Кто мог настолько извратить нормальную логику, основанную на оценке последствий этой глупой авантюры для русского народа? Кто посмел превратить изменника, предателя, мародёра, двоеженца… князя Игоря - в героя? Только тот, кому плевать и на логику, и на государство, и на веру, и на народ, но очень важны чувства, переживания.
Например, влюблённая женщина. Но на Руси женщины не сочиняют баллад.
Женщины много поют. Вечерами на общей работе, на праздниках, в церквах… Но не былины, баллады, эпосы… А на Западе? Конкретно - во Франции середины 12 века? Где и когда русская аристократка могла пересечься с французским менестрелем? Так плотненько, что не только ощутить вкус от выслушивания героических, светских баллад, но приобрести навык к их сочинению?
В "Слове" приведён ряд батальных эпизодов. Но женщины не идут в армию. Если только эта армия - не сопровождающая их охрана.
"Прыщешь стрелы, острыми клинками
О шеломы ратные гремишь".
Здесь две технические неточности. Так может сказать свидетель боя, наблюдающий его со стороны. Например, из обоза воинства, охраняющего высокопоставленную особу женского пола и её свиту.
В "Слове" есть вещи, изначально известные только самому Игорю. Но кому он мог их так откровенно рассказать? Или сочинить, например, никем из русских не слышанный спор хорошо знакомого Игорю, боевого товарища - хана Кончака с ханам Гзаком?
Сплошные загадки. Которые приводят к одной скандальной истории этого десятилетия, к великолепно проведённой специальной операции византийской разведки. Но об этом позже.
Сейчас, в феврале 1161 года, Игорь-Полковник - десятилетний мальчик. Бегает по стенам Чернигова, разглядывая опустевший лагерь половцев. А местный "толкатель золотых слов" из нашего героического эпоса пристаёт к нам. В сопровождении сотни здоровых мужиков в доспехах.
Уже и мечи потянули! Нас рубить будут?! Братцы! Мы ж свои, русские! "В газовую камеру, в газовую камеру…". Да сколько ж можно!
- Дядь, а чего это они?
- Того! Б……ля…ща…ня случилась…здец нам. Изя Давайдович - Киев занял. Теперь он - Великий Князь. Ростика в Белгород вышибли. Гамзила помогать идёт.
- Ростику? Он же ему присягал, крест целовал.
- От…удила! Замолчь, дурень! Тот крест целованный… теперь в задницу можно засунуть! Гамзила к Изе бежит, новый крест целовать будет. Глядишь - и городков себе выпросит. А мы-то - Ростиковы. Нам… ж… полная. Или - порубят, или - в поруб. Кого не выкупят свои - в ошейник и в Кафу.
- Вона чего… Дядя, лошадь-то твоя?
- Да причём здесь это?!
- Глянь - наши начали пояса распускать. Сейчас мечи отдадут, всех в поруб загонят. Сам-то ты, может, и выберешься, а лошадь твою они точно заберут. С концами. Тебе охота, чтобы Гамзила на твоего мерина богаче стал? Лучше мне отдай. Я-то не Ростиков, меня-то в поруб кидать не за что.
- Как это отдай?! Коня?! Задаром?!!
- Не отдашь мне - Гамзиле подарок сделаешь. Порадуешь этого… светлого князя.
Мужичок ошалело смотрел на меня. Сама мысль - отдать коня кому-то… задаром… "Душа не принимает". Но ведь всё равно отберут! С-суки…
Русская народная мудрость: "Ни - себе, ни - людям", часто имеет продолжение: "а прохожей сволоче".
- А е…ть-молотить! И хрен с ним! Забирай! Только я торбу свою возьму. И мерина побереги. Вот же ж несчастье… Ты смотри у меня! Корму ему вволю давай. И не гони! Знаю, я вас, сопляков. Воды сразу не давай - уши оторву… Твою мать! Да что ж это такое деется! Удила, слышь, удила не меняй - он к ним привык. Да, эта… у меня там в санках битый гридень лежит. Вываливать, что ли? Как-то… не по-христиански. А с собой тащить… Сдохнет он в порубе.
- А мы не скажем, что он гридень. Мешковиной накроем. Алу! Вожжи возьми. А я - на те сани. И помалкивай.
Честно говоря, мне плевать и на мерина, и на сани. Но в них лежит Артёмий-мечник. Если он пойдёт "на общих основаниях" - он завтра помрёт. А я ему - свою жизнь должен.
Смоленские и киевские гридни спешивались, отдавали оружие северским. Потом "интернированные", вслед за ведомыми уже чужими руками конями, начали выстраиваться в колонну, сдвинулись возы. А мы тихонько сидели на месте, стараясь как можно меньше привлекать внимания. Увы. Мужички здесь хозяйственные.
- А ты чего стоишь? Давай следом.
- А я эта… М ж не ихнии, мы ж просто за ними следом шли, попутчики мы. С под Седятина. Тама вон - тётка с малым дитём. Тута - дядька битый, помирать собирается. Не подскажешь ли, добрый человек, где б тут на постой недорого встать?
- Постой тебе… Серебро-то платить - есть? Тут таких как ты… полгода лезут и лезут… "хлебця-хлебця". Князь велел плетьми гнать - самим хлеба намале. Иль ты рукомесло какое хитрое знаешь?
На последнем вопросе ленивый взгляд разговаривающего со мною гридня стал вдруг острым. Ремесленник ценится значительно выше смерда. Сказать "да" - нарваться. Всякое ремесло накладывает на человека отпечаток. Мозоль от рукоятки шила в середине ладони сапожника - простейший пример. Ложь легко проверятся. Если поверят - похолопят. Если не поверят - обдерут плетями и погонят вниз по Десне. Если сказать "нет" - аналогично. А мне надо - ехать вверх.
- А то! Конечно, знаю. Я песни петь горазд.
Северские уже примеривались к моему барахлу. Заглядывали коням в зубы, "порадовались" на кормилицу с младенцем. Подозрительно оглядели Алу в половецком халате. Сейчас как заглянут под мешковину… Узнать гридня по одежде, хоть бы и битого…
- А могу и вам, славным гридням честнОго Северского князя Святослава свет Всеволодовича, песен попеть. Задарма.
Халява, плиз! И чтобы у нас отказались от "задарма"?! Или я не знаю наш народ? Народ загалдел в предвкушении.
Оценивающий взгляд подъехавшего Гамзилы скользнул по мне, по моим возам.
- Людей, стало быть, веселишь? - Эт хорошо. Бесовских плясок не пляшешь? - Эт хорошо. Непотребных песен не поёшь? - Эт хорошо. Ну, так, покажи умение своё, повесели и нас. Чтоб и нам было хорошо.
Народ начал разворачиваться в мою сторону. С такими… ожидающе-озорными взглядами. Типа: ну-ка, ну-ка, покажи-ка. А не угодишь, так мы тебя и сами песни петь научим. Громких - до самого Киева визг слышно будет.
Нефига себе влетел не подумавши! Певец из меня… У меня с вокалом и в мирное-то время… В глухом лесу мне цены нет - зверьё разбегается, комары - просто дохнут.
А на "Святой Руси" в голосах понимают. Русь вначале заимствовала чин церковного песнопения из Болгарии. Там поют на один голос. На Руси довольно быстро перешли на трёхголосье. А позже будет и семиголосье. И тут я… Ох и побьют. Мне что "до", что "соль"… Солёно будет. Во рту от выбитых зубов.
Да это-то ладно - моих заберут. И волчонка, и половчёнка, и мечника… Ладно, не "Ла Скала" - может, и не "приласкалют". Попробуем текстом взять. И чего же этому Гамзиле спеть? "Прощание славянки"? Как там: "Те кто предал её и продал"?
Слишком узнаваемый персонаж. Прямо передо мной на коне сидит. В красном корзно.
"Приятно дерзкой эпиграммой
Взбесить оплошного врага;
Приятно зреть, как он, упрямо
Склонив бодливые рога,
Невольно в зеркало глядится
И узнавать себя стыдится;
Приятней, если он, друзья,
Завоет сдуру: это я!"
Только этот так завоет, что я сам до смерти выть буду. До скорой и мучительной.
Гамзила равнодушно смотрел уже в сторону, где увязывали пленников и кидали в сани их доспехи. Какой-то молодой парень с наглой гладкой рожей ближнего слуги подъехал сбоку, поигрывая нагайкой.
- Ну чё, нищеброд? Будешь петь да плясать да народ веселить? Или тебе плёточкой помочь? Коли язык тебе без надобности - по-выдерем, коли ноженьки не скачут - по-выломаем.
- Дык я… эта… для такой высокородной да славой осиянной господы и песен-то подходящих сразу не вспомнить. Однако же, коли вы хочите песен - их есть у меня. Ну, слушайте.
Я уставился прямо перед собой на копыта княжеского коня, отключился от окружающих звуков и картинок и, почти речитативом, погнал:
"Не для меня придет весна
Не для меня Днепр разольется
И сердце девичье забьется
С восторгом чувств не для меняНе для меня цветут сады,
В долине роща расцветает -
Там соловей весну встречает
Он будет петь не для меня.Не для меня журчат ручьи,
Бегут алмазными струями.
Там дева с черными бровями -
Она растет не для меня.Не для меня придет Пасха,
За стол родня вся соберется,
Вино по чарочкам польется -
Такая жизнь не для меня.А для меня востра стрела
Что в тело белое вопьется,
И слезы горькие прольются -
Такая жизнь, брат, ждет меня.И слезы горькие прольются -
Такая жизнь пождет меня".
Чуть переделанный текст старой казачьей песни в варианте Пелагеи, я закончил уже распевшись, выйдя в последнем куплете на тот, столь любимый с детства, столь свойственный блатным и народным русским песням, надрыв. Так, чтобы душа свернулась, а потом развернулась. Аж до треска, до рваной на груди рубахи. Или - чтоб головой в стену и мозги в разбрызг. Ну, или - ещё стакан засосать.
На меня смотрели все: и собравшиеся вокруг северцы и стоявшие чуть в стороне смоленские и киевские гридни. И сам Гамзила. Молча. "Порвал зал". Сейчас и меня… порвут.
Первым влез тот же молодой парень с лоснящейся рожей:
- Ну, ты - скоморох! Ну ты развеселил! Да от твоего пения мухи дохнут! Счас я тебя плёточкой за такие нескладушки…
- Цыц. Отлезь.
Хмурый мужик с рассечённой шрамом щекой неприязненно посмотрел на моего музыкального критика.