А с той женщиной, которая ушла, случилось удивительное. Никогда не считала она себя ни красивой, ни по-настоящему молодой, оттого не смотрелась ни во что, хотя бы отдалённо похожее на зеркало. Но вот однажды решила она попить воды из родника - так далеко забралась она от ненавистного моря - и увидела в широко растекшейся луже лицо необыкновенной красавицы лет пятнадцати-шестнадцати.
- Если это я, - сказала она себе, - то не годятся для этого тела мои лохмотья, а сама я годна лишь для ложа владыки.
И снова стало по её словам, хоть и думать не думала, хотеть не хотела женщина такого.
Однажды герцог Мессины охотился в тех краях, где поселилась красавица. А она жила в брошенном доме и добывала себе пропитание подёнщиной, лицо же свое прятала под слоем жирной голубой глины, которую отколупывала на ночь и утром снова намазывала на лицо, как масло.
- Что за красотка получится из этой дикарки, если её отмыть и умастить слоем золотых червонцев! - воскликнул герцог. - Право же, те высокородные шлюхи, с которыми я так поступаю, куда менее поддаются моей алхимии.
Он подал знак своему конюшему, тот подхватил юную женщину к себе на седло и увёз во дворец, где ей занялись прислужницы герцога, торопясь поспеть до его прихода.
Вот от неё-то, своей любимой и драгоценной игрушки, и услышал герцог о ребёнке, что канул в море. Захотелось ему посмотреть на такое чудо, и велел он всем рыбакам и корабелам Мессины высматривать для него Кола-Рыбу.
На рассвете одного дня матрос с парусной шхуны заметил в открытом море, как Кола играет в волнах, словно дельфин. Матрос приставил ко рту ладони и закричал:
- Эй, Кола-Рыба, плыви в Мессину, к дворцу тамошнего владыки! С тобой хочет говорить твоя матушка, которая нынче в большой чести у герцога!
Кола тотчас повернул к берегу. Сколько времени прошло - никто не знает, только однажды он подплыл к ступеням дворцовой лестницы, что уходила прямо в воду небольшого залива, вострубил в морской рог и крикнул:
- Матушка, где ты? Кто позвал меня именем моей матери? Отзовись!
Герцог в мантии и короне спустился до половины лестницы, держа за руку свою разнаряженную в пух и прах конкубину, и заговорил:
- Это я позвал тебя от её имени. Слушай меня, Кола-Рыба! Желал бы я взять твою матушку своей женой, но стыдно ей идти за меня без приданого. Мое герцогство богато и обширно: это горы и скалы, зелёные рощи и озёра, города и дворцы, селения и пастбища, рыба у прибрежной полосы и раковины на литоралях. Но что скрыто в подводных владениях её сына, неведомо никому. Не стану я покушаться на всё это, но одно хотел бы знать, что причастна моя милая невеста к величайшим богатствам.
- Удивительны твои речи, о герцог, - ответил Кола-Рыба, - и ещё более удивительная судьба постигла мою матушку. Никогда не считал я эти богатства своими или чьими-либо ещё, однако посмотреть я посмотрю.
Вернулся он через семь часов и описал чете любовников долины, горы и пещеры, рощи из разноцветных кораллов и леса из водорослей, Рассказал о диковинных рыбах, которых никто кроме него не видел, потому что они живут далеко внизу, в густых зелёных сумерках, и чудовищных созданиях, которые обитают в вечном мраке. О холодных реках и горячих ключах, что текут в нутрии самой воды. Но в том месте, где одна гигантская каменная плита налегает на другую, наполовину скрывая огромную впадину, не смог ничего разглядеть Кола.
- Наверное, там спрятано самое главное сокровище нашего моря, - сказал герцог метрессе. - Пускай он посмотрит.
- Сынок, - сказала женщина, и голос её был точно таким, как тот, что пел над его колыбелью. - Доставь мне радость, прошу тебя.
- Зачем тебе, матушка, то, чего ни ты не сможешь достичь, ни я не осмелюсь поднять наверх? - спросил Кола.
Но так как хотел он для неё всего самого прекрасного, что бывает в воде и под водой, то послушался и вновь ушёл в пучины морские.
Целый день и целую ночь пропадал там Кола. Вернулся измученный, смертельно усталый, но отчего-то радостный и сказал герцогской чете:
- Слушайте, герцог и моя матушка. Дна я так и не достиг, потому что вырываются из провала струи кипящей лавы и стрелы огня, а извергает их сидящая там огромная чёрная жаба с мудрым ликом наподобие человеческого. Роятся вокруг неё крошечные существа и поют диковинные песни, о которых нельзя сказать, мелодичны они или подобны дикому скрежету. И видел я, что стоит город Мессина на мрачной базальтовой скале, и струи те уже на исходе своей мощи подмывают основание камня. Сулит это неизбежную гибель столице и её обитателям.
- Откуда ты знаешь о том, дорогой Кола? - спросила женщина. - Не говорил же ты, в самом деле, с теми жуткими тварями?
- Нет, они же не понимают земного языка. Но они манили и звали меня к себе, - ответил человек-рыба. - Только я не мог. Тяжко там существу с верха: вода внизу тяжела, как камни, давит на грудь и не пускает в себя.
- Прыгни с верхушки сторожевой башни маяка, - посоветовал герцог. - Ты пронзишь воду как острием шпаги и не заметишь, как опустишься на самое дно.
- Нет, - ответил Кола. - Это верная смерть или нечто во всем ей подобное.
- Но мы должны узнать, сынок, - настаивала герцогская конкубина. - Что, если мы тут погибнем вместе с нашей столицей?
- А чтобы мы безусловно уверились, что ты побывал в расщелине, - подхватил герцог, - принеси нам знак оттуда, что и будет твоим подарком матери.
- Хорошо, попробую в последний раз, - ответил Кола.
Он поднялся на сторожевую башню и с её верхушки ринулся в волны.
Три дня и три ночи ждал его герцог и ждала красавица, стоя на самой последней ступени.
И вот, наконец, выгнулась посреди залива морская гладь, замерцала яркими бликами, и поднялось из воды чудище, похожее на огромную медузу золотистого цвета, с птичьим клювом и щупальцами, похожими на косы, широко заплетенные в семь прядей. Только и осталось у него человеческого, что карие глаза с искрой.
И провещал глубоководный монстр:
- О мать! Лишь по одной любви к тебе вернулся я сюда, ибо с недавних пор тяжек стал мне воздух земли и невыносим яркий солнечный свет. Оттого сам я стал тем знаком иного, который вы от нас потребовали. Велено мне также передать вам обоим дары, коли вы так их добиваетесь. Тебе, герцог, - совет: не отягчай главу свою массивной короной и не делай крыши тяжелей основания домов. Матушка же, сказали мне, и так получила два подарка: первый - в уплату за неблагодарность, когда доброго слова ни у кого не нашлось для Царь-Рыбы, что вручила себя людям. О том я больше говорить не стану. Вторым стали её красота и свежесть - так получилось оттого, что выносила она в себе многочисленное потомство Царицы и Великого Жаба, моих младших братьев и сестер. А как вы распорядитесь полученным - это не наша воля и не наша забота. Прощайте!
С этими словами ушло создание под воду, где была его истинная родина, и больше о нём не слышали.
Зато слышал весь мир, когда страшное землетрясение разрушило прекрасную Мессину и соседний город Реджо-ди-Калабрия: горы с гулом и грохотом свергались вниз, приливная волна ударяла в берег, в земле раскрывались и закрывались алчные пасти трещин - и становились гробом для обитателей те дома, где, по обычаю тех мест, кровля была массивной, а фундамент и стены - сложены почти без раствора. Тогда лишь учёные вспомнили о пророчестве Кола, но впоследствии, когда еще более ужасная катастрофа постигла город, сравняла с землей все здания и погубила почти всех людей, - узнали его все оставшиеся в живых".
Пока Лев мерным и монотонным голосом читал сказание, Марина ухитрилась задремать, но когда замолк и она невольно встрепенулась от этого, оказалось, что текст вошёл в неё до последнего слова и последней паузы.
- Зачем ты мне это рассказал? - спросила она.
- Затем, зачем и Кола выдал свои предсказания. Чтобы ты подумала и кое-что поняла. В том числе о себе самой. А теперь держись!
Тут их накрыло чернильной тьмой и поволокло вдаль со скоростью вообще невиданной.
- Не трусь, это нам защитная подушка. Среднее Море уже почти миновали, теперь братец Спрут протащит под панцирем Большой Черепахи, - Лев пролез между передними сиденьями к ней и хватанул за руку в обычной упокоительной манере.
- Какая-такая черепаха?
- Одна из тех, на коих зиждется Великий Диск, - хмыкнул тот. - Ну, по крайней мере Африканский континент. Там внутри подобие грота со внутренним морем, о котором внешние люди еле догадываются. Мы с тобой могли бы продраться на колёсах через Атласские хребты, но уж лучше прямо по назначению. В горах-то нынче весьма и весьма шатко: низвергаются и извергаются как и где только могут.
В пустыне безводной…
…А когда их, наконец, выплюнули из жидкой соли на волю, настала глубочайшая синева.
Она плескалась в окнах, щедрыми мазками ложась на угловатые базальтовые своды, играла со звёздами, от которых остались лишь отражения в маслянистой воде, и роняла щедрые блики на подобие широкого алтаря, где возлежало нечто узкое, жёсткое и крылатое.
- Что это? - шёпотом спросила Марина. - Это всё.
- Сердце сердца пустыни, - ответил Лев. - Невозвратная вода.
- Озеро?
- Конечно. И, кстати, пресное. Почти с Байкал, но куда как глубже. Со дна бьют родники, сверху падает тень камня, оттого и получается такой чудной цвет. Хотя, может быть, это рачки такие фосфоресцирующие. Я не знаю в точности, что ты видишь: лазурь или ультрамарин. У нас с тобой разные глаза.
- Ой. Туда можно выйти?
- Погоди.
Нажал на газ, и внедорожник неторопливо двинулся к постаменту. Очевидно, туда вёл пандус, потому что никаких толчков не последовало.