В эту пиццерию в разные времена иногда заходили перекусить сам папа римский, маршал Бадольо, Антонио Грамши и даже Пальмиро Тольятти. Все итальянцы любили ходить сюда. Они тоже любили слушать "Маруську", "Кирпичики", "Как на Дерибасовской". Коммунистический писатель Джанни Родари в виде показательной забастовки жил у пиццерии в большой пивной бочке. Мимо бочки проходили буржуазные сеньоры Помидоры, мафиозные доны Карлеоны и богемные музыканты Джузеппы Верди, смотрели па новоявленного Диогена. Муссолини тоже посмотрел на Джанни Родари, купил ему пиццу. "Работать, - сказал, - надо". Посоветовал ему добровольно угодить в тюрьму, если жить негде. "Фашизм - большая семья, - сказал Муссолини, - всем место найдется".
- Свободно, батька? - спросил Муссолини у батьки Махно.
- Сідай, дуче, - ответил батька, сделал знак Жириновскому, и тот слинял.
Муссолини грузно подсел к столу батьки Махно и заказал бутылку тиринтини и пиццу.
- Не пойму, батька, - покровительственно сказал дуче, насыщаясь и рассеянно оглядывая пиццерию, - кто ты такой есть, батька Махно? За что я предоставил тебе политическое убежище?
Сейчас Муссолини был толстожопым (sik! слова не выбросить) итальянским бюрократическим шкафом, Махно - маленьким украинским сраным (тоже не выбросишь) потертым веником. Муссолини не очень-то понимал, чем он рискует, - и правильно понимал - батька Махно был уже не тем артистом, который, переодевшись в женское платье, умел войти в дом когда-то обидевшего его польского полковника Ковальского, выпить с ним, а потом расстрелять его и всю семью. Не тот был батька Махно, не здесь был батька Махно.
- Сам не пойму. Вот почитай, - ответил Махно, вынул из кармана потертую вырезку из газеты "Всеукраїнські вєдомості" и протянул Муссолини. Тот облизал жирные пальцы, надел очки и прочитал:
"Неможливо з певністю сказати нічого навіть про таку відому постать у повстанському pyxoвi, як батько Махно. 3 оповщань одних він ідейний aнapxicт, свідомий українець, з романтичним устроем свого війська, на зразок запорозького; з оповідань других - це просто бандит, безпринципний антиукраїнець та антисемит".
В. Винниченко
- Ну вот! - пожал плечами Муссолини и снял очки. - Нехорошо: бандит и антисемит! Как же у тебя обстоит с еврейским вопросом?
- Меня об этом уже спрашивали. Меня в Гуляе по этому вопросу однажды инспектировал сам Джугашвили, - ответил батька.
- Это кто?
- Ну, старый большевик. Вроде Орджоникидзе.
- Ну да?! - заинтересовался Муссолини.
- Революция - это когда поначалу весело, - уныло сказал Махно и стал монотонно рассказывать, внимательно глядя в стол, будто читал газету: - Весело было. Он тогда был наркомом по национальностям. Бронепоезд Джугашвили прибыл на станцию Гуляй-град рано утром. Встречали Люська и Жириновский. Вышел Ворошилов и сказал: "Ваши повстанцы - герои, они помогли прогнать немцев и Скоропадского, дерутся со Шкуро и помогли взять Мариуполь". Люська сказала: "Помогли? Взяли Мариуполь". Ворошилов ей: "Значит, вы революционеры?" Люська ему: "Даже оскорбительно, ну". Вышел Джугашвили, Ворошилов подвинулся, Джугашвили сказал: "Однако, факт, что ваши части реквизируют хлеб, предназначенный для голодающих рабочих". Жириновский встрял: "Этот хлеб вы реквизируете у голодающих крестьян и расстреливаете их направо и налево". Джугашвили ему: "Направо и налево нехорошо, но тебя я сейчас расстреляю. Расстреляй его, Ворошилов". Ворошилов сказал: "Давай подождем батьку". Жириновский тут же слинял. Люська сказала Джугашвили: "Мы за народ. За рабочих и крестьян". Ворошилов ей: "Мы тоже за народ. И за революционный порядок. Мы против погромов и убийств мирных жителей". Люська: "Где это было? На махновцев клевещут все, а наши товарищи, лучшие военачальники, как дедушка Максюта…" Ворошилов: "Ну, этого я знаю". Люська: "Дедушка Максюта крупнейший революционер без обеих ног, он арестован". Джугашвили усмехнулся и спросил Люську, для кого она реквизировала целые лавки дамского белья в Харькове. Мои хлопцы заулыбались, а Люська отмахнулась и покраснела: "Ко всякой ерунде придираются, не вникают в суть вещей. Я первая ворвалась в Екатеринослав, обезоружила 148 офицеров. Можно легенды рассказывать про махновцев". Трудно заставить Люську прекратить перечень своих подвигов. Пьют чай. Гуляют по перрону в ожидании меня. Комендант станции говорит: "Батька едет". Это я еду. Локомотив с одним вагоном. Я одет в бурку, папаху, при сабле и револьвере. Автомобили поданы, едем в Гуляй. Окопы, следы боев. Я показываю дерево, где собственноручно повесил белого полковника. Джугашвили приказывает Ворошилову послать в Москву телеграмму: "ВЦИК. Ленину. Предлагаю за боевые заслуги сократить приговор Никифоровой, осужденной лишения права занимать ответственные должности. Решение телеграфируйте в Г-град". Люська намекнула об этом сама, а Жириновский шепнул Ворошилову, что "Махно не пускает Люську в штаб". Потом Джугашвили спросил: "Как у тебя с антисемитизмом? Евреи жалуются". Я ответил: "Кто жалуется? Вольдемар, подойди. Выпей. Вот смотри, - сказал я Джугашвили, я с Кобой был на "ты", - вот у меня еврей Жириновский - мой телохранитель и начальник разведки". - "Ну, это несерьезно, - сказал Джугашвили. - Расстреляй его", - "Хорошо, расстреляю, - сказал я, - но не потому что он еврей, а потому что дурак. Теперь вот, смотри, в соседнем дворе семья Флейшмаиов сидит на веранде и пьет чай". Джугашвили сказал: "Ну, это показуха идиллии расовой терпимости". Тогда я честно говорю: "Вспышки антисемитизма бывают, но мы с ними жестоко боремся. Три часа назад по ж. д. дороге из Мариуполя на станции Кочережки еду-вижу: какие-то подозрительные плакаты расклеены, но не успел прочитать. Хорошо, останавливаю бронепоезд, даю задний ход. Выхожу, читаю: текст погромного характера - бей жидов, спасай Россию. Я думаю: какую на хрен Россию, Украину спасать надо. Вызываю коменданта станции, требую объяснений. Он ухмыляется. Хвастает, что у него таких плакатов много, что он вполне согласен с их содержанием. Я вынул маузер и тут же собственноручно застрелил его. А потом на каждой станции останавливал поезд и там, где были расклеены эти плакаты, расстреливал коменданта". Я прав или не прав, дуче?
Муссолини что-то промычал с полным ртом.
- Кто там в шапке? - вдруг заорал батька, увидев Джанни Родари в берете. - Скидай шапку! Иначе выведу!
Джанни Родари пустился наутек.
- Украина… - задумался Муссолини. - Слышал. Знаю. Ну, вы там конституцию уже приняли?
- Ха! - воскликнул Махно и достал из кармана "Вюник Украшського парламенту".
Муссолини опять надел очки и стал читать и жевать.
ГЛАВА 8
Вам обязан я тем, что познал все, что есть самого судорожного и мучительного в любовном опьянении, и все, что есть в нем самого ошеломляющего.
А. Пушкин - гр. Воронцовой
СТЕНОГРАМА ГОЛОСУВАННЯ ПРЕАМБУЛЫ КОНСТИТУЦІЇ УКРАЇНИ
(Офирский институт этнографии и антропологии)