Захват заложника с целью обеспечения безопасного отхода? Да, вначале это казалось основной причиной. Половцы напились, но всякий хмель без добавки - проходит. А закусывали они хорошо - мясом. И посты на реку выслали ещё трезвыми. Могут догнать, и тогда я, прикрываясь их ханычем… Не знаю.
Другая причина - предшествующие разговоры насчёт выкупа. Вот вытащу этого малька до Рябиновки, пошлём какое-нибудь чмо переговорное… И - будет нам всем счастье. Почём они тут ханских сыновей торгуют? Жаба как основа мировоззрения?… Может быть.
Месть? Безусловно. Желание заставить его пережить весь тот страх, тот набор болей и унижений, который я выхлебал за этот день? Показать, как выглядит вот такая, общепринятая, "правильная", "все так живут", "от дедов-прадедов заведено есть" жизнь, но - с другой стороны? "Воздам каждому по делам его". "Как аукнется - так и откликнется"… Было и такое.
Но была и ещё одна причина. Она странно звучит. Я её старательно… запинывал. Неправильная она. Но… Мне его стало жалко. Господи, ну кому кого здесь жалеть! Он - сын хана, предводитель, хозяин, вседержитель. Бай. А я - раб с радужной перспективой стать "мальчиком для наслаждений" или "верным псом", и спать у порога ханской юрты. Но мне его жаль.
Парнишка-то нормальный. Добрый, весёлый, живой. А вот вырастет в такую сволочь… Национально-конфессионально-сословную. Я понимаю: таких по обе стороны порубежья - полно. И всем - не на здравствуешь. Но вот этот… Вот он сопит в темноте. Надо - или резать, или… тащить с собой? Что-то я стал слезлив и сентиментален. Проще надо быть: какой вариант может дать наибольшую прибыль? - Упаковываем.
Алу сначала несколько забеспокоился, когда я начал его одевать, но, услышав мой голос, успокоился и снова засопел. Никогда не приходилось одевать сонного ребёнка в садик или в школу? Даже вязки на руки и овчинный мешок на голову он воспринял спокойно. Бормотнул что-то типа:
- Не спи, береги. Отцу понравишься.
Нагрузился, сколько сообразил, взял мальчишку в меховом одеяле на руки и тихонько, старательно обходя натёкшую из нукера лужу крови, в темноте… топ-топ…
Я уже говорил о важности правильной установки информационных фильтров? - Очень большая важность. "Опыт" - называется.
Вчера, когда мы налетели на разъезды кыпчаков - у меня никаких фильтров по теме не было. Непонятно - на что смотреть. Глаза - разбегались, мозги - просто захлебнулись. Хорошо - со мной были опытные воины.
Когда меня кыпчаки захватили - там вообще… сплошной поток желудочно-лёгочных ощущений. Фильтруй - не фильтруй - без толку.
Пока я за их конями на верёвке бежал да сердце у горла ловил, главное было - какая колдобина под ногами. Фильтровал исключительно микрорельеф местности.
А вот сегодня, пока ворон гоняли да клад откапывали… Когда знаешь что искать - оно находиться.
Всю зиму на "Святой Руси" идёт снег. Это - трюизм? - Ну, таки - "да". Его со двора сгребают и выбрасывают. Это кому-то новость? А сгребают его к забору, за сараи. И там же и выкидывают. За забор. Получаются два сугроба в высоту забора. С них ещё детишки на санках катаются.
Что мы отфильтровали и наблюдаем. Плотный сугроб от стенки дровянника до вершины окружающего селение частокола, который в этом месте является и забором подворья. Воткнутые в снег санки, прислонённые к тыльной стенке сарая лыжи. И пара палок. Без колечек внизу, но с ременными петлями для рук - вверху.
Ещё, в десяти шагах наблюдаем… труп моего кладокопателя.
Мда… Жаль. Парень оказался смелым, храбрым, отважным, упорным… можно продолжить ряд близких понятий. Но недостаточно умным, удачливым, изворотливым… можно продолжить и этот ряд.
Сопротивление поганым он оказал. Попытался. Изложил "серым тараканам" свою точку зрения. Видно по выбитым зубам. И по… блин! - По вытекшим глазам. Судя по царапинам у глазниц - выковырянных пальцами с длинными ногтями.
Оппоненты остались при своём мнении. Его и реализовали. Труп - раздет догола. По замёрзшему, присохшему… и по крови - тоже, видно, что его… употребляли для "их наслаждений". И перерезали горло. В какой последовательности - не очевидно.
У меня была мысль… Такая… благородно-шкурная. Забраться в соседнее подворье и освободить сидевших там, в здоровенном амбаре, пленников. Они выберутся, порежут своих захватчиков… Подымем над освобождённой территорией:
"Знамя великой борьбы всех народов
За лучший мир, за святую свободу".
Но половцев - десятка три. А местных… три дома. Три-пять мужиков, два десятка детей… Половцы и пьяные - бойцы. А смерды… Они начнут вопить, бегать в разные стороны, поганые проснуться и будет нам всем…
Так что, по князю Игорю. Которого - "Половецкие пляски". Он-то бежал один. Бросил в плену и сына, и брата. Остальные "братия и дружина" и вовсе не вспоминаются.
Осторожненько прикрутил Алу к санкам, перетащился через забор и с горочки… у-ух!
"Вот качусь я в санках
По горе крутой;Вот свернулись санки,
И я на бок - хлоп!
Кубарем качуся
Под гору, в сугроб.
…
Весело текли вы,
Детские года!
Вас не омрачали
Горе и беда".
Ивану Сурикову - не омрачали. Отсюда до этого, не омрачённого - семь веков.
На реку я спускаться не рискнул - слышал, как они дозоры высылали. Да и не уйти мне от них по речному льду. Ни пешему, ни конному. А вот в лесу… Спуск с горочки привёл меня на накатанную лыжню. Снег в лесу плотный, глубокий. Меня лыжня держит, а вот всадник на коне - будет барахтаться. Куда она ведёт? А фиг её знает. Куда-то между севером и востоком. "Возлюби имеющееся". Возлюбил, побежал.
Через полчаса я согрелся. Через два - от меня валил пар. Лыжня, похоже - нормальный охотничий маршрут. Охотник ставит в лесу ловушки и пару раз в неделю их обходит. Обычная длина такого лыжного кольца - световой день. 20–40 километров.
Другое кольцо выписывает человек без ориентиров. Например - заблудившийся в лесу. Правая нога, обычно, длиннее левой, поэтому путник ходит по овалу, длиной в 30–40 километров, забирая влево.
Когда лыжня от реки ушла вправо - я обрадовался. Не "овал блуданувшего". А потом совершенно идиотски сломал лыжу. Вытаскивал санки с Алу в горку, переступил лыжами. Одна из них оказалась лежащей на двух поваленных стволах. Она и хрупнула пополам.
Ощущения… Как мамину любимую чашку разбил… Вот она была и - нету… Ну чуть бы стал иначе, ну чуть бы внимательнее… Какое "внимательнее"?! У меня идёт третий день непрерывной скачки на выживание! Я весь мокрый, ноги дрожат… Санки чуть откатились назад, стукнулись о корягу, Алу проснулся и начал ворочаться.
Когда я стащил у него с головы мешок, меня встретила озабоченно-испуганная детская мордашка. Которая немедленно стало радостной:
- А, Ваня. А я уж испугался - может, случилось чего. Враги какие напали. А тут - ты. Хорошо. А чего у меня руки… не… не раздёргиваются? А мы где? А остальные где? Я писать хочу. А здорово, что мы эти штуки нашли. Надо сразу всех поднимать, и поедем к отцу - он обрадуется. А ты возле моего стремени побежишь - а то погонщики злые бывают. А чего так холодно? Почему ты так на меня смотришь? Ты должен смотреть вниз. Нельзя поднимать глаза на евсахиби.
Я сидел на поваленном дереве, смотрел на этого чирикающего… "щегла кочевой жизни" и чувствовал нарастающее раздражение. От своей усталости, от пережитых… переживаний, от бездорожья, от его щебета… Придавить бы… бая. Шашечкой махну и…
Голос Алу, чуть хриплый со сна, к концу его потока вопросов становился всё более неуверенным. И закончился тихим вопросом:
- А когда… кушать будем?
Мда. Как учат женщин на случай столкновения с сексуальным маньяком: "Говорите конкретно. Не: - ах-ах, какой вы противный! А типа: у меня под поясницей булыжник мешает".
"Кушать" - это конкретно. Как-то и желание… по-маньячить шашечкой - отступает.
Я сделал из ремня петлю и накинул на шею ребёнка. У него глаза… Рубль юбилейный видели? А два? Вот в два таких рубля я и смотрюсь.
- Ваня… ты… ты что?!
- Власть в нашей Малиновке переменилась. Теперь ты - раб, я - господин. Ты - ходячее мясо, степная пыль. Я - воин, твой хозяин. Будешь послушным рабом - позволю спать у порога моего дома. На коврике. Косточек давать буду. Ты - старайся. Служи мне лучше. А иначе - придётся плетями.
Малыш посмотрел на меня как на сумасшедшего, потом взвизгнул и рванулся с санок долой. Так вместе с ними и полетел. Санки перевернулись, и он оказался лицом в снегу. Я же говорил: Россия, итить её ять, снег на морде - постоянное украшение.
Алу бился под санками, привязанными к его спине, размахивая головой, отплёвываясь от залепляющего лицо снега. Когда ему удалось перевернуться, я дёрнул за шейный ремень, и он снова вернулся в прежнее состояние. Пока я перебирал свалившуюся торбу, в которой нашлись кусок конины и половина замёрзшего каравая, упрямый малыш встал на ноги.