Раневская, рассказывая о своих злоключениях в поликлинике, любила доводить ситуацию до абсурда. В ее интерпретации посещение врача превращалось в настоящий анекдот. Прихожу в поликлинику и жалуюсь:
- Доктор, у меня последнее время что-то вкуса нет.
Тот обращается к медсестре:
- Дайте Фаине Георгиевне семнадцатую пробирку.
Я попробовала:
- Это же г**о.
- Все в порядке, - говорит врач, - правильно. Вкус появился.
Проходит несколько дней, я опять появляюсь в кабинете этого врача:
- Доктор, вкус-то у меня появился, но с памятью все хуже и хуже.
Доктор обращается к медсестре:
- Дайте Фаине Георгиевне пробирку номер семнадцать.
- Так там же г***о, - ору я.
- Все в порядке. Вот и память вернулась.
Почти полвека проработала Раневская в московских театрах. ^Шесть лет - в Театре Советской Армии, столько же - у Охлопкова, восемь - у Равенских в Театре им. Пушкина.
В начале шестидесятых, во время репетиции в этом театре ей сделали замечание:
- Фаина Георгиевна, говорите четче, у вас как будто что-то во рту. Напросились:
- А Вы разве не знаете, что у меня полон рот г***а?!
Родилась я в конце прошлого века, когда в моде еще были обмороки. Мне очень нравилось падать в обморок, к тому же я никогда не расшибалась, стараясь падать грациозно.
На одном из литературных вечеров Раневская сделала замечание В-И. Качалову:
- Вы обомхатили Маяковского.
Вижу себя со стороны, и мне жаль себя.
Читаю Станиславского. Сектант. Чудо-человек. Какое счастье то, что я видела его на сцене, он перед глазами у меня всегда. Он - бог мои.
Я счастлива, что жила в "эпоху Станиславского", ушедшую вместе с ним… Сейчас театр - пародия на театр. Самое главное для меня ансамбль, а его след простыл. Мне с партнерами мука мученическая, а бросить не в силах - проклятущий театр.
Режиссеры, меня не любили, я платила им взаимностью. Исключением был Таиров, поверивший мне.
Одна из бесед с А.Ахматовои:
- Фаина, вы можете представить меня в мехах и бриллиантах?
И мы обе расхохотались.
Я кончаю жизнь банально-стародевически: обожаю котенка и цветочки до страсти.
Есть люди, хорошо знающие, "что к чему". В искусстве эти люди сейчас мне представляются бандитами, подбирающими ключи. Такой "вождь с отмычкой" сейчас Охлопков. Талантливый как дьявол и циничный до беспредельности.
Когда в кассе говорили: "Она больна", публика отвечала: "А нам какое дело. Мы хотим ее видеть. И платили деньги, чтобы ее посмотреть". А мне писали дерзкие записки: "Это безобразие! Что это Вы вздумали болеть, когда мы так хотим Вас увидеть". Ей-богу, говорю сущую правду. И однажды после спектакля, когда меня заставили играть "по требованию публики" очень больную, я раз и навсегда возненавидела свою "славу".
Впервые в жизни получила ругательное анонимное письмо, а то я думала, что я такая дуся, что меня все обожают!!!
Очень завидую людям, которые говорят о себе легко и даже с удовольствием. Мне этого не хотелось, не нравилось.
На днях явилась ко мне некто Сытина - сценаристка, если бы с ней не было администратора, я бы подумала, что эта женщина убежала от Кащенки, но администратор, ее сопровождавший, производил впечатление вполне нормального сумасшедшего, работающего в кино. Таким образом, я абсолютно свободна и, погрузившись в мои неглубокие мысли, сижу у себя на койке и мечтаю об околевание.
А ведь судьба мне - мачеха!
То, что актер хочет рассказать о себе, он должен сыграть, а не писать мемуаров. Я так считаю.
Двое спорят о том, кто произнес фразу, ставшую крылатой - Пушкин или Лермонтов. Устав от препираний, Раневская решает спор:
- Тебе это сказал Пушкин, а ему - Лермонтов.
Разговор об интимных отношениях между Раневской и закоренелой девой,
Слушая Каневскую, та пребывает в замешательстве:
- И это все без наркоза?
Больше всего в жизни я любила влюбляться.
В старости главное - чувство достоинства, а его меня лишили.
Для актрисы не существует никаких неудобств, если это нужно для роли.
Для меня каждый спектакль мой - очередная репетиция. Может быть поэтому я не умею играть одинаково. Иногда репетирую хуже, иногда лучше, но хорошо - никогда.
Еврей ест курицу, когда он болен или когда курица больна.
Живу только собой - какое самоограничение.
Жизнь бьет ключом, и по голове!
Запомни на всю жизнь - надо быть такой гордой, чтобы быть выше самолюбия.
- Как дела Фаина Георгиевна?
- Как бы разъяснить… Мата я не стесняюсь, свободно им пользуясь при всех. В лексиконе моем любимое слово - ж**а. А не "Отлично".
- Какой печальный город. Невыносимо красивый и такой печальный с тяжело-болезнетворным климатом.
Про Ленинград
Книгу писала 3 года, прочитав, порвала. Книги должны писать писатели, мыслители или же сплетники.
Когда мне снится кошмар - это значит, я во сне снимаюсь в кино.