И он стал смутно вспоминать, что же было перед тем? Ну, посидели в кабаке. Ну, местный эстонский товарищ, что всюду сопровождал их, запал на какую-то местную нордическую девицу. Ну, было, чего там. Ну, побуробился этот эстонец с местными из-за неё, было. А что потом – не помню.
Тут дверь камеры открыл полицейский, и повёл его в комнату к дежурному. Там опердежурный предложил написать ему объяснительную и клятвенно пообещал, что после этого он его отпустит. Ведущий инженер заказа, за которого эстонское правительство отвалило немалую сумму в вечнозелёной валюте, быстро написал объяснительную записку, суть которой в двух словах сводилось к следующему: пьян был – не помню.
Опердежурный брезгливо отшвырнул бумагу с плодами его творчества:
– Я по-русски... не понимаю... Пишите по-эстонски...
И тут ведущего физика ответственного заказа заел великодержавный шовинизм. Ах, суки! По-русски не понимаете? Да вы у меня сейчас по-украински заговорите!
И он, сделав непроницаемое лицо, заговорил странно и непонятно:
– Не зрозумiв, що ви казали. Будь ласка, кажить по украiнськой мовi.
И на все дальнейшие попытки обратиться к нему отвечал (вiдповiдав) только по-украински. Начальник отделения полиции в отчаянии послал к нему с переговорами одного полисмена, что служил в Советской Армии под началом старшины-хохла. Но на его попытки заговорить ведущий физик отрезал: – Щось мовить на суржике. Але це не справжньа украiнська мова. Тем временем из документов, что полицейские изъяли у задержанного физика, выяснилось, что задержанный – крупный специалист, приглашённый эстонским правительством для выполнения работ по важному государственному заказу. Дело запахло политическим скандалом. Полицейский начальник физически ощутил, как с него слетают погоны. А задержанный упрямо отказывался вступать в переговоры, требуя, чтобы к нему обращались только на украинском языке. Начальник в тихой панике приказал своему заместителю:
– Срочно в книжный магазин! Пусть купят эстонско-украинский разговорник.
Но такого разговорника, как и словаря, в магазине не оказалось. Ситуация становилась критической, дело шло к скандалу. И наконец – о чудо – в аэропорту нашли настоящего украинца! Ну прям с картины Репина сошедшего: "Запорожцы пишут письмо турецкому султану". Сидел он в ожидании посадки на авиалайнер и кушал сало с цибулею, запивая горилкой. Только вместо шаровар на нем были польские джинсы, а вместо на сабли на поясе висел мобильник "Нокия" в чехле. Слёзно взмолились к нему полицейские:
– Спаси, друг! А уж мы тебе заплатим за труды, и на самолёт посадим – без проблем!
И вот, в одиночной камере состоялись исторические переговоры. Понятно, на украинской мове.
– В чём дело, землячок? – спросил физика украинец. – Только мне не плети, что ты российскую мову не понимаешь, ладно?
– Да понимаешь, братан, тут такое дело....
И он разъяснил ситуацию.
– Ну, смотри, землячок, мне по барабану, за перевод заплачено.
И с помощью неожиданно найденного переводчика ситуация разъяснилась, к удовлетворению всех заинтересованных сторон. И задержанного физика бережно, под руки, вывели на улицу. На прощание начальник полиции любезно сказал ему:
– До побачення, шановнiй пан. Пробачьте, коли шо не так...
PS: Любые совпадения с реальными лицами – случайны.
Сельский сход. (Сельский быт времен застоя)
Весна 1978 года, с. Приозёрное Ленинского р-на Крымской обл., колхоз им. 19-го партсъезда.
– Ну чо там, садимся? – спросил я Витю-водителя.
– Ни фига, все в клуб идите. Сход будет.
– Чего!? Это ещё что такое?
– Судить будут, алкашей, прогульщиков.
– А на Опук, нам же овёс надо сеять?
– Подождёт твой овёс, Оксана только что распорядилась.
Вот такой разговор состоялся той давней весной между мной и водителем ГАЗ-51 с фанерной будкой для перевозки людей.
Я должен был в составе тракторной бригады ехать на этом газоне на военный полигон Опук, на котором наш колхоз арендовал земли. Потом, через много лет, именно с этого полигона стартует та злополучная ракета украинского зенитно-ракетного комплекса С-200, сбившая российский самолёт, летевший из Израиля. Но это будет ещё нескоро.
Оксана, наш председатель Ксения Борисовна, вышла с правления и сказала в нашу сторону:
– Трактористы, давайте все в клуб. Для вас это в первую очередь.
Ну и ладно, мы почапали в клуб, благо он в двух шагах.
В клубе было уже полно колхозников, поэтому нам достались последние сиденья. На сцене стоял стол с традиционным графином с водой, застеленный столь же традиционным красным кумачом. За столом сидели: районный судья Кучеренко, начальник УВД района, предколхоза Оксана, парторг Быков и агроном. Перед столом и слева от него стояла скамейка из неструганных досок. На ней сидели "отличившиеся" колхозники с лентами через плечо, на лентах надписи: "Пьяница", "Прогульщик".
Первого стали разбирать Володю Чичило. Согласно заявлению его жены, он в пьяном виде систематически метелил жену и матерно ругал её. Синяков, правда, медпункт не зафиксировал. В первых рядах сидели доярки и другие колхозные бабы, для которых это представление просто в кайф, ведь латинских сериалов ещё не было. Да это и покруче сериала, ведь они сами могли в нём поучаствовать.
– Пусть извинится перед женой, – завопили бабы.
Вышла его жена на сцену. Повернувшись к ней вполоборота, Володя сказал безразлично:
– Нина, прости меня, я больше не буду пить.
– Не-е-е! – завопили опять доярки с передних скамеек. – Пусть на ВЫ её называет, и по имени-отчеству. Вот так-то!
– Нина Дмитриевна, простите меня, пожалуйста, я пить не буду.
Но доярки разошлись не на шутку. – Не так! Пусть на колени встанет пред ней!
И весь зал затаил дыхание. Даже мы, трактористы, перестали трепаться о том, как бы сегодня вечером загнать в Марьевке остатки овса и купить на бригаду два ящика вина.
– На колени! – скандировали бабы.Чичило посмотрел на них без всякого выражения. Но на колени не встал. После чего районный прокурор определил ему пятнадцать суток, но с отсрочкой, условно.
Следующим номером программы был Федя Зайцев, тоже тракторист. Про этого не говорили долго. Пропащий алкаш, отец пятерых детей, бьющийся в тисках нужды. Тем более безвыходной, что пил он по-чёрному.
В отличие от остальных героев дня, сидевших, опустив голову, Федя сидел прямо, соколом глядя на окружающих. Чувствовалось, ему было приятно оказаться в центре внимания. Я потом, когда Федя отсидел свои пятнадцать в КПЗ, спросил у него:
– Федя, о чём ты думал в тот момент.
– Ты знаешь, Саша, очень курить хотелось. Я даже хотел спросить разрешения на это у прокурора, только не рискнул.
Потом разбирали Алексея по кличке Кастрюля. Тот молча выслушал приговор, поняв, что словами он себе наказание не уменьшит, а вот прибавить вполне может.
– Ознакомьтесь с постановлением и распишитесь, – сказал ему прокурор.
– Я не вижу без очков, – парировал Кастрюля.
Нашли ему очки.
– Не те диоптрии, у меня минус два.
– Как же вы на тракторе работаете? – поинтересовался прокурор.
– А там я ничего не подписываю.
Нашли ему другие очки, но беды на этом не закончились. У ручки, которую ему дали, засохла паста. Прокурор дал свою. Нагибаясь, чтобы протянуть ручку Алексею, он телом смахнул лист с постановлением со стола и бумага попала точно в щель между досками, откуда её долго извлекали. Бабы в первых рядах притихли, наблюдая за процессом, зато мужики в последних рядах ржали вовсю.
Четвёртым на разбор был, угадайте – кто? Правильно, опять тракторист. Дмитрий Прокопенко, один из лучших в бригаде, орденоносец, передовик, герой газетных репортажей. Но иногда запивал и срывался с катушек. В последний свой запой он пьяный свалился из трактора в кормушку к коровам (счастье, что не на ходу).
И лёжа пьяный в кормушке, орал:
– На х... мне ваши ордена, на х... эти награды за рабство. Да я бы мог в тыщу раз лучше работать, если б не ваш грёбанный колхоз, если б я работал на себя, а не на ваших мудаков из Дома Престарелых, на Политбюро ваше х..во.
Привязанные коровы в стойлах мычали и испуганно шарахались от вопящего Димы.
Разумеется, сознательные колхозники тут же доложили об этих антисоветских речах парторгу и председателю Оксане. Те решили это дело по тихому замять. Процессы в духе тридцатых неактуальны, а вот если посадят отличного тракториста, то колхозу только убыток. Особо болтливым тёткам прищемили языки, припугнув лишением премии, но самого Диму решили вытащить на сход, как пьяницу. Чтоб впредь не пил на работе, и чтоб язык попридержал. Дима Прокопенко был единственным из трактористов, кто не огрёб пятнадцать суток, только штраф ему дали.
И последней судили доярку-алкашку, но это было уже неинтересно.
После схода мы собрались в машине, обсуждая предстоящую посевную. Решили, что сеять сегодня уже поздно, задержались из-за схода. Поэтому проведём профилактический ремонт тракторов и сеялок. В смысле – загоним несколько мешков овса в Марьевке и купим на всю бригаду "Лучистого крепкого" по рупь семь.
– А кстати, где Володя Чичило? – спросил бригадир Вася Бурденко.
Выяснилось, что никто его после схода не видел.
– Вот блин, где его носит? Счас Оксана прицепится, чего на Опук не едем, а что ей скажешь?
Наконец, прибежал Чичило и молча, не отвечая на наши упрёки, уселся в углу.
– Поехали, – крикнули мы Вите.
ГАЗ-51, жалобно взвыв шестернями своей несинхронизированной коробки передач, повёз нас к трудовым свершениям.