- Мальчик, вот и видно по тебе, что контрразведки не нюхал. Изломали бы они моего Даруму зазря, по простому навету. Или, еще хуже, - сумели бы сами ачару раскупорить. Оттого я и позволила ее на тот свет забрать. Ну и, конечно, - понадеялась на то, что в конце концов и вышло. Дар ведь и свою траекторию отклонил. Проделывать это с "Магнумами" стрелков Керта смысла не было никакого.
- Теперь понимаю.
- Ничего-то ты пока не понимаешь и ни в чем толком не смыслишь, ученичок. Ладно, давай, что ли, дальше погребём: Вечному Городу не век ворота открытыми держать. До заката поспеть надобно.
X
Усталые всадники подъехали к самым стенам с высокими голубыми арками ворот - и тут Сорди застыл на месте - от восхищения или чувства, ему прямо противоположного: то, что он издали принимал за щербины в регулярной кладке, оказалось богатейшей резьбой, если не по стилю, куда менее округлому, то по тематике подражающие незабвенном храму Каджурахо.
Изысканные костюмы и украшения, самое лучшее из которых - нагота. Цепи любовных историй, вереницы соитий, караваны преклонений мужчины перед женщиной, женщины перед мужчинами, мужчин и женщин по отдельности - друг перед другом, тех и других - перед коровами и лошадьми. Кишение бесстыдства - слов не подберешь. И в то же время…. он боялся понять и принять…
Некая сакральная чистота. Для тех, кто вырезал в камне эти горельефы, в сексе не было ничего грязного и постыдного, запятнанного первородным грехом. И самого греха не было в этом мире…
А Кардинена уже со смехом тянула его за рукав, Сардера - за повод:
- Теперь понял, отчего здесь нет охотников Лэн-Дархан штурмовать? Подойдут войска к стенам, поднимут очи горе, дабы напоследок помолиться, - и застынут, хоть голыми руками их бери. В точности как ты. В те времена, о которых я тебе рассказывала, натурально, не было на стенах ничего похожего. Это женщины свои порядки завели.
Сорди с натугой отвернул голову:
- Да, ты о них говорила. Заперлись от мужчин в резных стенах, как Лизистрата?
- Ничего подобного. Скорее здесь город Вечного Карнавала. Не античного, скорей венецианского или бразильского, но длящегося без перерыва добрые два десятка лет. Убежище от войны - в каком-то роде ты прав. Оазис вечного мира, своего рода запретное место.
- Харам, - вспомнил он.
- Но вовсе не гарем, ни боже мой. У тебя, часом, не прострел - больно туго башкой ворочаешь? Натуральные мужчины тут тоже водятся: по специальному допуску. И гости всех возможных в природе полов. Однако по замыслу именно жёны отдыхают от мужей во имя дальнейшей крепости брака. Отрываются по полной, как говорили в твою архицеломудренную эпоху. Оттого и накладывают отпечаток на быт.
Тем временем кони подвезли обоих к лазурной арке - по всей видимости, самой главной, ибо стреловидный, устремленный к небу обвод портала был очень широким и испещренным по изразцу кудреватыми знаками, в которых Сорди кое-как признал арабские. Он спросил об этом Карди.
- Любовная поэзия. Бессмертные строки. О той родинке, за одно лицезрение которой не жаль отдать Бухару вместе с Самаркандом. Но ты не думай, прочности опускной решётки это ни в малой мере не мешает.
Двое стражников в круглых шлемах, обмотанных кисеей по самую верхнюю шишечку, неторопливо шевельнулись навстречу, выставив копья крест-накрест.
- Мужской пол допускаем только в сопровождении или при особом документе, - басом провещал низенький и толстый.
- Вот именно, - шёлковым голоском ответила Кардинена. - Вам какой документ показать - верхний или нижний? А то у меня оба в порядке, по закону выправлены и даже печатями девства снабжены.
Дернула тесьму на вороте и пренагло полезла рукой за пазуху.
- Езжайте, - второй стражник, тощий, как выпотрошенная сельдь, махнул рукой и первым поднял копьё, освобождая проход. - Можно подумать, прямым ходом из Орлеана, такая девка забористая.
Путники нырнули в арку - Сорди мимоходом увидел вверху заточенные стержни толщиной в мужское запястье и вроде как из молибденовой стали - и оказались в густой тени туннеля: стена была, по прикидке, метров в двадцать толщиной.
- Я не понял. Тут что - шутовство вместо закона? И как только ты не боишься уронить свой авторитет.
- Перед кем? Уверяю тебя, они оба далеко не персонажи шекспировских комедий и родом вовсе не из Ламанчи. Ты не чувствуешь, как у тебя под черепом чужие мысли копошатся, нет? А я очень даже. Хороши были бы здешние стрекозы и стрекозлы, если бы себя со всех сторон охраной не обеспечили.
Впереди замаячила вторая преграда, уже в виде железного занавеса из цепей. Цепи с подобием остро отточенных якорьков понизу были намотаны вверху на барабан, но это не мешало им угрожающе раскачиваться прямо над головой приезжих.
А сразу за цепями раскинулось волнующееся море: всадники рассекали его, как форштевень - крутую, бьющую в борт волну. Торговые ряды под открытым небом, люди в нарядах, похожих на радугу, изрезанную в клочки и истолчённую у ступе, ковры, прикрывающие вход в лавку или харчевню, выдолбленный прямо в стене, помост с ширмой, на котором вовсю буянили актеры и их куклы, воздетые на тростях над толпой. Сорди никак не мог отличить один пол от другого, пока не вспомнил сказанное однажды Кардиненой: у мужчин - род, у женщин - город. Женщины укладывают волосы по личной прихоти, как им вздумается, мужчины отмечают свой ранг. Немало бород и шевелюр, тщательно заплетенных в косицы и перевитых золотной тесьмой или шнуром, рейтуз с довольно скромными или весьма нагло выпяченными гульфиками, накладок на и без того широкие плечи. Но куда больше длинных, чуть подвитых на концах прядей, развеваемых ветерком вместе с полупрозрачной одеждой, двурогих чепцов, с которых на жёсткую парчу или извилистый муар струится тонкая вуаль, зубчатых, как забороло, корун, из-под которых на уши спускаются как бы два повернутых друг к другу серпа: волосы смазаны смолой и расплющены, коны их плотно унизаны кольцами или вделаны в серебряную трубку. Яркие в то же время нежные цвета, свободные манеры, резкие и свежие голоса, шум, который переливается и играет точно опал или… императорский самоцвет.
- Карди, у нас еще много осталось этих самых чешуек? - тихо спросил Сорди.
- В чём нужда-то?
- Неловко, что тебя за мужчину приняли и, я так думаю, принимают. Я так понял, что женщинам входить не препятствуют, а к тому же они могут взять с собой спутника?
- Верно. Только не мужа.
- Переодеться бы соответственно. И вообще в не такое. мм… походное. Модные лавочки тут кругом, прямо все из себя изворачиваются ради покупателя.
- Слушай, как по-твоему, нам с тобой прямо на площади заночевать или под местными липами? Там и сумы переметные раскроем - никто, блин, не видал, как Бог напитал…
- Я о том и забыл, прости. Отвык от шумной жизни. Ищем гостиницу или трактир?
- Именно. В таких местах не только кровать и еда - все нужное как-то само собой на тебя набегает.
А едва они свернули с толпища и торжища в переулок, более или менее тихий, набежала на них сама вывеска.
- Отель "Бродячая Собака", - беззвучно произнесла она, болтаясь на еле заметном сквознячке, будто висельник.
Надпись освещалась чадной масляной лампой в пергаментном футляре, вопиюще неуместной в свете оставшейся за спинами площади, и была готически вырезана кухонным тесаком на подобии морёной дубовой шкуры, снятой с вышеупомянутого зверя - с хвостом, острозубой головой и всеми четырьмя конечностями. Мёртвой шкура отнюдь не выглядела, напротив: стеклянными глазками подмигивала весьма выразительно.
- Надо же - и это проявилось, - с нежностью произнесла Карди. - И самая первая в мире реклама тоже имеется.
"Еда без отравы,
Сон без блох,
Обслуга без недомолвок,
Всё - за интересную цену".
- Мне не столько цена интересна, - сказал Сорди в пустоту, - сколько удельный вес той копейки, что завалялась у нас в карманах.
- Конец цитаты, - оборвала его Кардинена. - Здешние реалии имеют препаскудные манеры повторяться.
Проговорив сию грамматически небезупречную фразу, она сошла с седла и пихнула вперёд ворота, двустворчатые и тоже из дуба, что были слегка зажаты меж оконных ставен по причине широты, явно рассчитанной на двух драгунов верхами, причем драгунов, поддатых вдребезину. Надпись, выведенная поперек створок -
"Вход без лошадей категорически воспрещен!"
- неожиданно разъехалась пополам, и путешественники ввалились внутрь, по инерции затягивая туда же своих скакунов.
- Везде пропуски, - ворчливо заметила Кардинена, заново утверждаясь на ногах. - Раньше в Лэне такой бюрократии не заводилось на дух. И таких вопиющих клаузул.
- Ты о чем? - с легкой рассеянностью проговорил Сорди. Более всего он опасался, что их кони добавят в здешний интерьер кое-что непредусмотренное правилами. Впрочем, интерьер, на первый взгляд, позволял и не такое: пол устилали тростниковые маты, из неструганых стен выпирали факелы абсолютно дикарского вида - подобие дырявого ведра на длинной швабре. Окна то ли были, то ли нет, ибо с обратной стороны каждого ставня висели плотные занавески из мешковины, отороченные рюшками. Сверху, с не по делу высокого потолка, свисал обруч, а с обруча - подобие рыболовной сети. В очаге, чей зев открывался по правую руку и был сложен из дикого камня, гудело буйное пламя, чьи рыжие языки лизали обширное чумазое днище артельного котла. Налево шевелилась густая тьма цвета лучшей в мире сажи, из неё кое-как проглядывал коренастый стол в окружении таких же стульев. Он был дик, округл и огромен, и водружённые на нём миски, плошки и поварёшки, служившие столовым прибором, это лишь подчёркивали.