– Ну что вы, дорогая, не будем об этом! – и, вцепившись в руку ошеломленной мисс Фартинг, миссис Перлингтон прошептала:
– Вы вот что, милочка… ах, дело столь деликатного свойства – мы не могли бы отойти вон в тот уголок? – мисисс Перлингтон потащила за собой совершенно сбитую столку мисс Фартинг. – Да, вот здесь поспокойнее… Видите ли, я… В общем, дорогая, уколите меня еще раз! Я вам заплачу! Или хотите – куплю самую дорогую шляпу! Или даже две! Я…
– Ми… миссис Чимней! – робко позвала мисс Фартинг, подозревая, что вчерашняя клиентка скоропостижно помешалась и может быть опасна.
– К черту миссис Чимней! – прихрипела миссис Перлингтон. – Мне нужны вы! Я не знаю, куда вы там вчера попали вашей булавкой, но вечером, когда мы с мужем легли спать… Вы не поверите! В жизни я не испытывала ничего подобного… Роберт даже испугался и хотел позвать доктора… В общем, умоляю вас – уколите меня еще раз! Любые деньги!
Мисс Фартинг оторопело глядела на миссис Перлинтон, а та, в свою очередь, с нетерпением глядела на мисс Фартинг.
– Но, миссис Перлингтон, а если я попаду не туда…
– Ерунда, – махнула рукой миссис Перлингтон, словно бы отгоняя такую возможность, – вы попадете, куда надо! Смелее!
С этими словами миссис Перлингтон уселась в примерочное кресло, а мисс Фартинг взяла булавку.
– Вы уверены, мадам?
– Колите, не томите! Колите же! – вскрикнула миссис Перлингтон, и мисс Фартинг, испугавшись, что на крики вновь явится директриса, уверенно ткнула булавкой в пышную куафюру посетительницы.
– Ай! – воскликнула миссис Перлингтон и испуганно зажала рот руками.
Затем она купила дорогущую шляпу "Фея ночи" и отбыла с затуманенным взором (видимо, предвкушая ночные утехи с Робертом), а мисс Фартинг, мысленно покрутив у виска, вернулась к своим обычным обязанностям.
Однако на этом чудеса не закончились.
На самом деле, на этом они только начались!
На следующий день в "Перо амазонки" явилась приятельница миссис Перлингтон и, подмигнув мисс Фартинг, заявила, что желает получить укол шляпной булавкой. В качестве благодарности были куплены две шляпы – "Шелковый поцелуй" и "Утренний бриз".
Через два дня пришли три дамы; еще через день их было уже пятеро. К концу недели количество желающих получить укол шляпной булавкой в голову выросло до одиннадцати человек в день! Никогда еще "Перо амазонки" не знало такого наплыва посетителей. Миссис Чимней радостно подсчитывала неожиданные прибыли и, видя, что все посетительницы норовят попасть именно к мисс Фартинг, сделала последней солидную прибавку.
Однако вскоре мисс Фартинг решила, что далее маскировать иглоукалывание продажей шляп нет никакого резона, и спустя месяц со дня достопамятного инцидента с ранением миссис Перлингтон недалеко от "Пера амазонки" открылось заведение под названием "Булавка Купидона". От клиенток не было отбоя, а самой преданной и постоянной была, конечно же, миссис Перлингтон, которая после курса укалывания булавкой очень постройнела и помолодела и которой теперь очень к лицу была шляпка "Дартмурская орхидея".
Дивных ароматов рой
– Нет, нет и нет! – орал мистер Леонард Смитсон, директор издательства порнографической литературы, размахивая убористо исписанной рукописью. – Это никуда не годится! Вы идиот!
Автор рукописи, мистер Джозеф Фицрой, в адрес которого изрыгались проклятья, сидел, вжавши голову в плечи, и сосредоточенно рассматривал непарные шнурки своих изрядно изношенных штиблет. Левый шнурок был черного цвета, а правый, однажды порванный и посему имеющий разлохматившийся узелок, – коричневого. Однако разница в шнурках не шла ни в какое сравнение с той угрозой, которая нависла над мистером Фицроем в лице разъяренного издателя.
Вообще, Джозеф Фицрой считал себя мастером пейзажной лирики и писал короткие стихотворения в прозе, воспевающие природные богатства западного побережья, однако издательства одно за другим отказывались публиковать эти сомнительные с точки зрения коммерческой выгоды этюды. И вот однажды, обнаружив себя на краю долговой ямы, мистер Фицрой взялся выполнить заказ вышеупомянутого мистера Смитсона, который слыл экспертом в области непристойной литературы, держал собственное издательство и книжный магазин "для джентльменов", а также, по свидетельствам знатоков, обладал самой внушительной коллекцией порнографических изданий в Европе. Мистер Смитсон заказал начинающему писателю роман, который должен был, по словам издателя, стать смелым отражением современной чувственности, вырвавшейся из тенет ханжества и лицемерия, и украсить собой Рождественскую рассылку 1882 года для постоянных клиентов издательства.
Мистер Фицрой получил аванс и два месяца работал, не покладая рук, над произведением, которое он (как ему казалось, очень удачно) озаглавил "Тайная жизнь распутной лилии". Двадцать третьего сентября рукопись была закончена, упакована и вечерней почтой отправлена мистеру Смитсону. Спустя два дня Джозеф Фицрой получил телеграмму, озадачившую своей лаконичностью: "Завтра десять утра издательстве тчк Смитсон".
И вот теперь мистер Фицрой сидел в кабинете издателя, рассматривал непарные шнурки и думал, как лучше свести счеты с жизнью – утопиться в Темзе или броситься под поезд на вокзале Чаринг Кросс. Мистер Смитсон тем временем не унимался:
– Скажите-ка, милейший – только честно! Вы сами как считаете – может такой фрагмент возбудить истинного джентльмена? – и, поискав нужное место в растерзанной рукописи, издатель принялся с выражением читать вслух:
"Фрау Штриц сидела у трюмо, разглядывая в зеркале свое белоснежное, словно лилия, тело. Из одежды на ней не было ничего, кроме легчайшей шелковой шали цвета высокогорной фиалки с нежнейшим розовым отливом. По всей комнате разливался терпкий аромат фрезии и душистого горошка.
Раздался стук в дверь.
– Войдите! – воскликнула фрау Штриц, ничуть не стесняясь того, что вошедший может увидеть ее наготу. – А, это вы, Герберт! Входите же, входите!
Статный блондин в костюме табачного цвета смело ступил в комнату. Страсть моментально ослепила его, и, подхватив фрау Штриц, он сорвал с нее корсет и повалил на разобранную постель…"
Закончив читать, мистер Смитсон перевел дух и швырнул исписанные листки себе под ноги, на прекрасный кашмирский ковер.
– Тело словно лилия! Шаль цвета фиалки! Аромат фрезии! Костюм табачного цвета! – вопил директор издательства. – Да вам, милейший, надо справочник садовода писать, а не порнографическую литературу!
– Вообще-то я мастер пейзажной лирики… – промямлил мистер Фицрой.
– Оно и видно! – гаркнул мистер Смитсон, да так громко, что у мистера Фицроя заложило левое ухо. – Для пейзажной лирики, видимо, логика не важна! Но она важна – представьте себе! – для порнографической литературы! Если вы пишете, что на даме не было ничего, кроме легкой шелковой шали, то явившийся в эту же минуту кавалер не может срывать с нее невесть откуда взявшийся корсет!
Мистер Фицрой глубоко вздохнул.
– Я вообще сомневаюсь, что вам когда-либо доводилось видеть дамский корсет! – добавил мистер Смитсон. – Иначе вы бы знали, как непросто его "сорвать".
На этом разъяренный директор, наконец, выдохся и, тяжело опустившись в кресло, устало молвил:
– Аванс вернете моему секретарю в течение двух недель, и чтобы я больше вас не видел. И учтите: лучшее, что вы можете сочинять за деньги – это тексты для этикеток!
Мистер Фицрой медленно брел по шумной Оксфорд-стрит, скользя невидящими глазами по витринам магазинов. Никогда еще перспектива окончить свои дни в мутных водах Темзы или под колесами поезда не казалась ему столь реальной.
Внезапно внимание отчаявшегося мастера пейзажной лирики привлекла непривычно скромная витрина: полки были сплошь заставлены склянками разной формы и величины с разноцветной жидкостью. На криво приклеенных этикетках кривым же почерком было написано: "Жасмин", "Лаванда", "Ландыш", "Роза" и т. п. – всего мистер Фицрой насчитал порядка двадцати пяти наименований. Заинтригованный, мистер Фицрой толкнул дверь в лавочку.
Звякнул колокольчик, и навстречу несостоявшемуся порнографу устремился рой дивных ароматов и их хозяин – полноватый лысый человечек с оттопыренными ушами и очень живыми глазками, которые мигом обшарили вошедшего с ног до головы и зажглись хитрым огоньком.
– Желаете приобрести что-либо для придания приятного аромата вашему жилищу? – любезно спросил человечек.
– Я, собственно… – замялся Джозеф Фицрой. – Так это у вас для комнат ароматы?
– Именно так! – кивнул человечек.
– Ах, как интересно! – воскликнул мистер Фицрой. – А как же…
– А вот я вам сейчас покажу! – радостно пискнул человечек и скрылся под прилавком, откуда через секунду вынырнул снова с охапкой разноцветных подушечек, к каждой из которых, словно мышиный хвост, была приделана яркая тесемка. – Вот, глядите! Берете подушечку, брызгаете на нее из флакона, а затем вешаете в комнате – в любом месте, где вам заблагорассудится! Аромат держится несколько дней!
Человечек с видимым удовольствием наблюдал, как пораженный мистер Фицрой изучал подушечки.
– По-моему, это очень полезное изобретение! – восхищенно лепетал Джозеф Фицрой. – От клиентов, наверное, отбоя нет?
Тут лицо человечка приобрело страдальческое выражение.
– К сожалению, не могу так сказать, сэр. Есть, конечно, пара понимающих господ и дам… Но, по правде, я подумываю съехать в менее бойкий район…
Повисла неловкая пауза.
И тут вдруг мистер Фицрой вспомнил напутственные слова мистера Смитсона.