"Я представился Гамилькару "естествоиспытателем", не упомянув о второй и основной своей профессии, - что ж, Пржевальский тоже был русским офицером, но остался в истории великим естествоиспытателем. Из севастопольских красот Гамилькару больше всего нравилось Итальянское кладбище, где по всем признакам гнездилась целая купидонья стайка - среди могил часто встречались мертвые тушки воробьев и ворон. Купидоны очень похожи на крупных летучих мышей и одновременно на французских бульдогов - драпированная черная морда из скрученной в морской узел мокрой тряпки с красными глазами. Купидоны - это рептилии, ящеры, родня доисторическим птерадонам и птеродактилям, звероящеры, несут яйца и живородящи, но не птицы и не млекопитающие. Купидон всеяден - в голодуху может отведать и падаль, есть грех. Они славятся как друзья дьявола или даже само его воплощение (на иконах чертей изображают с кожаными угловатыми крыльями). Ворон, сова, летучая мышь - домашние животные ведьмы; купидон - любимчик самого сатаны.
В Библии купидоны "нечистые", их запрещено ловить и есть. Древние греки посвящали их богине Персефоне, жене Аида - царя загробного мира. Они оборотни, вестники беды, увидеть во сне купидона - это болезнь, ураган, нападение грабителей. Пролетевший над головой купидон - смерть. Женщины вечером плотно закрывают окна и не выходят простоволосыми, потому что купидоны любят цепляться в женские косы. Души грешников отправляются в ад на купидонах, а нечистая сила летает на них на свои шабаши на Лысую гору и даже на Луну. Но есть страны, где к купидонам относятся с большим уважением. Майя почитали их священными. Священны они и у австралийцев и буддистов. Особенно их почитают в Офире. Там верят, что душа спящего человека оставляет тело в образе купидона, чтобы утром вернуться обратно. Убить кунидона - погубить спящего офиряпина. На офирском "фу" означает "счастье", "купидон", "летучая мышь". Собачья команда "фу" пошла от дрессированных купидонов.
Ведут ночной образ жизни. Необычная и страшная внешность с непривычной точки зрения. Днем прячутся по темным закуткам, в щелях, в заброшенных зданиях, на колокольнях, в склепах, на кладбищах. Филеры на кладбище не лезли, поджидали у входа. Название кладбища успокаивало Гамилькара, вон сколько полегло итальянцев, Россия хороший, надежный антиитальянский союзник".
Научные наблюдения за филерами и купидонами не были главной целью Гамилькара. Он второй месяц стучался во все штабные инстанции Добровольческой армии и предъявлял свое офирско-итальянское подданство и рекомендательное письмо от самого сэра Черчилля. Он добивался обещанной встречи с самим Верховным Главнокомандующим и жаловался Акимушкину на русскую военную бюрократию. Филеры и Акимушкин в штаб не входили, поджидали его у входа. Штабная охрана у входа играла в древнеримскую игру "ландскнехт", или костяной покер. Гамилькар показывал охранникам письмо от Черчилля и проходил в штаб, слыша за спиной бормотанье: "Большой стрит, две нары, малый стрит, каре…"
- На какой предмет вы хотите видеть Главнокомандующего? - спрашивали Гамилькара штабные крысы, вертя в руках англоязычное письмо Уинстона Черчилля.
- На предмет снабжения русской армии консервированным мясом и яйцами купидона, - отвечал Гамилькар и вываливал на штабной стол консервы. - В мясе купидона значительно меньше холестерина, чем в свинине, оно отличается приятным вкусом и совсем не жесткое.
"Que diable est-ce que tout cela?" - думали крысы из штаба Врангеля, но были вежливы и не отказывали господину африканцу. Они пробовали под водку консервы, нахваливали нежный вкус, но у Верховного Главнокомандующего пока не находилось времени на гастрономические этюды.
ГЛАВА 10
ДВА МИТРОПОЛИТА
Монахам Киево-Псчерской лавры, пригласившим его остаться в монастыре, Григорий Сковорода ответил: "Достаточно и вас, столпов неотесанных, в храме Божьем!" Выпили еще водки, и на повторный вопрос "верует ли он" отец Павло уверенно сказал:
- Не совсем. Зачем креститься, молиться или, скажем, записочки писать? Если Он есть, то Он всемогущ и прекрасно знает, о чем я думаю. Зачем же записочки и молитвы? Думаю, что я не самый последний грешник на Земле. Был я в Ершалаиме. И в Риме был. От. В Нью-Йорке не был, не хочу врать. Ершалаим - белый город на горе - ни к селу, ни к городу. Знаете, в самом деле потрясает. Впечатление сильное. От. Черт знает что. Что-то вроде нашего Гуляй-града. Эйкуменизм какой-то. Думаю, Он посмотрит на меня, сплюнет и определит куда-нибудь посерединке - где ни жарко, ни холодно. Расскажу вам историю моей молодости из серии "как я пришел к Богу". От. Звали меня тогда Мыколой, имя Павло я потом принял, а к Богу меня привела киевская география. Меня как дурака, отличника и Ленинского стипендиата оставили ассистентом при медицинской кафедре университета.
Ассистент - это "принеси-подай-пошел вон". От. Вы хоть Киев знаете? Мать его городов русских?.. Красное здание Киевского университета расположено на Владимирской улице; ниже по бульвару Шевченко - справа здание историко-философского факультета, слева - патриархия. Этакий Бермудский треугольник. Так от. Один из престарелых кандидатов биологических наук написал наконец свою докторскую диссертацию на тему, что "бога нет" - бог, естественно, он писал с маленькой буквы, - а называлась диссертация, понятно, как-то вроде "Атеистические аспекты советской биологии в борьбе с религиозными предрассудками". Я не насмешничаю, он был хорошим человеком. И от этот застрявший кандидат подозвал меня: "Эй, Мыкола!", вручил толстую папку со своими атеистическими аспектами и приказал отнести па Пушкинскую на отзыв митрополиту. "Он знает, я с ним договорился".
Я постеснялся переспросить "что за митрополит такой?" и вышел из красного здания в сомнениях. "Митрополиту на отзыв…" - соображал я и чувствовал некую странность поручения, но через дорогу на Пушкинской находилась патриархия, там служил киевский митрополит, диссертация же была о религиозных предрассудках, а я был дурак. На той же Пушкинской, но справа, находилось здание историко-философского факультета, там никаким митрополитом не пахло, а стоял такой прокуренный атеизм, хоть топор вешай. Ничтоже сумпяшеся, я направился в патриархию. От нее пахло ладаном и свечами. Дверь охранял здоровенный амбал в черной сутане.
Он взглянул на советского аспиранта и подозрительно спросил: "Чего тебе надобно, отрок?" "Я к митрополиту, от", - ответил я.
"От, - передразнил амбал. - Зачем?" "Отдать на отзыв диссертацию из университета".
Я протянул ему папку, амбал прочитал название "Атеистические аспекты…", перелистал страницы и крепко удивился.
"С митрополитом договорились, он знает", - подсказал я.
"Ладно, постой, я сейчас позвоню".
Я слышал, как амбал говорил по внутреннему телефону.
Потом он вышел и сказал: "Митрополит сейчас на обедне, я положу ему папку на стол".
С сознанием исполненного долга я вернулся в красное здание.
"Отдал митрополиту?" - спросил меня престарелый кандидат.
Я немного приврал: "Митрополит обедает, я положил папку ему на стол". "Отличник!" Теперь объясняю, от. Оказалась, что в красном здании тоже был свой митрополит - декан кафедры научного коммунизма, доктор философских наук Глафир Митрохин, которого за крутой нрав, седую бороду и фамилию все называли Митрополитом с большой буквы - и никак не иначе. Я же этого знать не знал. Прошел месяц, от. Наступил день рождения Пушкина. Старый кандидат подозвал меня и спросил: "Слухай, Мыкола, пропала моя диссертация, Митрополит не может ее найти. На какой стол ты ее положил?" Я честно ответил, что стола не видел, потому что отдал диссертацию привратнику.
"Какому еще привратнику?"
"Там у дверей стоит".
"Кто где стоит?"
"Там, в патриархии".
"В какой патриархии?! Кому ты отнес мою диссертацию?!" - завопил кандидат.
"Митрополиту".
"Какому Митрополиту?! Куда? Мою диссертацию?! Дуррак! Беги в патриархию, забери ее!"
Я побежал в патриархию и спросил амбала в сутане: написал ли митрополит отзыв на диссертацию. Амбал позвонил митрополиту, тот ответил, что диссертацию прочитал, очень удивлен, с ней не согласен, потому что Бог есть, отрицательный отзыв написал, расписался, оставил свой телефон, и ее можно забрать. Хорошо, мне вернули диссертацию, я принес ее с отзывом настоящего митрополита на кафедру атеизма лже-Митрополиту - Митрохину. Тот сказал: "Садись, посиди", прочитал отзыв и стал хохотать во все слезы из глаз.
Потом он при мне позвонил в патриархию настоящему митрополиту, представился и пригласил его в ресторан "Кукушка" отпраздновать день рождения Пушкина, на что тот засмеялся и дал согласие. Меня они взяли с собой. Беседа и выпивка были славными, они говорили об Оригене, Цельсе и "Парацельсе", а я нажимал на коньяк; причем оба Митрополита друг друга понимали и уступали друг другу; более того, митрополит-атеист приводил аргументы в пользу Бога, митрополит-священник же сомневался в присутствии оного. Меня они не принимали во внимание, хотя решили, что я гарный хлопчик, но вот что я накрепко должен запомнить: вот что сокрыли из апокрифического Евангелия от Фомы от верующих и неверующих хитрые церковники и коммунисты: фраза "Богу - богово, а Кесарю - кесарево" подверглась обрезанию, - подлинные исторические или истерические слова Иисуса были таковы." "Богу - богово, Кесарю - кесарево, а Мне - мое".
Я все понял.