* * *
Я не хотел учиться летать на виду. И не потому, что боялся. Это раньше, когда видел других ребят, прыгавших с досками, - боялся. А теперь, когда у меня в руках моя летучка - совершенно исчез страх. Теперь даже непонятно, как это было раньше.
Пробежав вниз по ручью, я замер перед длинной, с изгибами, деревянной лестницей. Она тянулась по склону ещё дальше, к самому подножию Холма. Ступеньки шатались, а некоторые и вовсе рассыпались - здесь мало кто ходил. Давным-давно; наверно, когда ещё мой прадед был мальчиком, там, "под горой", добывали руду. Лестница вела в заброшенные рудники.
А ветра нет совсем, подумал я. Давай…
И шагнул через две ступеньки. Сердце бултыхнулось тугим комочком, наконец пришёл страх - ничего не получится… И время как-то странно растянулось или даже попятилось: я всё ещё не коснулся ступенек, падал - и стоял, а ступеньки были всё там же, внизу, в полуметре подо мной…
Тёплый ветер подул в затылок, потом облетел вокруг и растрепал волосы на лбу. Ступеньки оказались чуть дальше внизу… я сжал внутри себя воздух - просто не сумел вдохнуть. Потому что я не опускался вниз, как это делали все, у кого была летучка. Лестница уменьшалась. А держаться за летучку было совсем не трудно - всё равно, что просто нести её в руках.
Город подо мной оказался таким… Я не представлял, что это будет так. Даже слёзы текли (хорошо, что не нужно никого стесняться)… Я знал, знал, что наш Город очень красивый. Я знал, что он ещё красивее сверху. Но такое я представить не мог…
Как странно. Какой мальчишка не мечтает о славе?.. И я думал, как бы здорово было, если бы у меня появилась летучка, и я бы прыгал лучше всех, и все ребята завидовали бы. А теперь я не хотел летать на виду. Не хотел участвовать в соревновании. Победить - это запросто. Потому что никто из ребят не может так летать. Потому что они всё равно не летают по-настоящему. Они прыгают. Я же могу делать всё, что захочу. Хоть кувыркаться в воздухе целый час, и мне не нужно ждать ветра.
И не нужно, чтобы кто-то на меня смотрел. Как раз потому, что они будут завидовать. И будут выстраиваться в очередь и подлизываться, чтобы я дал подольше полетать на доске. Будут обижаться и ссориться. Да нет, мне не жалко; я знаю, что с такой летучкой ничего не случится. Но это будет по-другому, совсем не так, как я хочу.
Вот бы встретить человека, с которым можно летать весь день, просто так…
…А пока я убегал каждый день - рано-рано утром, - за Город, на Нижние холмы. Я просыпался часов в шесть, и бабушка не взаправду охала - что со мной такое?! Я хватал бутерброды и летучку.
- Бабушка, не бойся!
Она смеялась. Она ни о чём не спрашивала больше.
Я возвращался поздно, когда солнце уже скрывалось за Городом. Запад впереди светился алым, башни Города чернели, будто кто-то нарисовал их сажей прямо на небе; только изредка там вспыхивали искры - закатный луч отражался от позолоты шпилей или распахнувшегося где-то окна.
Бабушка с дедушкой смотрели в это время "картинки-истории" в рамке. Картинки были скучные, про любовь. И, по-моему, совершенно одинаковые. Старенькая рамка уютно мерцала, порою от неё к стене проскакивали синие искры. Когда я был совсем маленький, я любил на них смотреть. Однажды я попробовал поймать искорку в ладонь, но искорка проскочила насквозь, уколов меня, будто иголками. Я испугался и долго не подходил к рамке, а потом как-то сам собою страх прошёл.
Я подбирался к бабушке сзади, обхватывал её шею руками и тихо шептал:
- Что, кроме всегдашнего?
- Не уморился? - так же тихо, одними губами спрашивала она.
- Не-а… Я там выспался. В траве, на холмах.
- Поешь-то сперва.
- Не, не хочу сперва. Потом.
И бабушка перечисляла те дела, которые оставили для меня. Если надо было что-то купить, приходилось бежать в дальнюю лавку "Колокольня", потому что ближняя, "Песочница", была уже закрыта, а в "Колокольне" отпускали и за час до полуночи. Мне жутко хотелось слетать в лавку с доскою, и однажды я решился. Взял сумку на ремне, повесил через плечо. Было уже совсем поздно, половина одиннадцатого. Я нарочно так тянул, чтобы на улицах стало пустынно. Если даже кто-то заметит, то не разберёт толком, что да как.
Дорога вела в гору. Я опустил летучку перед собой на высоту бёдер, чуть подтолкнул вперёд. Она понимала. Она заскользила над мостовой, а я бежал следом, чуть опираясь на неё, как будто помогал набирать скорость качелям. Потом лёг на летучку животом и полетел вниз - там, у Серебристого мостика, улица чуть опускалась. Потом снова вверх - и уже очень быстро, и уже не касался мостовой ногами! Летучка взяла выше, выше, я раскинул руки…
И тут что-то дёрнуло меня за щиколотку.
Рывок был сильный, летучка выскользнула, я упал на одно колено, но не расшибся. Потому что рядом со мной очутился человек. Он поддержал меня, подставив ногу. Летучка пролетела ещё пару шагов, замерла и тихо опустилась на мостовую, сделав вид, будто она - самая обыкновенная.
- Ку-ку! - сказал человек. - Приве-е-ет!
Он выглядел, как сумасшедший. Как ни странно, я успокоился - от сумасшедшего можно просто удрать. У него были длинные руки, болтающиеся, точно у куклы, которую дёргают за верёвочки. Он ухмылялся, рассеянно блуждая взглядом.
- Я давно тебя иска-а-ал. У тебя моя доска-а-а…
- Фига с два! - крикнул я, отпрыгивая. - Уж точно не твоя!
Глаза психа остановились. На мне. Ухмылка осталась, но она превратилась в какую-то задумчивую, словно этот тип и правда размышлял о чём-то.
- У меня есть документ, - сказал он уже почти нормальным голосом. - Видишь? - Он вынул из кармана пиджака кусок толстого пергамента. Во второй руке оказался маленький фонарик. Псих посветил на пергамент, и там проявилась странная восьмиугольная звезда. Сияющая… - И здесь - тоже.
Он направил луч на летучку. И… на одном крае доски высветился точно такой же знак. Я оцепенел.
- Да не бойся, - прошептал он. - Не отниму.
Взял мою руку. Я так ослаб, что даже не подумал вырываться. Ладонь у него была горячая, как клешня вулканного огнерога.
- Нам нужно поговорить. Прилетай завтра днём, в любое время, к башне Тогородора. Знаешь её? Войдёшь во двор, там мы и встретимся.
Я кивнул. Мир рушился, я ничего не чувствовал. Конечно, я знал эту башню, только…
- Меня разве пустят? Это же башня Высшего Мастера.
- Пустят, - снова усмехнулся он. - В любое удобное для тебя время…
Повернувшись, он зашагал - неуклюже, как на ходулях, - в темноту.
* * *
День был невероятно солнечный. Ярко сияли даже камни стен и булыжники мостовой. Листья на деревьях блестели липким соком. Ветер уносил солнечный жар, и мне хотелось плакать оттого, что я иду по улицам в логово врага - именно так я называл вчерашнего кривляку! - а мог бы лететь сейчас, купаясь в ветровых потоках…
Я сделал всё, что мог. Спрятал летучку. Всё равно почти не спал. Мне казалось, спрятал надёжно, но когда речь идёт о Мастерах из Башен - в глубине души осознаешь, какой ты наивный и беспомощный.
У нас в Городе всякие начальники-управители стараются зря не вмешиваться в дела простых людей. Есть магистрат, есть стража, есть суды… Но обычный человек вроде меня или бабушки с дедушкой почти не обращает на них внимания. Я слышал рассказы чужестранцев о том, что у них всё по-другому. А почему - не особенно интересовался. Помню только, что от рассказов тянуло страхом и злобой. Было неприятно про такое думать, и я забывал. Но Мастера - они же оттуда, из чужого мне мира. Кажется, я первый раз это почувствовал так отчётливо. На самом деле они ведь могут всё, что захотят… И счастье ещё, что правителям и важным господам прежде не было никакого дела до моей жизни.
Калитка во двор башни была не заперта. Внутри оказался небольшой сад и дорожка, вымощенная белым камнем. Дальше, почти у самых стен башни, блестело зеркало прудика. У воды стояло кресло, а в кресле сидел старик. Других людей я не увидел. Было тихо, только птицы перекликались в ветках.
Старик, одетый в белое и сам белый - длинные волосы и борода, и даже кожа какая-то очень уж белая, - он почувствовал меня… да-да, именно почувствовал, не увидел, он слепой, догадался я. Он повернул ко мне длинное лицо, и я понял, что у него хорошее настроение.
- Какое чистое утро, Аль, - произнёс он. - Ты в нём - как светлая птичка. Свободная, чудесная птичка - но Троготт тебя испугал ночью, да? Твоё сердце бьётся, как будто тебя поймали и хотят посадить в клетку. Но ты свободен, Аль. Можешь играть, летать - никто не отберёт у тебя твою волшебную игрушку, никто не придёт к тебе и не потребует ничего. Мастера, Аль, не создают своё могущество из радости и свободы летающих мальчиков. Они только предлагают.
Я молчал. Пересохло во рту, да и не знал я, что нужно сказать.
- Если бы ты не был так напряжён, напуган - я показал бы тебе сад, башню, город… Город с башни так прекрасен, ты… Ах, да; ты наверняка уже поднимался выше самых высоких шпилей!.. Но, если захочешь - если тебе будет грустно, одиноко, если захочется спросить о чём-то важном, а рядом не окажется человека, способного выслушать и тем более понять… Приходи сюда в любое время. Тебе откроют. Или прилетай. Ты любишь читать? У меня прекрасная библиотека, сам я букв различить не могу, приходится приглашать чтеца… Ты мог бы брать книги из башни домой. В удобное для тебя время… Ты так стиснул губы, Аль… Ты, наверное, охрип, выпей воды. Я хочу услышать от тебя хоть слово - наверняка твой голос мне понравится…