5. АРИЯ МОСКОВСКОГО ГОСТЯ
Даэмон вернулся свежим огурцом. Посмотрел на меня торжественно, утащил к себе Кэтти, скучавшую уже в моем обществе, и предупредил, что едет в Москву сегодня же вечером.
- Вот твой билет, - сунул он мне его в подарок.
- Как ты добр, - ответил я ему в тон.
- Но ты возьмешь?
- Ну разумеется. Это необходимая твоя жертва. Иди шали дальше.
- Слушаюсь, ваше благородие, - он удалился. Я остался один. Дел у меня не было и я решил пройти еще раз по старому городу, все-таки в нем особенная атмосфера. Уже в первые полчаса я понял, что мне просто скучно, как в зоопарке. Этот город он такой кукольный, как интерьер Комеди Франсез, насквозь фальшивый. Потому Даэмону и нравится, он такой же точно. Впрочем, зачем я думаю о нем плохо? Он такой, каким я хочу его видеть. Захочу - будет мне преданной собакой, только мне же потом будет скучно. Все справедливо… "Захоти!!!" - зашептал голос, - "проверь себя, ты ведь можешь!" Могу. Но это будет воспринято как мелкая ненужная месть. Он сам этого хочет от меня, он хочет, чтобы я подыгрывал ему. Фу, вот еще! Г-н петрушка обойдется.
Вечером мы садились на поезд, и мне впервые захотелось все бросить. Когда я увидел Катю на перроне… Она вся расцвела, была одета роскошно (петрушка прикупил), сзади шел он сам и осликом тащил ее ящики. Это было первое, что меня поразило - он сам играется в ее куклы. Надо же, какая сентиментальность. Я поймал себя на том, что Даэмон злил меня, досаждал. Мне захотелось аннигилировать его в альфа-центавру прямо вместе с этими ящиками. Я картинно вздохнул и предложил даме свою помощь - у петрушки же руки заняты.
- Ой, боги, боги, - завопил тут Даэмон, как паяц, - билеты-то наши пропали, и деньги все, ой! Бедная Катя, пойдем мы с тобой теперь бродячими артистами по свету, подберем разных собак да кошак, так и до Москвы карнавалом дойдем! Кэтти совсем не среагировала на его паясничанье, ей было и того много, что он рядом, и можно хоть пешком до Москвы. Даэмон меж тем разошелся не на шутку:
- Разве что дядя, добрый, добрый дядя купит нам с Катей билетики, а то пропадем мы с моей птичкой, ой ведь пропадем. Спаси Господи! Последнее было откровенным ерничаньем, я подумал, что и ударить его было бы славно.
- Каспадиин шутит или ни эдит? - спросил проводник с лицом синьора помидора.
- Какие уж шутки, - причитал Даэмон, кудахтая, - пропало все мое добро, тщанием неустанным нажитое! Увы, что делать мне, презренному потешному арлекину!
- Дэвушкаа с вамии? - заинтересовался помидор. Кэт вздрогнула.
- Девушка со мной. - сказал я тихо и быстро, - и этот… господин тоже. Я протянул проводнику двести баксов.
- Благодетель! - заорал на весь вокзал Даэмон, падая на колени, - спаситель, помиритель и родитель! Добрый дядя, ура! Он играл отменно, подумал я, проникаясь к нему восхищением, меж тем как он в плаще баксов за пятьсот подметал собой окурки и блевотину, ползая по перрону. Надо теперь и самому сделать что-то артистичное. Я улыбнулся и поставил ботинок ему на голову. Толпа было отхлынула, на Даэмон и здесь нашелся.
- Все правильно, товарищи! - заорал он, - дядя дал, дядя в праве! Пусть себе самодурствует. Он купил меня за двести баксов, ему можно. Только девочку мою не тронь, а то убью, - сказал он спокойно и зло, отряхиваясь безнадежно и картинно.
- Поросенок, - шепнул я.
- Кобель, - ответил он. Глаза его так и блестели.
- Два-ноль, - сказал Даэмон, вталкиваясь со мной в вагон, и я заметил, что он постарался измазать меня своим вонючим плащом как только мог.
В купе Даэмон был совсем уже спокоен. Ящиками он заложил одно нижнее место, на другое усадил Катю.
- Придется тебе ехать наверху, всевышний - поклонился он мне картинно. Я молча полез наверх. Счетчик бешено работал в его пользу.
- Эй, служивый, - давай сюда! - закричал он вдруг продавцу, предлагающему отъезжающим всякую снедь, - мне шампанского дорогого три бутылки и одну водку. Спасибо, родной. Русские дивизии придут сюда скоро и тебя не забудут. Продавец шарахнулся от него, как от чумы.
- Смущается туземец, - заметил Даэмон, - пора их обратно завоевывать, а то задолбали с паспортами…
- И деньги у тебя нашлись, мошенник… - сказал я с выражением.
- Жадничаешь, - моментально отреагировал он, - зря. Я к тебе со всей душой. На, - он протянул мне на верхнюю полку бутылку шампанского. Я принял его бесценный дар:
- А ведь поверил на перроне, что ты их потерял.
- Да, оттого все твои беды. Доверчивый…
- Девочка, - сказал я Кате, - твой друг надувала и кидала. Катя не отвечала, сотворяя ему бутерброд.
- И тебя это не трогает совсем? - не унимался я. Она выразительно посмотрела на меня, как на больного.
- Да, - произнес Даэмон, - но ведь если я перестану тебя веселить, меня не станет.
- Надоел, - сказал я так, как говорят неправду. На самом же деле он восхищал меня все больше.
6. ГОРОД НА ПОЛПУТИ
Однако, пора и действовать. Мне надоело молча ждать, что он еще выкинет. Чувство подсказывало, одного движения моей руки достаточно, и его миражные замки рухнут. Что он такое, в конце концов? Издевательское недоразумение, не больше. Даэмон понял, что я думаю о нем, и смотрел на меня из угла как провинившийся котенок. Ну все, хотелось сказать мне, отстрелял всю свою обойму?
- Мне уже страшно.
- Правильно, Даэмон. Ты сам-то веришь в меня?
- А то как же… Ради тебя все это и делается. Разве я был таким вот (он с грустью посмотрел на плащ) еще вчера? Нет, я играю в твоем спектакле. И она в нем играет - он показал на спящую Катю.
- Успокоился. Хорошо-то как.
- Я тоже не хочу быть веселым, мне это противно. С вечера я чувствую, как ты вколачиваешь в меня обоймы - одну за одной. Я беззащитен, но не потому, что не могу, я просто не хочу делать что-то против тебя. Ты сам меня заставляешь, неужели не видишь?
- Тебе больно? - привстав, я внимательно посмотрел на него.
- Я поверил в тебя как в звезду. Это ли не боль? Но сейчас, когда поезд тихо встанет посреди ночи и никто не услышит, мы сойдем с тобой с поезда, сойдем в таинственный город, возведенный безумными зодчими. Город, о котором никто не помнит и не возит сюда толстых американских туристов с библиями и сандвичами. Это тайна и мой подарок тебе. Идем! Мы вышли из вагона и проводник поклонился нам, не произнеся ни звука, и было слышно каждое дыхание вокруг, но его не было. На перроне ни пассажиров, ни торговцев курями, тихо.
- Куда мы? Поезд же уйдет?
- И это говоришь ты? - изумился Даэмон.
- Я смеюсь. Веди, дьявол. Мы прошли через пустынный вокзал.
- Никак не пойму, куда ты привез меня. Это Бологое?
- Бологое…
- Непохоже… Небось врешь?
- Как можно, монсеньер? - Даэмон поцеловал мне руку. Как здесь тихо. Остаться бы здесь, послать все к… (я покосился на Даэмона - он, по-моему, не заметил). И ветер так целует, как на небе.
- Ты тоже это вспомнил? - спросил Даэмон патетично.
- Отстань. Он как растворился в ночи, оставив мне смотреть. Какой необыкновенный город, подумал я, стоя на холме. Странно, что я не видел его раньше. Здесь мрамор легче дыхания, и цвет его - небесный шторм. Все строения были так знакомы мне, словно в детстве нежные руки вели меня этими дорогами к облачным крышам, и звезды хотели найти меня там одного…
- Спасибо, - сказал я Даэмону, - но я не останусь здесь, не надейся. Я вижу насквозь тебя, о моя обезьяна, и я знаю, что моя ставка в игре - весь мир. Я, впрочем, могу оставить здесь тебя, подарить тебе мое сердце, невелика потеря. Но ты не согласишься… А по мне - весь мир, и только.
- Ты хочешь Катю? - спросил он печально. Я наотмашь ударил его по лицу.
Мы вернулись в купе, и поезд тронулся. Я посмотрел на спящую Кэтти и сложил над нею руки в благословении. Даэмон молча сел в углу, достав газету THE FINANCIAL TIMES, которую таскал с собою по миру уже пятый год.
- Монсеньер, - сказал он, - спи. Я не дам тебя в обиду.
- Пошел на хер.
- Какой ты красивый… Может, ты на самом деле…
- Вот же гад, - мне расхотелось спать, - ты ведь врал мне, что веришь.
- Но я не говорил, что не сомневаюсь. Спи, монсеньер. Завтра тебе победить меня. Игра кончается, я ухожу.
- Зачем?! - я вскочил на постели, - что еще за чушь ты мелешь?
- Я расплавлен огнем твоей бессмертной красы, - сказал Даэмон, - и рассыплюсь песком у твоих ног, харе Кришна, только слезами твоих рек, каплею дождя на твоем лице…
- Что за чушь ты мелешь? - я швырнул в него чем-то попавшимся под руку. Даэмон засмеялся:
- Нет, торжествуй, во мне еще слишком много сил, чтобы противиться тебе. Все это правда… но правда и другое. Рука его запылала, как свеча и он посмотрел на себя в ярко освещенное зеркало:
- Это я, лунный Даэ, призрак шепчущих роз, дождь черных цветов, опадающих на землю, и мне приносят в жертву свою кровь молодые девицы. Я Лючаферул Всеславный, и я - их красота, я - в их любви, они - мои лики и тело. А ты упадешь, если и летал когда-то. А ты один, я же - во многих, как в зеркалах, где вижу свой бессмертный образ… Рука его вошла прямо в стекло и то осветилось кровью. Огонь погас.
- Как тебе удалось зажечь руку? - воскликнул я, впервые в жизни не веря ни во что.
- Я владыка огня… безымянное пламя без жара и боли, томный бред умирающего от любви, я есть САТАНА!
Естественно, этими эксцессами он разбудил Кэтти, которая быстро поцеловала его, заставив замолчать. Впрочем, он уже все сказал. Чувства мои были подобны осколкам, разбросанным по полу. И вдобавок он посадил Кэтти перед собой и заявил ей: