Потом он и вообще перестал думать - бокэн сам собой подставлялся под все колющие и рубящие атаки и парировал, обретая всё новые отметины, всякий раз на мгновение вспыхивало чувство конца, прорыва блокады - и опадало до следующего раза. Злость мешалась с весельем на грани отчаяния; он ведь тогда об меня хорошо пообтёрся, мелькало внутри, а теперь по новой норовит, сволочь…
Нойи внезапно стал, оперся на клинок, как денди на тросточку. От последнего, нечаянного выпада он попросту уклонился всем телом.
- Совсем неплохо, от детского слюнявчика ты успешно избавился. А теперь защищай жизнь.
Когда он выдернул рапиру из щели в полу, остриё было уже нагим. И первое же движение навстречу сердцу окончательно лишило его противника разума. Сорди отбивал и нападал, рубил и колол, совершенно забыв о неуместности таких приёмов, о том, что бокэн утоньшается с каждым выпадом, что они оба созданы вообще для иного. Его самого становилось всё меньше - один голый азарт, холодное бурленье в крови, нечто похожее…на любовь?
Бокэн развернулся вместе с кистью совершенно непостижимым образом, с лязгом выбил рапиру из руки и, завершая взмах, пал на плечо.
- Туше! - крикнул Нойи, чуть пригибаясь. - И баста. Молодец и умница, только уймись пока, ладно?
Сорди и сам опешил: из разреза густо сочилось нечто красное.
- Я тебя ранил, что ли?
- Уж не одних синяков наставил, вестимо. Да чушь: ты на себя бы посмотрел. Весь в лохматуре. Красивое зрелище получилось для божественной парочки.
Стянул рубаху, прижал резаную рану, что тянулась почти до соска:
- Ты тоже приберись немного. Можно, я свою любимую спицу подберу? Собственно, ты на нее полнейшее право теперь имеешь, но лучше я тебе иной выкуп дам.
- О чём ты говоришь!
- Хотя да, конечно, маэстро тоже дар полагается от успешного ученика. Баш на баш, ладно? И оботри, будь другом, оба оружия: мои одёжки для того не годятся.
Вышли они из двери в стене обнажённые по пояс, но без других проторей: кровь кое-как свернулась, царапины наспех затянулись коркой.
В доме Нойи, куда они торжественно приплелись - прохожие расступались перед ними, обнявшимися и окровавленными, со страхом и почтением - тот бросил Сорди на колени знакомый мешочек:
- Это, как понимаешь, мне Кардинена в залог за твою науку дала. Выдолби в рукояти меча дупло, всыпь самоцветную пыль внутрь и забей наглухо. Порожние флаконы от зелий у меня видал? Разбей, какой тебе глянется, и используй пробку.
- Сил не осталось.
- У меня тем паче. Придётся отменить очередной эротический сеанс, а это знаешь какие слёзы и пени!
- Тоже мне, святой бабник.
- Э, так меня одна посестра имеет право звать. Подслушал, поди? Придётся в следующий раз тебе оба уха отмахнуть, как бычку на корриде.
Перепалка, к обоюдному удовольствию, возобновилась в полной мере. Когда, всё так же перебрасываясь репликами, они прихлёбывали крепчайший и очень сладкий кофе с корицей, до приготовления которого хозяин вынужден был снизойти, Сорди спросил:
- А когда и как ты с меня долг возьмёшь: выйдешь из города с нами или что?
- Ну нет: дела пока здесь держат. Должен ведь кто-то обучать здешнее население сладостям гетеросексуальной связи! Детишки еще, однако. Ими город прирастает - остальные суть мигранты, хотя много их. Что волны: приливают, отливают… Не отойду от всех них. Даже не последую за вами, как некоторые.
- Некоторые - это Ирусик или Эррант?
- Вот чего не знаю, того не знаю. Кот вообще из другой оперы: то ли кельтика, то ли руссика. Может быть, Кареновы жёнки или Кертова подруга - Та-Эль со всеми тремя хотела увидеться.
Чуть помедлил:
- А хотелось бы выйти. И на правило странника покласть, и на упёртого Тэйна - тоже мне, низший доман в законе. Небось, тотчас за хвост меня бы не ухватил. И на грозу здешних мест…Э, что-то заговариваться начал. Слышь, парень, давай полбутылку допьём - завалялась в углу буфета, а вино отличное. От фарсийских гябров.
О таком народе Сорди слыхом не слыхивал, однако бутылку с наполовину вытянутой из горловины пробкой отыскал легко. В запылённом стекле покачивалось нечто густое и по виду слегка тягучее: когда Нойи осторожно, чтобы не всколыхнуть осадок, перелил содержимое в хрустальный штоф, в полной мере проявился его цвет.
- Багряный яхонт и пироп, - прицокнул языком хозяин. - Кровь из яремных вен мироздания, которые ближе всего к Богу. Я тебе пока неполную рюмку налью - с этим нужно быть осторожнее. Слишком эти… одни узы развязывает, другие запутывает.
Пригубили каждый своё, чокнулись по-братски, выпили.
- Что, братец, вкусно было? Улей и сад, как говорил ваш писатель?
- Нет слов. Еще бархат и мёд.
- И сразу в голову ударило, а то и в противоположное место?
- Нет вроде. На кофе легло. А откуда ты знаешь? Ну, про узы на ногах?
- Разве на них? А…Простая пословица. И наша Карди на моем дне рождения, ну, когда она в старших, а я в простых лейтенантах ходил… Ох, снова я перед младшим проговариваюсь. Залить и забыть, что ли.
Выпили еще - теперь уже вровень.
- Сорди, завтра тебя посестра назад возьмёт - глядишь, нескоро увидимся. Не раньше Сентегира. Ты вот чего скажи - не доделать нам начатое той буйной ноченькой?
- Ной, я ведь уже догадался, что ты меня специально перед боем разозлил. Подстроил хитрую подляну. А теперь зачем?
- Успокоить, малыш. Только и всего.
- Знаешь, не надо, - Сорди отвёл его руку от своей талии. - Это, может быть, и моё, да не твоё. И даже моё - но не с таким и не такое. Ты уж прости, ладно?
- Ладно, о чём разговор, - добродушно отозвался Нойи. - Просто я мал-мала виноватым себя чувствовал, а так…так даже лучше для обоих.
Утром он встал рано, когда собутыльник еще отдыхал. Проверил вчерашнюю повязку - не сползла ли, не открылся ли снова шрам на плече. Отыскал в хламе бур из закаленной стали и порожний флакон из аметиста, от которого вовсю наносило пряным. Морёный дуб поддался легче пробки - Сорди не хотелось разбивать сосуд, а затычка, вставленная вровень с краями, никак не хотела иначе поддаваться. Наконец, после долгой и тихой ругани, сопровождавшей работу драгоценным "волчонком", дело вышло. Выгладить отверстие в торце бокэна, всыпать туда самоцветную пыль и притереть затычку уже намертво было уже нетрудно.
- Не то что вновь раскупорить, - проворчал Сорди, - еще рукоять сломаешь.
Что бокэн был вновь как выглажен, но казался тоньше, он заметил, но не очень удивился.
Ополоснулся, натянул на себя отысканное накануне в завалах тряпьё и сапоги покрепче вчерашних, бросил на плечо перевязь меча и вышел навстречу утренним колоколам.
XIV
Кардинена ждала ученика уже верхом на Шерле, держа в поводу Сардера, подсёдланного с особым тщанием. Разбухшие перемётные сумы, поперек пустого седла ягмурлук, сама Кардинена закрылась клобуком по самые брови и еще сзади полы плаща распустила - прикрыть спину Шерлу и отчасти спрятать карху, что на сей раз висела на потёртой кожаной перевязи, доставая концом до каблука.
- Давай прощаться с этой обителью. Вижу, припечатали тебя здесь основательно. Статуи, звоны, состязания всякие…
Сорди молча кивнул. Копыта процокали по брусчатке, фигурной, изысканной, как всё здесь. Кованые ворота молча и с готовностью отворились - это был противоположный конец города, никто на первый взгляд не следил за теми, кто уезжал в широкий мир.
Впереди лежала котловина c пологими краями, по дну которой бежала дорога, сложенная из натуральных доломитовых плит, по бокам виднелись пласты слагающих склоны пород - своего рода лестница. Низкие, плотные кустики подступали к нагой кости земли, теснили ее, однако всадник и даже два могли проехать легко, не боясь рассадить бока лошади и свои плечи, низкое серое небо не слепило глаза. То самое небо, что он видел в окне Зала Тергов, подумал Сорди. Тихое. Спокойное. Оттого для него прозвучали неожиданностью слова Кардинены, что первое время ехала позади:
- Считай, что всё до того было приятной прогулкой по здешним окрестностям, ученик.
Он обернулся - и понял, почему.
Над стенами Лэн-Дархана сияло крошечное озерцо густо-синей воды, шпиль одного из храмов пронзал его тонкой иглой цвета ранней зари. А по берегам озерца застыли хмурые клубки туч того цвета, который и не хотелось бы назвать "свинцовым", но никакому иному определению он не поддаётся. Оттуда высверкивали беззвучные молнии и убирались назад, освещая брюхо своего облака: так, будто на пробу, исходит начало смерча и лижет воздух языком, прежде чем затанцевать в полную силу.
- Гроза идёт, - кивнула Кардинена, встретив его взгляд. - Я ведь намекала тебе, что город - вроде как дамба для всяких природных неприятностей?
- Это ведь от него самого надвигается.
- Обогнул, - неопределенно проговорила она. - В клёщи взял. Не бойся, города Волк не тронет. Он и для него… он как яблоня.
Кто и что этот "он" - Огненный Волк, весь город или шпиль, которого Сорди не видел раньше на фоне общего великолепия, игла, точно выросшая по слову…
По этим словам Кардинены, что она торопливо проборматывала:
"Яблоня между мирами:
Корни в небе, но плоды -
Воцаряются меж нами
Дней багряные следы.Молния между мирами:
Ветви в небе, но исток,
Вечности благое пламя,
В землю жаждущую лёг".