Была сегодня у врача "ухо-горло-ж**а".
Диалог с домработницей.:
- Что на обед?
- Детское мыло и папиросы купила…
- А что к обеду?
- Вы очень полная, Вам не надо обедать, лучше в ванне купайтесь…
- А где же сто рублей?
- Ну, вот, детское мыло, папиросы купила…
- А ещё?
- Да что Вам считать? Деньги от дьявола, о душе, Фаина Георгиевна, надо думать…
Меня спрашивают, почему я не пишу об Ахматовой, ведь мы дружили… Отвечаю: не пишу, потому что очень люблю её.
Женщина в театре моет сортир. Прошу ее поработать у меня, убирать квартиру. Отвечает: "Не могу, люблю искусство".
…Всё думаю о Пушкине. Пушкин- планета! Он где-то рядом. Я с ним не расстаюсь. Что бы я делала в этом мире без Пушкина…
- У меня будет счастливый, день, когда вы станете импотентом, - заявила Раневская настырному ухажеру.
Если я скажу вам все как было, слово в слово, вы умрете со скуки. Вы хотите умереть со скуки? Да или нет?
Раневская вспоминала, что в доме отдыха, где она недавно была, объявили конкурс на самый короткий рассказ. Тема - любовь, но есть четыре условия: 1) в рассказе должна быть упомянута королева; 2) упомянут Бог; 3) чтобы было немного секса; 4) присутствовала тайна. Первую премию получил рассказ размером в одну фразу: "О, Боже, - воскликнула королева - Я, кажется, беременна и неизвестно от кого!"
Не понимают "писатели", что фразу надо чистить, как чистят зубы…
Среди моих бумаг нет ничего, что бы напоминало денежные знаки.
Я обязана друзьям, которые оказывают мне честь своим посещением, и глубоко благодарна друзьям, которые лишают меня этой чести.
А если не сказать всего, значит, ничего не сказать.
Сейчас актеры не умеют молчать, а кстати, и говорить. Слова съедают, бормочут что-то про себя, концы слов не слышны. Культура речи даже в прославленных в прошлом театрах ушла. А дикторы по радио делают такие ударения, что хочется заткнуть и уши и радио!
Учительница подарила мне медальон, на нём было написано: "Лень - мать всех пороков".
С гордостью носила медальон.
Олег Даль рассказывал:
- Снимается сцена на натуре. В чистом поле. У Раневской неважно с желудком. Она уединяется в зеленый домик где-то на горизонте. Нет и нет ее, нет и нет. Несколько раз посылают помрежа: не случилось ли что? Раневская откликается, успокаивает, говорит, что жива, и опять ее все нет и нет.
Наконец она появляется и величественно говорит: "Господи! Кто бы мог подумать, что в человеке столько г**на!"
- Доктор, в последнее время я очень озабочена своими умственными способностями, - жалуется Раневская психиатору.
- А в чем дело? Каковы симптомы?
- Очень тревожные: все, что говорит Завадский, кажется мне разумным.
- Вы слышали, как не повезло писателю Н.? - спросили у Раневской
- Нет, а что с ним случилось?
- Он упал и сломал правую ногу.
- Действительно, не повезло. Чем же он теперь будет писать? - посочувствовала Фаина Георгиевна.
Я в ужасе, а надо любить, любить, а я в ужасе "бытовая дура" - не лажу с бытом!
Талант всегда тянется к таланту и только посредственность остается равнодушной, а иногда даже враждебной к таланту.
Торговали душой, как пуговицами…
Борис Пастернак слушал, как я читаю "Беззащитное существо", и хохотал по-жеребячьи.
Анна Андреевна говорила: "Фаина, вам 11 лет и никогда не будет 12. А ему всего 4 годика"
Как жестоко наказал меня "создатель" - дал мне чувство сострадания. Сейчас в газете прочитала, что после недавнего землетрясения в Италии, после гибели тысяч жизней, случилась новая трагедия: снежная буря. Высота снега до шести метров, горы снега обрушились на дома (очевидно, где живет беднота) и погребли под собой все. Позвонила Н.И., рассказала ей о трагедии в Южной Италии и моем отчаянии. Она в ответ стала говорить об успехах своей книги!
В театре небывалый по мощности бардак, даже стыдно на старости лет в нем фигурировать. В городе не бываю, а больше лежу и думаю, чем бы мне заняться постыдным. Со своими коллегами встречаюсь по необходимости с ними "творить", они все мне противны своим цинизмом, который я ненавижу за его общедоступность…
В старости главное - чувство достоинства, а его меня лишили.
Прислали на чтение две пьесы. Одна называлась "Витаминчик", другая - "Куда смотрит милиция?". Потом было объяснение с автором, и, выслушав меня, он грустно сказал: "Я вижу, что юмор вам недоступен".
Как-то А. А. (Ахматова) за что-то на меня рассердилась. Я, обидевшись, сказала ей что-то дерзкое. "О, фирма- 2 петуха!"- засмеялась она.
В юности, после революции, Раневская очень бедствовала и в трудный момент обратилась за помощью к одному из приятелей своего отца. Тот ей сказал:
- Дать дочери Фельдмана мало - я не могу. А много - у меня уже нет…
…Я часто думаю о том, что люди, ищущие и стремящиеся к славе, не понимают, что в так называемой "славе" гнездится то самое одиночество, которого не знает любая уборщица в театре. Это происходит оттого, что человека, пользующегося известностью, считают счастливым, удовлетворенным, а в действительности все наоборот. Любовь зрителя несет в себе какую-то жестокость.