Аверченко Аркадий Тимофеевич (1881–1925) – русский писатель, журналист, редактор журнала "Сатирикон", один из самых известных сатириков начала XX века.
В книгу вошел авторский сборник "Черным по белому". Аверченко рисует в нем замечательную галерею образов русской жизни. Образов острых и смешных, иногда нелепых, иногда вызывающих сочувствие, но неизменно ярких, великолепно поданных талантом автора.
Содержание:
Аркадий Тимофеевич Аверченко - Черным по белому 1
Волга 1
Клусачев и Туркин (Верх автомобиля) 2
Роскошная жизнь 3
Функельман и сын (Рассказ матери) 5
Святые души 6
Желтая простыня 7
Скептик 9
Участок 10
Одно из моих чудес 11
Стихийная натура 12
Ничтожная личность 13
Случай из жизни 14
О детях (Материал для психологии) 15
Фабрикант 16
Загадки сердца 17
Алло! 18
Человек, которому повезло Повесть 20
Равновесие 21
Буржуазная Пасха 22
О пароходных гудках 24
Как меня оштрафовали 25
Призраки любви 26
Первая дуэль 27
Рассказ о колоколе 28
Глава I 28
Глава II 28
Глава III 28
Глава IV 28
Глава V 28
Ресторан "Венецианский карнавал" 29
Глава 1 Открытие 29
Глава 2 Персонал "Венецианского карнавала" 29
Глава 3 Торговля 30
Глава 4 Печальные дни 30
Глава 5 Ликвидация 31
Аркадий Тимофеевич Аверченко
Черным по белому
Волга
I
В буфетной комнате волжского парохода за стойкой стоял здоровеннейший мужчина и бил ладонью руки по лицу качавшегося перед ним молодого парня.
У парня было преравнодушное лицо, которое, казалось, говорило: "Да скоро ты, наконец, кончишь, Господи!"
Здоровеннейший мужчина приговаривал:
– Вот тебе разбитый бокал, вот соусник, вот провансаль!
И бокал, и соусник, и провансаль – как две капли воды походили друг на друга: это были обыкновенные пощечины, и различные названия их служили просто какими-то символами.
После провансаля буфетчик наделил парня "невытертыми рюмками", "закапанной скатертью" и какой-то "коробкой бычков".
Когда парню приедалось однообразие ощущения, парень поворачивал лицо в другую сторону, и вторая, отдохнувшая, щека бодро выносила и "фальшивый целковый от монаха", и "теплое пиво", и "непослушание маменьке".
Толстый купец, пивший в углу теплое пиво, восторженно глядел на эту сцену, делая машинально те же движения, что и буфетчик, и качая лысой головой в такт каждому удару.
– Что это такое? – спросил я радостного купца.
– Это, государь мой, наше русское волжское воспитание. Чтобы, значит, помнил себя. Сынок это евонный.
– Да ведь он его как скотину бьет?!
– Зачем как скотину?.. Скотину без пояснения лупят, а он ему все так и выкладывает: "Это, говорит, за соусник, это за теплое пиво". Парень, стало быть, и знает – за что.
– И вы думаете, это помогает? – брезгливо спросил я.
– Батюшка! А то как же? Да парень после этого ноги его будет мыть да воду пить!
Я пожал плечами.
– Если первая часть этой операции и имеет гигиеническое значение, то вторая…
– Чего-с?
– Я хочу сказать, что такое обращение делает человека глупым, забитым и тупым.
– Ничего-с. Нас так тоже учивали, а посмотрите – и на слово ответим, и дело исделаем.
Старая женщина подошла к стойке, поглядела на буфетчика и заботливо сказала:
– Ну и будет. Ишь ты, упарился…
– Мать ихняя, – кивнул на нее купец. – Строгая семья, правильная.
Младший член этой семьи наконец избавился от "соусников" и "монашеских монет". Отец ударил его в последний раз, оттолкнул и, придвинув к себе стаканы, стал их перетирать. Сын взял тарелку и, в свою очередь, принялся тереть мраморную доску буфета.
– Правильно, – сказал мне купец. – Удовольствие исделай, а работы не забывай.
II
Пароход подходил к большому городу. На палубе стоял здоровенный буфетчик, одетый по-дорожному, жена его и сын.
– Ну вот, Капитоша, вот тебе такое мое слово: штобы от матери никакой жалобы, штобы пассажир был без ропоту и штобы – без бою стекла. Парень ты уже большой, многократно ученый – знаешь, как и что. Ключи тебе даны, доверие отцовское оказано – засим прощайте. Должен ты понимать свою самостоятельность.
– Поблагодари папеньку, – крикнула мать. – Эх, народ теперь. Да я бы за это отцу… ноги бы мыть да воду пить!
Эта странная формула исчерпывала, очевидно, все взаимоотношения младших к старшим. Выпитая вода являлась тем цементом, который неразрывно связывал членов семьи.
Парень Капитоша опустил мутные серые глаза, конфузливо вздохнул и повалился отцу в ноги.
– Благодарствуйте, тятя.
– Ничего, что там. Лишь бы все как следовает.
Вокруг них столпились пассажиры, с интересом следившие за этой сценой. Буфетчик расцеловался с женой и поклонился пассажирам.
– Уезжаю я по делишкам, милостивые господа. Если что – не взыщите с парнишки, – молод он, робок. Не забудьте, поучите его.
Лысый купец отозвался за всех:
– Поучим.
Зевнул и отправился спать… Ставились сходни…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Когда пароход отчаливал от пристани того города, где буфетчик собирался устраивать дела, мать и сын стояли у перил и махали платками отцу, пришедшему последний раз проститься с ними.
Ветер трепал белыми платками, и полоса воды между пароходом и пристанью все ширилась и ширилась. Когда пароход отошел шагов на сто, Капитоша перестал салютовать, всмотрелся в платок и показал отцу кулак. Отец что-то закричал с берега, но не было слышно.
Капитоша облокотился спиной о перила, сложил на груди руки и строго сказал, глядя на мать серыми, мутными глазами:
– Ну, мамаша… Идите спать!
– Чего ж я пойду, дурашка. Солнышко-то еще не спряталось.
– Идите спать! – бешено взвизгнул сын. – Говорят вам – идите! Кто тут хозяин? Вы или я?
– Ох, ты ж, Господи, – пролепетала струсившая мать. – Поди ты, какой крикливый. Ну-ну… Иду-иду. Ты ж тут смотри, чтобы все…
– Пошла, пошла!
Оставшись один, Капитоша плюнул на ладони и попытался пригладить взъерошенные волосы. Потом сделал попытку выгнуть впалую грудь колесом. Ни то, ни другое не удалось ему. Он вздохнул и поплелся в буфет. Я с улыбкой последовал за ним – его поведение заинтересовало меня.
Зайдя за стойку, Капитоша вынул бутылку французского шампанского, откупорил ее, открыл широко громадный желтый рот, в котором жадно извивался тонкий, сухой язык, и в две минуты перелил в себя всю бутылку.
– Однако! – сказал я, удивившись.
– Видал? – захихикал он.
– Видал.
– Здорово?
– Да уж… Ваш отец будет вами доволен.
Грудь его вогнулась еще больше и волосы сделались мягкими.
– Товарищ! – сказал он. – Господин! Долбанем еще одну, а?
– Спасибо, я днем не пью. И вам не советую. Зайдут сейчас сюда пассажиры, а вы выпивши.
Действительно, какой-то маленький чиновник зашел и, потирая руки, сказал:
– Пива.
– Нельзя! – взревел Капитоша.
– Почему?
– Буфет закрыть.
– Кто его закрыл?
– Кто? Я, Капитон Ильич, – очень приятно познакомиться. Со мной, если желаете, выпьем. Шампанского, бордосского… Милый! Если бы ты видел, сколько здесь бутылок – сам черт не пересчитает. Пузатенькие, долгие – всякие. Чесстн… слово.
Маленький чиновник потоптался на месте, облизал губы и неожиданно сказал:
– Ну что ж, выпьем.
Капитоша суетливо вытер руку о полу пиджака и протянул ее ребром, неумело:
– Капитон Ильич, главный буфетчик этого парохода. – Садитесь! Ах ты ж Господи! Вот приятное знакомство. Скажите, саратовские хористки еще не слезли?
– Нет, едут. А что? Вы их… сюда? Это ловко.
Капитоша захохотал и молодцевато побежал наверх.
– Зачем вы хотите пить с ним? – спросил я. – Нехорошо.
– Да что он, ребенок, что ли, – возразил чиновник. – Пусть себе молодой человек повеселится.
Через минуту вошел Капитоша, во главе четырех жизнерадостных смеющихся девиц.
– Садитесь, барышни. Винцо сейчас будет, апельсины. Очень приятно. Я Капитон Ильич, здешний главный заведующий буфетным отделением пароходной компании судоходства. Алле!
Следом за девицами вошел продавец кораллов и старый актер, потертый и давно небритый.