- Значит, кони для вас хозяева?
- Скорее почитаемый неприятель, которого нужно задобрить. Непререкаемые советчики, недреманная совесть. Если бы они существовали для нас одних, мы бы взбунтовались - потому что какой человек выдержит такую опеку! Но они существуют для большего.
- Для чего - усмирять разноголосицу погод или растить раритетную флору и фауну? - я начинал терять терпение.
- Не только. Но это знаем не мы, знают те Странники, которые ходят с ними постоянно. И… и еще говорят, что кони таковы, потому что когда-то роднились с людьми Хирья и прочими конными народами.
- Ну, это что-то уж очень удивительно, - я начал и осекся. А все те метаморфозы, которые я наблюдал? И нечто в моем брате - то, что я сам не понимал вполне и не смел выдать?
- Вы не можете мне рассказать об этих цыганских древностях?
- Не можем. Не смеем.
Вот так! Одно утешение удрать куда подальше и - вплотную заняться фехтованием, что ли.
Я, можно сказать, в этом преуспел и посему жутко гордился. Период натаскивания неумехи сердобольными приятелями закончился; дежурный мастер нарочно подбирал мне от раза к разу все более заковыристых партнеров. Возможно, они меня щадили, не спорю, однако рано или поздно наступал момент, когда я заставлял их отряхнуть с себя все сантименты и выложиться без остатка. Но все равно стоял до последнего. А кое-кого и побивал, несмотря на его заносчивость.
Джозиен тоже приходил в наш зал, обычно с приятелем, полного имени которого я никак не догадывался спросить: Оли или Олли. Ладный паренек: широкоплечий и, насколько позволяла судить простеганная хлопковая кираса, - с осиной талией. Волосы короче и гуще моих, почти того же русого оттенка, но светлее и с рыжиной. Крупные черты лица, изящный рот и смелые, василькового цвета глаза; нос с горбинкой чуть загнут на конце, как у ястребка. Рубака он был хоть куда, Джозиену доставалось от него крепко: только длинные руки и спасали.
Раз он явился один. По традиции я подошел к дежурному сэнсэю и попросил нас свести. Как вызванный, он выбрал оружие - четырехгранную рапиру.
Ох, и досталось же от него моему едва проклюнувшемуся умению! Гибок он оказался, как дикая кошка, ловок, точно профессиональный престидижитатор - так что он не мог понять, откуда перед моими глазами является кончик рапиры, когда сама она только что была совсем в другом месте - и вдобавок неутомим. Меня охлестывали клинком то справа, то слева, порядком попортили нагрудник и вдобавок измочалили физически и морально - ибо язык его был так же остер, как его шпага, и весьма щедр на меткие эпитеты.
- А теперь поговорим серьезно, - сказал он, пока мы, стоя рядом, еще в эскаупилях, но уже без масок, и наскоро ополаскивали руки и шею. - Я за тобою давно наблюдение имею, только Жози не подпускал. Он ведь меня пасет по моему сугубому малолетству: нечто вроде большого старшего братца. Вот что. Ты зря сразу хватаешься за саблю, рапира тебе более к лицу, хотя сегодня тебе навязали ее против желания. Почему-то считается, что это фигня, состязание для портновских подмастерьев с их иголками. А на деле - и реакцию вырабатывает, и скорость, да и вес не настолько уж меньше сабельного. Боевым ударам широкого клинка снизу вверх, сверху вниз, наискосок, "падающему листу", "парящему коршуну" и прочей пакости всегда сумеешь научиться. Теперь смотри, - он накрыл мою кисть своей, шершавой, узкой и длиннопалой. - Эфес ты слегка пережимаешь, так надежней, но и трудней. Вот в чем хитрость: держи мизинец "на железе" вытянутым, чтобы сразу среагировать, когда будут выбивать клинок. Зажим моментально сработает. Потренируйся сначала на прямом "жальце", потом на своей кривой любимице. Почему, кстати, у гусаров мизинчик оттопыривался, когда цимлянское из бокалов глушили, знаешь?
Я молча помотал головой.
- Вот по этому по самому. Отбивали сухожилие напрочь. Ну, да тебе ручек целовать никто и без того не будет. Не те научные кадры пошли, ох, не те! И еще: равновесие ты держишь дай Бог всякому, вот только связывает тебя, что красу бережешь. Чего бояться - царапины? Нарочно без маски работай, чтобы привыкнуть. Шрам выведешь, а страх остается навсегда. И левую сторону береги, а не правую, как одногрудая амазонка! Сердце у тебя, надеюсь, на верном месте? Ладно, пока хватит с тебя теории. Познакомимся. Я Иола.
- Я - Джошуа, - произнес я в унисон с ней своим приятным баритоном.
Она посмотрела мне в лицо и вдруг прыснула:
- О-ох. Тот самый, учитель. А я-то говорю, как с подружкой! Смазлив больно.
Тут рассмеялся и я. Теперь, когда мы оба поняли, что имеем дело с противоположным полом, все стало на свои места. Без доспеха оказалось, что груди у нее высокие, крепкие и ничуть не расплющены, как у черкешенки или тех моих девчонок, что без меры оспортивели. Округлая талия, стройные ноги и узкие бедра вовсе не казались мальчишечьими. Но самым женственным в ней была улыбка. Она просвечивала изнутри, как свеча сквозь бумажный фонарик, удивительным образом меняя лицо: так улыбается обрызганный росой сиреневый куст или жонкиль, что дерзко выглядывает из снежного сугроба навстречу солнцу.
А потом мы под руку прошлись по садам, мостам и островкам города Охриды, съели по капустному шницелю в "Навуходоносоре", где вместо гарнира полагалось вести изощренные схоластические диспуты с официантом и посетителями, взяли на десерт по две больших порции взбитых сливок с черносливом и орехом во "взрослом" кафе у аэропричала и над третьей добавочной поклялись, что не омрачим нашей славной боевой дружбы никакими сантиментами.
Иола внесла в мой быт мощную струю рационализма. Зачем тебе печалиться, говорила она, что у тебя нет настоящей работы? Держать открытый дом - это и есть твоя нива. Ну ладно, ты чувствуешь себя не пользователем этого богатства, а держателем, так и калиф во всей славе своей - тоже не владелец дому своему. Ты что, в классной комнате предпочел бы сидеть или в детском спортзале, как я? (Она была тренером малышни, но ни на казармы, ни на обитель Омара это ни с какой стороны не походило. Какие-то "командные" и "мозаичные" игры, в которых оттачивалось умение действовать вместе, не изменяя своей самостоятельности.) Почему бы тебе, Джошуа, не отдохнуть там же, где твои дети - ведь это также каким-то боком тебя касается?
Так мы попали в Звериный Рай, где водились в основном любители братьев наших меньших, но также и всякие-разные представители фауны, и некая особая аура помогала им всем легко ладить друг с другом. Дюрьке здесь не шибко понравилось: она привыкла быть уникумом, а ее интеллектуальная продвинутость стоила немногим больше, чем продвинутость эмоциональная, какой отличались тутошние четвероногие, летающие и ползающие. Зато она вполне одобрила наше полумесячное пребывание в Стране Замков. Там каждую ночь являлись жуткие призраки с отлично развитым чувством черного юмора и каждый день, в стенах и вне стен велись сражения - почти бескровные, однако выматывали они всех и всякого. На Дюрандальку мигом нацепили настоящую драконью кольчугу, бутафорские уши, пропеллер и баллончик с холодным эфирным огнем - и она заделалась суперзвездой тутошнего перманентного фильма ужасов. А отсыпалась даже не днем, когда шум сражений отчасти утихал, а лишь однажды, в канун ночи полнолуния, будучи в этом плане истинной змеей, исполненной коварства. Кто, как не она, крепко дрыхнул, пока я, надрываясь, волок ее на спине!
В Келье Алхимика, где можно было без опасности для жизни отрежиссировать и поставить самый зубодробительный опыт, ей снова не понравилось: шумно и до чертиков дымом воняет. Вот во Дворце Карлика Носа она побыла бы еще денька два, а то и три, но я не позволил: прочную кожу на пузце наращивать - будь добра, а вот само пузцо на тамошних пирогах с чихательной травкой - не стоит.
Кого она прямо-таки заобожала после лета, полного событий, да и мои ребятишки тоже, так это Иолу. Кухонные сборища в Ониксовом Зале с легкой женской руки приобрели новый оттенок: на них царил дух уравновешенности и немудреного уюта. Никогда не вмешиваясь в наши ученые споры, Иола варила на плите кофе или вертела из песочного и заварного теста фигурки, чтобы испечь в духовом шкафу. А то и просто сидела, скрестив перед собой руки, как мамушка, и слушала, что говорят другие.
Джозиен не очень-то сразу обнаружил, что мы познакомились, так сказать, через его голову, - примерно на уровне нашего длительного совместного отдыха втроем - и слегка обиделся. Почему - тут приподнял завесу Шейн: Шейн ироничный и не содержащий в себе ни капли романтики.
- Как гласит старинная легенда племени Онейа, некогда ко входу в типи вождя явился сам Эйр-Кьяя, вожак Конского Народа, и принес в зубах человеческого ребенка, девочку. Держал он ее за свивальник, длиннейшую батистовую ленту, надетую явно руками, а не мыслью, причем на образец, какого не знает вообще ни одно из наших племен. Очень стеснительный для младенца. У вождя был двухлетний сын, ути, впоследствии До-Хо-Зи-Шанта-Ку, каковое имя ему дали только после Дня Взросления, или, по-здешнему, Джозиен. Его мать, старшая жена вождя, была в то время с молоком, а здешние онеиды всегда считали за честь взять себе двуногого… приемыша Конского Народа на воспитание и даже ради брака. И вот что еще удивляло помимо пеленок. Девочка оказалась меченой: спереди на левом бедре у нее было родимое пятно в форме тавра, бурый треугольник почти без волос, острым концом повернутый вовнутрь. Знак прирожденной королевской крови.
- А у тех жеребцов из "королевского" рода Эйр-Кьяя, что по сю пору наведываются в город поиграть с нею в поло, такая же отметина светлая, вытравлена жидким азотом, - добавил он с заметною досадой. - Ну, вы знаете, здешние люди в чем-то суеверней кочевника.
- Какая красивая легенда, - прокомментировал я ледяным тоном.