VII. Что говорилось за столом у господина Менкси
Настал час обеда; хотя господин Менкси пригласил помимо уже знакомых нам лиц только кюре, сельского нотариуса и одного из соседних приятелей, стол в изобилии был уставлен всяческой снедью: утками, курами, одни величественно в полной неприкосновенности покоились политые соусом, другие, разрезанные на части, были симметрично разложены по краям овального блюда. Вино из виноградника Трюсси, несмотря на коснувшуюся его, как и все наше общество, нивеллировку, все же сохранило неприкосновенным свой аристократизм и пользовалось заслуженной славой.
- Да тут целый птичий двор! - воскликнул дядя при виде такого изобилия. - Этим можно накормить после больших маневров целый эскадрон драгун. Не ждете ли вы в гости нашего друга Аргуса?
- Тогда, - смеясь, ответил господин Менкси, - я поставил бы еще один вертел. Но если мы не съедим всего сами, то всегда найдутся люди, которые закончат нашу работу. А мои музыканты? А мои завтрашние клиенты? Разве я не обязан думать также и о них? Мой принцип: кто готовит обед только для себя, сам не заслуживает этого обеда.
- Правильно, - ответил дядя.
И после этого философского заключения он с таким остервенением набросился на цыплят, точно питал к ним личную вражду.
Собутыльники чрезвычайно подходили друг к другу. Мой дядя нравился всем, и всё нравилось ему. Они непринужденно и шумно пользовались щедрым радушием господина Менкси.
- Распорядись-ка принести бургундского, - обратился хозяин к слуге, - и прикажи музыкантам явиться сюда во всеоружии, пусть приходят все, даже пьяные.
Вскоре появились музыканты и уселись вдоль стен залы. Господин Менкси раскупорил несколько бутылок бургундского и встал, подняв полный бокал.
- Господа, - сказал он. - За здоровье господина Ратери, лучшего врача в округе и моего будущего зятя, прошу любить и жаловать. Музыка! Туш!
При этом поднялся такой адский грохот барабана, цимбалов, треугольника и кларнета, что дяде пришлось просить пощады для гостей.
Этот слишком официальный и преждевременный тост заставил надуть губы и сильно поморщиться барышню Менкси. Бенжамен, поглощенный окружающими, не обратил на это никакого внимания, но этот признак отвращения не ускользнул от внимательных глаз бабушки, и ее самолюбие было сильно задето, ибо если для других Бенжамен не был самым красивым парнем в округе, то сестре он во всяком случае казался лучше всех. Поблагодарив господина Менкси за честь, оказанную ее брату, и глядя на бедную Арабеллу взглядом, который точно хотел испепелить ее, она добавила, отчеканивая каждое слово, что единственной и главной причиной, заставившей Бенжамена искать союза с господином Менкси, - это то глубокое уважение, которым господин Менкси пользуется в округе.
Бенжамен, решив, что сестра сделала какую-то неловкость, решил исправить ее, добавив:
- А также очарование и прелесть барышни Менкси, которые сделают ее супруга счастливейшим из смертных.
И, точно желая заглушить угрызения совести, вызванные банальным комплиментом, который вызван поведением сестры, он с яростью набросился на крылышко цыпленка и залпом опустошил большой стакан бургундского.
За пиршеством присутствовало трое врачей, и речь, естественно, зашла о медицине.
- Вы только что утверждали, господин Менкси, - сказал Фата, - что ваш будущий зять - лучший врач в округе. О себе и не говорю… хотя мне приходится выслушивать немало похвал… но какого вы мнения о докторе Арну из Кламеси?
- Спросите Бенжамена, он знает его лучше, чем я.
- О, господин Менкси, - запротестовал Бенжамен, - не могу же я говорить о своем конкуренте.
- Что ж тут такого? Разве ты должен бранить твоих конкурентов? Ты! Сделай Фата одолжение, выскажи свое мнение.
- Если вы на этом настаиваете, то извольте. Я нахожу, что у доктора Арну прекрасный парик.
- А чем он хуже врача, носящего косу? - спросил Фата.
- Ваш вопрос тем более щекотлив, что вы сами носите парик; но постараюсь объяснить вам свою мысль, не задев чьего-либо самолюбия.
Представьте себе врача, голова которого набита знаниями, врача, перерывшего все, что написано о медицине, знающего, от каких греческих слов происходит пятьсот-шестьсот болезней, поражающих несчастный род человеческий. Если это человек ограниченного ума, то я даже своего мизинца не доверю ему лечить; я предпочту ему смышленого неуча, ибо для того наука - незажженный фонарь. Есть пословица: "Наука учит только умного", и это особенно справедливо, когда вопрос касается медицины, науки, основанной на догадках. Здесь о причинах приходится догадываться по неопределенным и сбивчивым признакам. Пульс ничего не говорит человеку тупому; для человека же проницательного - это целое откровение. Две вещи необходимы для успеха врачевания, их не купишь и за деньги - это ум и проницательность.
- Ты забываешь, - со смехом сказал господин Менкси, - барабаны и цимбалы.
- Да, кстати, сказал Бенжамен, - по поводу вашего барабана, меня осенила блестящая мысль: у вас нет свободного места в оркестре?
- А для кого? - спросил господин Менкси.
- Для одного моего знакомого сержанта и его пуделя, - ответил Бенжамен.
- А на каких инструментах играют твои два протеже?
- Не знаю, - ответил Бенжамен, - по всей вероятности, на тех, какие вам будут угодны.
- Во всяком случае, пока мой капельмейстер не обучит их игре на каком-нибудь инструменте, я могу поручить твоему сержанту ходить за четверкой моих лошадей или толочь в ступе лекарственные травы.
В это время в столовую вбежал испуганный слуга и доложил дяде, что в конюшне человек двадцать женщин вырывают волосы из хвоста осла и, когда он попытался плетью разогнать их, то они чуть не растерзали его в клочья.
- Понимаю, в чем дело, - расхохотавшись, сказал дядя. - Эти женщины, желая иметь священные реликвии, вырывают у осла моей сестры волосы из хвоста.
Господин Менкси попросил объяснить ему, в чем дело.
Выслушав дядю, он воскликнул в восхищении:
- Господа, мы будем прямо нечестивцами, не обожествив Бенжамена!
- Протестую, - возразил Бенжамен, - я не желаю попадать в рай, где никого из вас не встречу.
- Смейтесь, смейтесь, господа, - сказала бабушка, нахохотавшись. - Мне вовсе не до шуток. Вот к чему всегда приводят выходки Бенжамена. Если мы не вернем господину Дюрену его осла в том виде, в каком мы его получили от него, то нам придется уплатить за животное всю его стоимость.
- Во всяком случае, - возразил дядя, - нас можно заставить уплатить только за его хвост.
Тем временем двор господина Менкси стал наполняться женщинами, стоившими благоговейно, как в переполненной часовне; многие становились на колени.
- Вы должны нас избавить от этой толпы, - сказал господин Менкси Бенжамену.
- Ничего не может быть легче, - ответил тот и, подойдя к окну, обратился к толпе, сказал, что задержится у господина Менкси на два дня и завтра они будут присутствовать на воскресной обедне. Успокоенная толпа разошлась.
- Такие прихожане не делают мне чести, - заметил кюре. - Придется в воскресной проповеди устроить им головомойку. Как можно быть настолько ограниченными, чтоб грязный ослиный хвост принимать за священную реликвию.
- Но, господин кюре, - сказал Бенжамен, - вы, рассуждающий так здраво за столом, разве не держите вы у себя в церкви под стеклом две-три белых, как бумага, кости, называя их мощами св. Маврикия?
Было уже далеко за полночь. Бабушка, встревожившись тем оборотом, какой принял разговор, объявила, что пора домой, и встала.
- Я отпущу Бенжамена только с одним условием: что в воскресенье он примет участие в охоте, которую я устраиваю в его честь, надо же, чтобы он познакомился со своими лесами и зайцами, - сказал господин Менкси.
- Но я не имею ни малейшего представления даже о самых первоначальных приемах охоты, - сказал Бенжамен. - Я могу отличить рагу из заячьего мяса или заячьей спинки от рагу из кролика, но, клянусь рождественским гимном поэта Миллю-Рато, я не отличу живого зайца от живого кролика.
- Тем хуже для тебя, мой друг. Лишний повод явиться на охоту. Надо всему научиться понемногу.
- Вот вы увидите, что я наделаю беды и нечаянно убью одного из ваших музыкантов.
- Тсс! Не болтай, по крайней мере, об этом, а то придется уплатить его семье больше того, что он сам стоил. Но, чтобы избежать несчастных случайностей, ты будешь охотиться не с ружьем, а со шпагой.
- Прекрасно, я согласен, - ответил дядя.
Порешив на этом, он и сестра распростились с господином Менкси и отправились домой.
- Знаете что, - сказал на обратном пути Бенжамен своей сестре, - я предпочел бы жениться на самом господине Менкси, а не на его дочери.
- Надо всегда желать только того, что достижимо, и достигать того, чего желаешь, - сухо ответила бабушка.
- Но…
- Но… лучше будь внимательней к ослу и не коли его так сильно шпагой, как ты делал это сегодня утром.
- Вы на меня за что-то сердитесь, сестра? Хотел бы я знать за что?
- Изволь. Ты слишком много пил, спорил и ни слова не сказал барышне Арабелле. А теперь оставь меня в покое.