Вот на это дерево, с этого-то подоконника я и сиганул на глазах у восхищенной Рут. Быстренько спустился на землю и сразу почувствовал уйму знакомых и незнакомых запахов, отчего мгновенно утратил чувство сонливости, одолевавшее меня последние полчаса.
Пахло Котами и Кошками, пахло Крысами, старыми автомобилями… Откуда-то тянуло откровенной и неопрятной нищетой, витали запахи несомненной обеспеченности и хорошей еды… Нормальные запахи Большого Города.
Как и всегда в темноте, зрение у меня автоматически обострилось, и я стал обследовать внутренний двор в поисках места для, сами понимаете, чего…
Нашел старый, проржавевший огромный легковой автомобиль совершенно незнакомой мне марки, устроился под ним и, слава Богу, вовремя сделал все свои дела. Как и положено – зарыл, забросал комочками мерзлой земли и еще чем-то, что под лапу попадалось, вылез из-под автомобиля и стал приводить себя в порядок. Почистился, умылся, прилизался, размял когти и только было собрался к "своему" дереву, как вдруг увидел, что рядом со мной сидит грязно-беленькая Кошечка и в упор смотрит на меня во все свои зеленые глазки.
То, что она была ГРЯЗНО-беленькая, я и в темноте увидел. Мало ли я встречал уличных, ничейных, бесхозных Кошек на своем жизненно-половом пути?!..
Короче, я посмотрел на нее, она не отвела своего взгляда от меня, и уже через пять секунд мы трахались как сумасшедшие!..
Несмотря на свою неухоженность, техникой секса она владела безукоризненно! Правда, сквозь стоны наслаждения все время приговаривала и варьировала на все лады одну и ту же фразу:
– А тебе Вагиф разрешил?.. Ты спросил у Вагифа? Господи, что скажет Вагиф?.. Я так боюсь, что Вагиф будет против!..
Не скрою, мне это изрядно мешало, но я подумал: в конце концов, в Америке я трахаюсь впервые и, вполне вероятно, что у НИХ это особый национальный обычай – во время траха бормотать вот такие присказки…
А национальные обычаи страны, в которой я сейчас нахожусь, я просто обязан соблюдать и уважать!
Мне же не мешало перетрахать в Германии невероятное количество немецких Кошек, хотя они, несмотря на обилие эротических изданий и секстелепрограмм, почти всегда во время ТРАХПРОЦЕССА спрашивали недовольными голосами:
– Ты скоро кончишь? Ну, сколько можно?.. Спать же хочется.
Наши, российские, боясь лишний раз забеременеть, обычно вопят:
– Только не в меня! Только не в меня!..
Каждое государство имеет свои сексуально-национальные особенности. Поэтому я старался не обращать внимания на стенания моей Первой Американской Партнерши, все время повторявшей одно и то же, явно восточное, имя – "Вагиф".
У меня даже мелькнула мысль: может быть, здесь так называют некое Божество, покровительствующее американским Котам и Кошкам во время их соития?..
Кончил я достаточно обильно и бурно. Сказалась невозможность сойти на берег в Канадском порту Сент-Джонс из-за Крыс, как утверждал мистер Чивер, "величиной с поросенка".
– И что же это за "Вагиф"? – лениво спросил я, снова приводя себя в порядок.
Грязно-беленькая Кошечка, нафаршированная мною минимум семью Котятами в будущем, изумленно посмотрела на меня и еле вымолвила:
– Ты не знаешь Вагифа?!..
– Нe-а, – легкомысленно ответил я, уже взбираясь на дерево.
– Ой-ой-ой… – только и сказала моя Первая Американочка.
Когда я перепрыгнул с дерева на наш подоконник и просунул голову в кухню-столовую, то сразу увидел Рут, стоящую у окна со встревоженным лицом. На ее плечи была наброшена короткая теплая полицейская куртка с меховым воротником.
– Черт побери! Где тебя носило?!.. – обеспокоено спросила она. – Оттуда еще такой холод… Я уже не знала, что и подумать!
– Пока искал подходящее место, пока то-се, пятое-десятое… – уклончиво ответил я. – А чего ты разнервничалась? Что со мной, взрослым Котом, могло случиться?
– Да что угодно! Это Нью-Йорк – банды брошенных и одичавших Котов и Кошек, бродячие собаки!.. Полчища Крыс, от которых вообще спасения нет! Разные маньяки, обожравшиеся наркотиками. Уж за восемь лет работы в полиции я такого насмотрелась, что… Могу тебе по секрету сказать, что я, вопреки всему тому, чему меня учили в университете и в Полицейской Академии, собственноручно снабдила Тима телескопической полицейской дубинкой, чтобы он хоть как-то мог себя защитить. Это было абсолютно непедагогично, но мне наплевать на всю педагогику мира – начиная от Песталоцци и до сегодняшних наших болванов, заседающих во всяких ученых советах. Мне мой ребенок дороже!..
Рут решительно опустила окно и сбросила теплую куртку на стул:
– Идем к Тиму. Я там тебе уже все приготовила.
Невысокая, но широкая картонная коробка, сохранившая неясные вкусные запахи, была выстелена старым одеяльцем, сложенным по размерам коробки. Рядом стояла пластмассовая плошка с чистой водой.
Эта коробка с одеяльцем ну точь-в-точь повторяла мою старую ленинградскую коробку с одеялом, в которой я спал первые три года – все свое детство и отрочество, пока окончательно не переселился в любимое кресло Плоткина.
Шура называл ту коробку с одеялом – "Лежбище Котика"…
Я благодарно потерся рваным ухом о ноги Рут, попытался мурлыкнуть, но, как обычно, ничего, кроме хриплого мява, у меня не вышло. Однако моя благодарность была понята и принята, и, пожелав мне "спокойной ночи", Рут затворила за собою дверь.
Впрыгнул я в коробку, улегся, устроился там, еще какое-то недолгое, наверное, время прислушивался к сонному сопению Тимура, а потом… а потом смотрю – Шура Плоткин лежит!.. На таком высоком каменном столе…
И у него на ноге, у самой ступни, картонный номерок привязан.
А вокруг на таких же столах лежат, кажется, Люди. Только уже прикрытые простынями. И тоже с номерками на лапах… То есть на ногах. И вроде бы все они уже мертвые…
А Шура – живой, слава Богу. Но ничем не прикрыт, в одной рубахе белой и без воротника…
Я оглянулся – огромный зал с высоченными окнами. Пустой. И столы с накрытыми фигурами. По стенам изморозь, на окнах – лед, на полу – лед… Мне к Шуре никак не подойти! Я рвусь к нему и вниз соскальзываю… Скольжу, скольжу, царапаю лед когтями, еле-еле продвигаюсь!..
– Шура!.. – кричу я. – Шурочка, это я – Мартын! Сейчас я доползу до тебя!.. Лежи, лежи, не нервничай…
А Шура мне так спокойненько-спокойненько и говорит:
– А я и не нервничаю. С чего это ты взял? Доползешь – так доползешь, нет – так нет. Какая разница?
"Господи!.. Что он говорит?!" – думаю.
А сам ползу по льду, когти срываются, и почемуто надо все время вверх ползти! И зацепиться не за что… И я скатываюсь назад. И снова ползу вверх!..
– Ты бы накрылся чем-нибудь, Шурик! – кричу я ему. – Холодно же!…
– Мне накрываться нельзя, – отвечает Шура и поднимает подол рубахи.
А на груди у него – от горла чуть ли не до пупа – страшенный, ну просто кошмарный шрам! И зашит он через край, как Шура когда-то зашивал дырки на своих носках. Только шрам зашит не нитками, а какими-то толстыми веревками с большими узлами… И все это в запекшейся крови. И концы веревок, грязные, пересохшие, царапают его по телу, а из царапин сочится свежая кровь!..
– Мамочки родные!.. – в ужасе кричу я. – Что же это?!!
А Шура так усмехается и говорит:
– Да так… Здесь, в Америке, старичок, это плевое дело – сердце из меня вынули. Сейчас жду замены. У нас бы мне его с корнем выдрали, а здесь мягонько так, почти безболезненно.
Я в панике оглядываюсь на соседние столы, на тела, закрытые простынями, и спрашиваю:
– А это кто, Шурик?..
– А это разные… Кто не дождался нового сердца, кто замены не перенес.
Я-то в этом во всем ни хрена не понимаю, знаю только, что Живое без сердца жить не может… И понимаю, что я сейчас обязан во что бы то ни стало что-то предпринять! А что – понятия не имею…
Шура, видать, просек мое смятение и так успокаивающе говорит мне в обычной своей манере:
– Не боись, Мартышка! Все будет – нормуль. Я тоже поначалу трусил, а теперь понял – оказывается, можно и без сердца. В чем-то даже удобнее – никого не жалко, никто тебе не нужен…
А я все, дурак, лезу и лезу наверх по гладкому льду…
– И Я тебе не нужен?!.. – шепчу я обессилено и скатываюсь по ледяной горке куда-то вниз, вниз, вниз…
Слышу, Шура оттуда, сверху, усмехается и говорит мне:
– А это как у тебя с хеком, Мартынчик. Долго не ел. Отвык. За это время попробовал другой рыбки. А она оказалась лучше хека раз в сто! Так и с нами – сколько мы с тобой не виделись? Несколько месяцев. Я вот тоже раньше думал – как это я смогу без тебя прожить?.. А выяснилось, что могу. И очень даже неплохо.
– Шура… Шурочка!.. Я же к тебе через весь мир добирался!.. – бормочу я и плачу, плачу, плачу…
А Шура так вежливо-вежливо говорит мне:
– Извини, старичок, но это уже твои проблемы.
И тут я понимаю, что мне никогда не взобраться по этой ледяной горке, никогда не приблизиться к Шуре!.. Вот теперь уже просто нет сил.
И вижу: несется на меня "Собачья свадьба" – Кобелей штук десять и эта мерзкая Сучка впереди всех! И ни одного деревца рядом, куда можно было бы влезть, ни одного подвала, куда сигануть, спрятаться, скрыться…
Сейчас, сейчас эта оголтелая свора разорвет меня на куски! Я уже чувствую их вонючее дыхание на своем носу и уже откуда-то знаю, что эту Суку зовут почему-то Котовым именем – "ВАГИФ".
– Шура-а-а-а!!! – кричу я истошным Шелдрейсовским голосом. – Спаси меня, Шура!.. Помоги мне!.. Помоги…
А откуда-то сверху раздается холодный Шурин голос:
– Старик, я же тебе сказал, – здесь каждый свои проблемы решает сам.