Бурый премьер
В середине девяностых Виктор Степанович Черномырдин решил побаловать себя медведжьей охотой. Славную забаву сию устроили в заповеднике на Ярославщине; премьера с ружьецом сгрузили с вертолета прямо у берлоги…
Об этом пронюхали журналисты; время было еще либеральное, начальству спуску не давали: в "Огоньке", а потом и в других изданиях появились сообщения о премьерской охоте, программа "Времечко" даже устроила сороковины невинно убиенных медвежат… В общем, Черномырдина, что называется, достали.
Накласть в карман любезному ЧВСу сподобились и "Куклы".
Программа "Витя и Медведь" вся была построена на "медвежьих" ассоциациях: то бюджетники сосут лапу, то у левых сил зимняя спячка, то Большая и Малая Медведицы плохо расположены… Нерезиновый Виктор Степанович после эфира страшно обрычал руководство НТВ по телефону.
Мы, разумеется, были довольны: высочайший гнев - лучшая похвала сатире!
Но все это оказалось только завязкой: жизнь продлила придуманный нами сюжет…
Через несколько дней, на заседании правительства, проходившем, как положено, под председательством многострадального ЧВСа, выступал главный таможенник страны г-н Круглов. И, рассказывая о трудностях таможенной службы, он позволил себе метафору: мол, есть у нас еще такие медвежьи углы…
Виктор Степанович рявкнул на таможенника так, что тот чуть язык не проглотил.
- Сядь! Все! Хватит!
Таможенник попытался объясниться: мол, про медвежьи углы - это же он в порядке самокритики…
- Сядь на место! - крикнул реформатор.
И еще, говорят, минуту в страшной тишине перекладывал ЧВС с места на место бумаги, не мог продолжать заседание.
Закончу, однако, также на самокритике: ведь я, готовясь писать ту программу, выписал в столбец все, что смог вспомнить в русском языке на косолапую тему. Мне казалось, я ничего не забыл…
Но русский язык приберег "медвежьи углы" - для отдельной репризы в зале заседаний правительства.
Мы строили, строили…
Как-то раз Виктор Степанович Черномырдин сказал Ирине Ясиной:
- Ну что, Ирка, построили мы с тобой капитализм!
И поделился наблюдениями, породившими этот неслабый тезис:
- Вчера ночью, - говорит, - ехал через деревню, специально попросил шофера остановиться у магазина. Семь сортов колбасы! Ночью! В деревне! Представляешь?
- А что за деревня-то? - поинтересовалась Ира.
- Да почем я знаю? - отмахнулся премьер. - Какая-то деревня.
- Да как называется? - не отставала Ира.
Премьер даже возмутился.
- Что ты пристала? Какая разница! Простое русское название…
- Не Жуковка, часом? - уточнила Ясина.
- Точно, Жуковка!
Ну да, где ж еще было ехать с работы Виктору Степановичу?
Жуковка - кусочек номенклатурной Швейцарии по Рублево-Успенскому шоссе. Там, где они построили капитализм…
Панихида для пиара
Жизнь сплетает жанры самым фантастическим образом, и смешная история может, оказывается, начинаться словами "дело было на отпевании Бродского"…
Этот сюжет рассказал мне Петр Вайль.
В похоронном доме в Нью-Йорке, куда привезли тело Иосифа Бродского, было два зала. Во втором в это же самое время отпевали какого-то итальянца.
И вот посреди приватного прощания с великим поэтом к дому с помпой подкатила государственная процессия - лимузины, охрана, суетящиеся холуи… Из головного лимузина вышел, собственной персоной, премьер-министр России Виктор Степанович Черномырдин. Ему в руки всунули букет красных роз, и премьер пошел прощаться с Бродским.
О смерти Бродского и о его существовании Виктор Степанович узнал одновременно - из доклада собственной пиар-службы. Кто-то ушлый сообразил, что, ежели Бродский так удачно умер во время визита Черномора в США, грех этим делом не попользоваться: рейтинг!
И вот, значит, премьер направился в похоронный дом…
Здесь следует заметить, что сюжет прошел в сантиметре от чудовищной развязки: ведь Виктор Степанович мог начать говорить. Речь Черномырдина над гробом Бродского - можете себе представить? Но Господь распорядился сюжетом иначе.
Когда ЧВС, с букетом наперевес, прошел в помещение, из соседнего зала, от своего покойника, вышла группа заинтригованных итальянцев: приезд лимузинов с охраной пересилил их скорбь.
- Кто это? - поинтересовался у Петра Вайля один из вышедших.
Вайль объяснил.
Весть о приезде в похоронный дом премьер-министра России привела итальянца в сильнейший восторг.
- О! - сказал он. - Пускай и к нашему зайдет!
Тусовка
Случайно встретив кинокритика Василия Кисунько через несколько дней после похорон Листьева, его приятель, весьма известный в России господин, светски поинтересовался:
- Ты тусовался на Владе?
Неубиенный довод
Дело было в первые годы незалежной независимости.
Мэр славного черноморского города взял у немцев огромный кредит и, к профессиональному восторгу окружения, своровал его в тот же день.
Кто-то из приближенных осторожно поинтересовался: зачем было непременно делать это в тот же день? Можно же "распилить" постепенно…
Мэр пресек эти интеллигентские рефлексии на корню:
- Что их, больше станет, что ли?
На перекрестке
Среди великих формулировок эпохи не должна затеряться фраза, которую приписывают уроженцу Тбилиси, балетмейстеру Михаилу Лавровскому: "Светофор в Тбилиси себя не оправдал!"
Бывшие союзные
В Узбекистане, в начале двухтысячных годов, высочайше запретили игру на бильярде - как способствующую распространению наркомании и преступности! Оказывается, многие преступники были замечены за бильярдом…
Когда в те же годы наследник азербайджанского престола Ильхам Алиев невзначай проиграл в Стамбуле два миллиона долларов (с кем не бывает?), разгневанный папа-вождь велел закрыть все казино - в Баку…
Хорошо, что наследник престола в Стамбуле не отравился - папа мог бы закрыть в Баку все точки общепита.
Я, Толстой и Достоевский
Эта восточная логика хорошеет и у нас…
Однажды - дело было в середине девяностых - глава Конституционного суда России Владимир Туманов, обидевшись на мои впечатления от российского правосудия, сделал мне прилюдный выговор: писатели в России, сказал он, должны прививать уважение к закону, а вместо этого позволяют неуважительные высказывания в адрес судейских!
Конкретизируя свою мысль, Туманов помянул недобрым словом гг. Толстого и Достоевского: мол, как ни судья у них, так какой-нибудь мерзавец.
Дивным образом оказавшись в одной компании с классиками, я немедленно возгордился…
Но какой ужас: это, оказывается, из-за Льва Николаевича в России нет уважения к закону! А Англии по судебной части сильно нагадил Диккенс.
"Выполнение программы правительства…"
Кстати, о судебной части.
Я обещал рассказать историю "посадки" (на семь лет строгого режима) моего друга Юры, но этот судебный юмор, пожалуй, чересчур черен для этой книги. Для увеселения почтенной публики - лишь несколько легких штрихов к портрету нашей блядоватой Фемиды…
Цитата из обвинительного заключения: "Данное дело явилось результатом выполнения программы правительства по искоренению преступлений и коррупции в сфере экономики" (курсив мой. - В. Ш. ).
Во время зачтения приговора заснула и упала головой на стол тетка по правую руку от судьи. Это была народный заседатель, и звали ее Иветта Раздатовна. Конвойный, надевавший на Юру наручники, оказался его соседом по подъезду.
Юру брали в железа, когда судья еще дочитывал приговор… Это заняло секунд двадцать. После приговора оправдательного (после трех кассаций, через четырнадцать месяцев) Юра не мог выйти на свободу еще восемь суток.
Все эти восемь дней начинались для меня одинаково: я звонил в канцелярию Мосгорсуда и интересовался судьбой бумажки, от физического движения которой зависело освобождение заключенного. Бумажку с оправдательным приговором требовалось доставить в Тверскую колонию, где сидел Юра.
За восемь дней из Москвы до Тверской колонии можно добраться ползком, но бумага все блукала по темным закоулкам Мосгорсуда, а в тамошней канцелярии всё пили чай: как ни позвонишь туда - все звон чашек да бабий говорок. Они мне, признаться, надоели, но уж и я их, слава богу, достал!
На восьмой день, когда я заученно долбил голову неизвестной мне канцелярской тетки необходимостью выполнить решение суда, в трубке, перекрывая звуки утреннего чаепития, раздалось обращенное к моей собеседнице, нетерпеливое:
- Люся, давай скорее, чай стынет!
И работница канцелярии Мосгорсуда, недостаточно прикрыв трубку ладонью, ответила коллегам, а я, в тихом восторге, тут же дословно записал:
- Да тише вы, ёб вашу мать, это этот звонит, как его, козла… Шендерович!