам её возлюбленного. - Ты не передумала? Рейн дело говорит - не нянькой в доме станешь и не кухаркой. А венчать вас по древнему закону должны прямо здесь и сейчас.
Галина помотала головой:
- Я упряма, а он…
"Он нечеловечески красив, как и ты, госпожа моя мать", - подумала и не сказала Галина.
- Приодеть бы его. Я тоже в мужском, но на худой конец за морянку сойду. И священника найти - разве Мейнхарту не полагалось?
- Жёнкам всё о пустяках тревожиться, - Рейнгард положил руку на плечо Галине. - Езуита мы, сношенька, отпустили, в штаны и рубаху молодца мигом заправим, а женить любой из достойных мейстеров имеет право - над своим клинком. Это чтобы с различием вер не заморачиваться. Вот ты кто есть?
- Православная. Ещё в Рутене младенцем крестили.
- Не слышал. Какая это должна быть религия, чтобы свою правоту прилюдно выхвалять! Мой-то с семи лет числится за пророком Езу.
Тем временем жениха облачили в подобие мантии роскошного брусничного цвета с искрой, оттеняющего аккуратно заплетенные косы, а у его нареченной забрали саблю и с ног до головы покрыли белой тюлевой занавеской.
- Учти, мейсти, я тебя вовсе не люблю, - шепнул Мейнхарт, становясь рядом с нею.
- А я не собираюсь делать из наказания награду. Учти: в Рутене смертный приговор заменили пожизненным заключением.
- Игна, ты моего юнца не пугай, - Рейнгард выдвинул перед собой осанистого мужа в золотистой парче с обнажённым мечом поверх ладоней в перчатках. Рукоять двуручника была любовно обмотана ремешком из тонкой кожи, от узкой выемки под перекрестьем до закруглённого конца тянулись готические знаки. "Сам прям и дарую прямой путь тому, кто прибегает…" - успела разобрать Галина.
- Вытяните правые руки над эфесом и повторяйте. "Я, Мейнхарт, беру тебя, Галина, в супруги перед лицом сообщества верных". "Я, Галина, беру тебя, Мейнхарт, в супруги перед лицом сообщества верных".
- Исполнено Гартмундом, хозяином Ромалина, над этой парой, отныне и вовеки, - завершил клятву владелец клинка.
А потом все торжественно - надо же, тут и лестница с нормальными ступенями оказалась! - спустились к жаждущей толпе и двинулись посреди, потом впереди неё к Вольному Дому.
"Интересно, какая примета, если угощение для поминок поставить на свадьбу?" - мелькнуло в голове Галины вместе с последними клочьями разума. И улетучилось.
- Неужели тебе, мейсти Галина, нельзя поручить ничего, чтобы это не привело к сокрушительным последствиям? - сказал Юлька, поднимаясь с тронного седалища навстречу гостье. Вопреки придворному обычаю, на ней было платье из буро-красного сукна, отличной выделки, но по внешности простого кроя: от горла до талии облегающее, внизу расширенное трапецией. Пелерина обшита галуном того же оттенка, волосы убраны в круглый чепец.
- Но я ведь исправно доставила вашего дорогого Бьярни ко двору, - возразила она. - Воссоединила распавшуюся было семью, в ознаменование чего была почтена личной аудиенцией.
- Три черненьких чумазеньких чертёнка, - ругнулся король. - Последила бы за своим выговором - сплошные шипяще-свистящие.
- Сами таковы, ваше величие.
- Да ты не стой передо мной, садись. В ногах правды нет, как нет её и выше. Ты хоть понимала конечную цель своего поручения?
- В известной мере, но стеснялась спросить.
- Выдать тебя замуж за этого остолопа и тем приблизить к избранному кругу. Бьярни, имею в виду. На красавчика моя средняя сестрёнка заглядывалась, было дело.
- Но ведь получилось как ни на то? На самом Бьярни и так и эдак заклятие, тут мы не поспели. А его младший брат мне весьма по душе.
- То-то и рядишься напоказ во всё палаческое.
- Чтобы расставить все точки над "i". Мне ещё кинжал за поясом полагается, но ваша стража все равно отнимет.
- Да уж, - Юлиан сморщил губы. - И что - получается у тебя? В смысле подготовка ко вступлению в ряды?
- Орихалхо ещё когда считала меня прирождённой убийцей, - ответила Галина. - Вот я и утвердилась в этом качестве.
- Кто-то считал, что стоило бы тебе посмотреть на казнь помимо своей собственной.
- Правда? Ну, пока это лишь в проекте. Однако меня учат теории. Казнь как средство ввести человека из зверского обратно в человеческое состояние. Управление болью и страхом, которые суть не то, чем кажутся. Балансирование на грани между тем и этим светом, смертью и жизнью, которые составляют двуединство. В этом есть, как ни странно, немалая доля чёрного комизма, возможно даже - романтической иронии.
- Похоже, ты права. Вот посмотри на меня: прямо-таки чувствую, как моё тело чем дальше, тем больше меня убивает. По мере того как наследники растут и оперяются. Так и позывает бросить всё на них и соединиться с отцом и его ба-фархами. Только подрастить бы стоило и Арманта, и Элинара.
- Дети - такая обуза. Главный риск успешного супружества. Наверное, стоит порадоваться, что у меня после Брана таковых не будет.
- А как свёкор к этому относится?
- Говорит, пускай. Приёмышей хватает. Ну и дочку можно будет замуж выдать, если хороша собой получится.
- Чью это дочку?
- Угадай с трёх раз. Сама не могу - чужая тайна.
Но намёк был уловлен и успел прорасти. "Грешит, небось, на Стеллу, - решила Галина. - Законной жене ведь оба пола рожать запретили, только разве такое помнят? А уж податливых крестьянок в окрестности Хольбурга и вовсе без счёта. И бережно опекаемых гулящих барышень".
Тут размышления прервались, потому что им прикатили столик, тяжело груженный серебряным кофейником с чашками и блюдцами, сахарницей, конфетницей, плоским блюдом с имбирными печеньями и горшочком с мёдом.
- Не пойму, в какой степени родства теперь наши оба дома, - продолжал король. - Когда то и дело брали на усыновление со стороны, возьми того же Лойто, а родные детишки воспитывались словно приёмные.
"Он понял. И не возражает. Надо будет ма Верону порадовать".
- Надо будет завтра с Барбе посоветоваться насчёт подмалёвки родословного древа, - говорил тем временем король.
- Он что, в Ромалине?
- Ненадолго приехал. Хочешь повидаться?
Барбе порывисто поднялся навстречу, ответил на поклон таким же точно реверансом:
- Ты прямо как верховный понтифик на картине Рафаэля или Веласкеса. То-то мой верный пёсик обтявкался со страху.
Оторвал щенка от её подола, сунул в корзинку вместе с утешительным призом в виде набитого соломой мяча.
- Чудесно выглядишь. Довольной и успешной.
- Как ни парадоксально, ты угадал.
- И прежняя болезнь тебе не грозит - хоть отнимай тот флакончик с таблетками. Ты их пила?
- Надобности не было. Рейн, правда, покопался в составе. Хвалит как отличное снадобье от мужского бессилия.
- Они тебя учат разбираться в травах? - спросил он деловито. - Королева Эстрелья ведь была более всего медиком. И разыскивать точки для местного обезболивания, и создавать тактильные иллюзии.
- Насчёт иллюзий ты и сам мастер, Барбе.
Галина потянулась со своего места, тронула пальцем складочки по углам губ:
- Это ведь не морщинки, как я было решила, а шрамы.
- Да, я рот от крика порвал, когда ты рожала моего мальчишку, - ответил он серьёзно. - Пришлось наложить швы. Надеюсь, больше такое не повторится. Как, ретив твой благоверный?
- Грех жаловаться. Что ночью, что днём. Былую меланхолию как рукой сняло. На дело просится - хоть, по правде говоря, меня саму года через два-три только и допустят. При любом раскладе. Там ведь ещё и психологом надо быть. Мыслезнатцем. Выдумать себе облик для пациентов - вот папаша Рейн себе просторечие выдумал, а сам книг поболее меня прочёл, также и рутенских.
- Кто говорил, что в Вертдоме всё не такое, как кажется?
- Разве не ты сам, Барб?
- Я не говорю, я действую. И показываю на примере.
- Как нарушать святые заповеди.
- Как верно их соблюдать.
Они обменялись простодушными взглядами. Немного с хитрецой, самую чуточку с грустью.
- Тебя у молодого короля поили-кормили?
- Натурально. Чаем с модными заедками и усладами.
- Но от хорошего вина ведь не откажешься?
- Не откажусь. "Вино ведь мира кровь, а мир - наш кровопийца. Так как же нам не пить кровь кровного врага?"
- Хаджи Омар Рутенец? - Барбе медленно оборачивал бутыль вдоль наклонной оси, отомкнув залитую смолой пробку и держа наготове узкогорлый кувшин матового стекла.
- Дай мне декантировать, у меня рука твёрже, - Галина переняла вино из его рук, поднеся горло к горлу. Тягучая, чистая струя потекла вниз, наполняя сосуд.
- Туманная радуга в багряных тонах. И не пролито ни капли. Рука у тебя в самом деле верная.
- Правда?
Наполнили хрустальные кубки, выпили.
- Правда.
- Вот за такое люблю тебя, мэс Барбе Дарвильи Брендансон.
- Я тебя тоже люблю, мейсти Галина Алексдоттир.
© Copyright: Тациана Мудрая, 2014