Вообще, я его понимаю. Если вокруг, полным-полно, таких скептиков, как я, а у остальных при наличии желания и интереса, полное отсутствие свободных денег. То, не больно то и разживёшься. Бизнес весьма не благодарный.
Угадав, что я направляюсь к нему, старик сразу же оживился. В его глазах блеснул огонек радости. Он сразу же расправил опущенные плечи и выпятил грудь. Всем своим видом, он стал мне напоминать петуха, гордо расхаживающего по курятнику, ввиду отсутствующей конкуренции.
- Здорово отец, - приветствовал я его.
- Здоров, коль не шутишь, - тоном, исполненным, доли сарказма, ответил он.
- Ты знаки читать умеешь? - сразу к делу, перешёл я.
- А ты что, без очков не видишь? - старик, упёрся своим перстом в плакат.
- Видишь, написано: "Читаю судьбу по руке".
- Это-то я вижу. А по картам?
- По каким ещё картам? - удивился старик.
- Ну, не по медицинским же, - теперь уже съязвил я. - Если бы, по медицинским… то я не к тебе, а в поликлинику пошёл бы. Ты по картам Таро читать умеешь?
- Нет. Это не ко мне.
- А, к кому же тогда? - допытывался я.
- Эх… Не мой день сегодня, - расстроился старик. - К Эльвире тебе надо. Она в этом мастерица.
- А как мне её найти?
Дед достал из лежащего, под транспарантом пакета, клочок бумаги и карандаш. Накарябал замысловатым, почти не читаемым почерком адрес. И пояснил, как добраться.
- И обязательно передай, что я направил. Чтобы знала… нам чужого не надо.
И тут я понял, что искренне обидел старика, оставив его ремесло без внимания. Стараясь искупить ошибку, чтобы отблагодарить его, я спросил:
- А что, дедушка мне погадаешь?
- А чего ж не погадать? Давай молодец, посмотрим, что ты прыткий такой, собой представляешь. Да какая судьба тебя ожидает.
- Почём нынче прогнозы папаша?
- Для тебя, пятьдесят будет.
Я достал из кармана рубашки деньги и протянул старику, наблюдая, как они перекочёвывают в карман, его белых брюк. И протянул ему руку.
- Погоди. Сначала левую давай. Поглядим, что судьбой тебе было отмеряно и уготовано.
Он внимательно исследовал все лабиринты и хитросплетения моей ладони. Поднял на меня изумлённый взгляд и еле слышно, сбивчивым голосом потребовал:
- А ну-ка, дай сюда правую.
Я протянул ему руку и почувствовал, что, что-то не то. Волнуется старик. Занервничал.
Его руки, сжимающие сжимавшие мои ладони, напружинились и затряслись, судорожной дрожью. Он вздрогнул как от удара электрического разряда. Резко отбросил мои руки и испуганно вытаращился на меня.
- Сколько лет живу… но чтобы такое… ты это… - лепетал он, заикаясь, дрожащими губами. - Я ведь бесов в человеках насквозь вижу… эх нечистая… ну дела…
Он достал из своего кармана мои деньги, сунул мне в руку и, пытаясь изобразить твёрдость в голосе, выдавил из себя:
- Не надо нам ваших денег. Ступай отсель… и не приходи больше.
- Да ты что, дед? Что случилось-то? Ты объясни? Раз судьбу читаешь, так читай. Народ ведь требует.
- Читать говоришь? Знаки читать? Ступай… ступай, - взмолился дед.
И видя, что его вразумлениям, я поддаюсь плохо, поспешно скрутил свой плакат в рулон, взял пакет и штангу, на которой он висел подмышку, и быстро перебирая ногами, побежал прочь.
Вдруг он остановился, хлопнув себя по лбу ладонью, будто что-то забыл. И закричал мне срывающимся нервным голосом:
- Эльвире…, Эльвире ничего не говори! Не говори, что я послал. Эх… горе то какое…
После этого старик, чертыхаясь, побежал. Повернул на лево. И скрылся в арке, ведущей в Холодный переулок.
Стоп.
Опять Холодный переулок.
Фотограф, тогда… а теперь ещё и этот дед…
Что им там, медом намазано? А может, они все психи? Надо бы узнать, нет ли там случайно лечебницы для шизофреников.
Я стоял изумлённый посреди улицы. Чувствовал я себя в очень дурацком положении. И что он там смог такого увидеть. Я посмотрел на свои ладони… Линии, на них были не такими, как раньше. До этого времени, они были, пусть не идеально, но всё же схожими. А теперь, абсолютно разными! Создавалось такое впечатление, что это ладони, двух совершенно разных людей.
Марфа
Старик топором Фридриха срубил две осины. Обтесал. Продел их в рукава старого ватника, который был в тёплых вещах беглеца. С одной стороны, перетянул обтёсанные оглобли брючным ремнём Фридриха и закрепил его остаток, в небольшую шлею. Таким образом, получились вполне удобные носилки-волокуши. Стараясь не причинить немцу боли, он аккуратно переложил его на них и поволок.
Путь их действительно оказался не близким. Кроме того, его, таким делал изменённый маршрут, так как приходилось из-за Фридриха огибать крутые овраги, и обходить густые заросли, где обычному пешему путнику, передвижение не составило бы особого труда.
К сумеркам они вышли на небольшую поляну. Фридрих увидел одиноко стоящий большой и добротный, бревенчатый дом с крытым подворьем, обнесённый высоким частоколом.
- Ну, вот мы и добрались, - сказал старик и забарабанил в дубовые ворота.
- Марфа! Встречай гостей! - прокричал он не свойственным его возрасту, зычным басом. И пояснил Фридриху, уже тише. - Знатная травница. Егеря дочка. Только вот, осиротела рано. Батьку ещё в Гражданскую коммунисты изрубили. Ну а мамка, как разрешилась при родах, так и преставилась. Вот и выросла она, бабкой воспитана. А та, из наших - из лесовиков…
Тут послышалось гулкое, деревянное стуканье, отворяемого засова. Ворота распахнулись. И к ним вышла на встречу молодая женщина. Разглядеть лицо было сложно. Падающая тень от высокого старика, почти полностью закрывала фигуру хозяйки.
- Здоров дед Берендей, - раздался низкий, но приятный, молодой, женский голос - что-то ты поздновато для гостей. Аль, женихаться пришёл? Так ведь я не про вас. Не медвежьей породы.
- А ну, цыц! Девка. Всё бы ей женихаться… - вон молодца принимай. Да, на ноги поставь. А потом уж и думай…
- Всё им грехи-потехи, - проворчал дед.
Марфа так и оторопела. Фридрих понял, что она по началу и не заметила его на носилках. А теперь пристыдилась, оттого, что её озорство будет, не правильно истолковано, не знакомым человеком.
- Что стоишь, воды в рот набрала. Бери оглобли. Да понесли…
Марфа попыталась шёпотом что-то спросить у деда. Тот успокоительно махнул рукой и ответил:
- Да, не боись. Он такого же поля ягода. Разве ж, что из Неметчины. Стал бы я перед человеком не посвящённым, обличие менять, да к тебе в дом тащить…
- Ну, коль так… тогда милости просим. Вы уж не серчайте, мил человек. А, то времена у нас нынче…
Они занесли Фридриха в горницу и уложили, на предварительно освобождённую от расшитого покрытия, дубовую скамью.
- Помыть бы вас надо, - виновато потупив взор, сказала Марфа. - Дед, ты поможешь?
- Сама справишься доченька, мне уж пора… Я и так, уж, на цельный денёчек отстал. Нагонять бы надобно. - Сказал дед и направился к выходу.
У порога он остановился. Посмотрел на Фридриха и сказал:
- А, ты поправляйся скорее. Как на ноги встанешь, да окрепнешь совсем, пусть Марфа, тогда ко мне белку, с весточкой отправит. Вот тогда и свидимся. Да, поговорим. Может, чем и поможем.
Со двора, Фридрих услышал крик:
- Марфа! Запирай ворота. Не спокойно в лесу нынче.
Марфа вышла во двор. Фридрих понял, что это был предлог. Он, не смотря на боль и усталость, собрался, настроил свое восприятие. После чего, перенёс своё сознание к говорившим на улице.
- Ты доченька, его сильно не расспрашивай. Из беглых он. Тяжко ему сейчас.
- Хорошо, дед Берендей.
- С деревенскими, поаккуратней будь. Прознают, поползут слухи… Нагрянут из НКВД. Беда большая может случиться. Так что хорони его от глаз чужих, как зеницу ока. И самой спокойней будет.
- Поняла я. Уж постараемся.
- Ну, бывай доченька. Если что, или помощь какая, кличь… Приду.
- Ладно, дед Берендей. Пойду я. А, то подумает, что что-то худое супротив него замышляем. Не гоже будет.
- Хорошо. Ступай доченька.
Когда дверь отварилась, Фридрих, чтобы не волновать женщину, сделал вид, что дремлет. Марфа засуетилась. Наносила воды. Помогла ему раздеться. И стала обмывать его мокрой ветошью.
После, Марфа опытными руками нашла места изломов рёбер и, производя аккуратные движения, еле слышно шепча заговор, устанавливала кости на свои места:
Боль пройди
Не стой
Не ной
Откуп Силой за тобой
Мать Земля - прими мой дар
Мёд, трава, ладоней жар
Дерево простит меня
Златом жаркого Огня
Поспеши, поторопись
Ветка хрустни - кость срастись
Она производила это так умело, что Фридрих даже не почувствовал боли. Было только странное ощущение, что всё происходящее, совершалось не с ним, а он был, лишь сторонним наблюдателем.
Затем Марфа приложила к больным местам травы, среди которых, к удивлению Фридриха были и те, которые не использовались для подобных целей в их роду. Потом знахарка стала обматывать его тряпьем. После каждого витка, она обмазывала ткань кашеобразным раствором из мёда, яйца, глины и других добавлений.
Он выпил, принесённый Марфой душистый отвар из глиняной чашки. Отвар был горячим, и он старался пить маленькими глотками, чтобы не обжечься. Скоро боль успокоилась, и немец смог без особого труда приподняться и сесть. Марфа принесла ему чистую и накрахмаленную, длинную льняную рубаху. Тело ощутило приятную свежесть. Фридрих, после долгих скитаний по лесу, чувствовал себя, обновлённым и свежим.