И конечно, в "Куклах" ее должен был петь Самый Главный Персонаж. Но скажите: разве можно было, делая "Винни-Пуха", обойтись без опилок в голове?
Я доел печенье и ретировался, проклиная Алана Милна, Бориса Заходера и всех, всех, всех…
Обида
Позвонил Сергей Пархоменко (в просторечии Пархом, в ту пору - парламентский корреспондент газеты "Сегодня"). Поздравляю, говорит, тут из-за тебя скандал в Совете Федерации.
Господи, твоя воля! Я спросил: что случилось?
Оказалось: североосетинский президент Галазов заявил, что народу его республики нанесено страшное оскорбление в программе "Куклы": республика была изображена в виде женщины-мусульманки.
Речь шла о кукольной стилизации на темы "Белого солнца пустыни".
Я был ошарашен. Мне в голову не приходило, что мусульманка - это оскорбление, тем более в контексте "Белого солнца…". Война, Джохар - Абдулла, Грачев - Петруха, солдат Сухов - Борис Николаевич…
Я спросил Пархома: нельзя ли разъяснить господину Галазову содержание слова "метафора"?
Пархом подумал несколько секунд и ответил:
- Не советую.
Другая обида
Программа-антиутопия, снятая зимой 1996-го, называлась "Воспоминание о будущем". Действие ее происходило в двухтысячном году, через четыре года после Зюганова на выборах.
Картинку я рисовал вполне предсказуемую: в Прибалтике снова русские войска, в продуктовом магазине - шаром покати, изо всех репродукторов - один и тот же Кобзон с песней "И Ленин такой молодой"… А резиновый Егор с резиновым Григорием трудятся на лесоповале (объединились наконец).
И вот они пилят у меня, значит, бревно и вспоминают коллег-демократов.
И была в этом диалоге такая опасная шутка, что, мол, Боровой с Новодворской бежали, переодевшись в женское платье…
Через неделю раздался звонок.
- Господин Шендерович? - осведомился неподражаемый голос. - Это Новодворская.
Я похолодел, потому что сразу понял, о чем пойдет речь.
- Виктор, - торжественно произнесла Валерия Ильинична. - В своей программе вы нанесли мне страшное оскорбление…
Возразить было нечего - бестактность была налицо, хотя и невольная, разумеется. "Куклы" делались "с колес", в страшном темпе, и, написав программу, я не всегда успевал ее внимательно прочитать…
Я начал извиняться. Наизвинявшись, заверил, что готов сделать это публично, письменно, там, где скажет Валерия Ильинична… Новодворская терпеливо выслушала весь этот щенячий лепет и закончила свою мысль.
- Виктор, неужели вы не знаете, что в уставе нашей партии записан категорический отказ от эмиграции?
Ключевой вопрос
13 июня 1995 года против "Кукол" было возбуждено первое уголовное дело, и наутро я проснулся знаменитым.
Человек я скромный и долгое время считал успехом, когда меня узнавала собственная теща, а тут вспухло, как говорится, не по-детски…
После интервью "New York Times" я начал с уважением разглядывать отражение в зеркале. После череды презентаций купил жилетку. Когда моим мнением о перестановках в правительстве заинтересовались политологи, стал подумывать о батистовом платочке под цвет галстука. Когда позвонили из газеты "Балтимор сан", чтобы спросить, что я думаю про футболиста Симпсона, зарезавшего жену, я понял, что жизнь удалась окончательно.
Вылечила меня (распространенным в России способом шоковой терапии) корреспондентка "МК". Позвонив, она сходу начала умолять об интервью, хотя я и не думал отказываться. Мы договорились о месте и времени встречи, и напоследок она сказала:
- Ой, простите, только один вопрос.
- Да-да, - разрешил я, давно готовый беседовать по любой проблеме мироздания.
- А вы вообще - кто?
Сегодня я понимаю: этот звонок был организован моим ангелом-хранителем, в профилактических целях…
Ход времен
- вещь незаметная, и сознание редко успевает зафиксировать смену эпох.
Мне в этом смысле повезло.
Осенью 1995 года, в самый разгар первого уголовного дела против "Кукол", я летел во Францию к продюсеру программы Базилю Григорьеву - следовало как можно скорее привести в порядок юридические формальности контракта (ими вдруг горячо заинтересовалась Генеральная прокуратура).
Уже сидя в самолете, я вдруг вспомнил "жванецкую" фразу двадцатилетней давности - и зашелся от восторга, разом ощутив, как необратимо изменилось время!
Ибо мне, невыездному беспартийному еврею, нужно было - на самом деле, безо всякой иронии! - "в Париж, по делу, срочно"…
Ну, ты спросил…
В эти же уголовно-процессуальные дни один отважный тележурналист прорвался к большому телу гаранта и спросил у него напрямки: Борис Николаевич, что вы думаете о программе "Куклы"?
Тяжело помолчав, Борис Николаевич ответил: "Я этой программы не видал", - и посмотрел на журналиста в точности по Ильфу: как русский царь на еврея.
Что, впрочем, имело под собой некоторые основания с обеих сторон.
Другая дверь
Посреди того уголовного преследования приятель-журналист передал мне приятную приватную информацию из американского посольства: белоглавый орлан выразил полную готовность принять меня под сень своих безразмерных крыльев. Преследование журналиста - это немигающий зеленый свет для проезда на территорию свободы! Мне давали понять, что я могу рассчитывать на статус политического беженца.
Я страшно обрадовался этому обстоятельству, ибо как раз в те дни безуспешно пытался получить гостевую визу в США, и никак не мог доказать бдительным людям в консульстве, что не имею планов остаться в Америке нелегально.
А тут такая удача!
Радостной трусцой я побежал к знакомому окошку и, отстояв очередную очередь, доложил об изменившихся обстоятельствах.
На ПМЖ - это в ту дверь, показали мне.
Но я не хочу на ПМЖ, я хочу гостевую визу! Вы не смогли доказать, что не собираетесь остаться в Америке нелегально, ответили мне. Погодите, но если бы я хотел остаться, я мог бы сделать это легально, пойдя на ПМЖ!
Пожалуйста, ответили мне, - это в другую дверь…
Мы прошли еще пару кругов этого диалога, и я спекся, и в умопомраченном состоянии покинул неприступное посольство США.
Письмо из-под Пензы
…я получил самый разгар того уголовного преследования.
Писала незнакомая женщина. Судя по почерку, корреспондентка была немолода и писать ей приходилось нечасто. Содержание письма поставило меня в тупик.
Женщина рассказывала, как хорошо жить под Пензой.
Поведала, какой у нее просторный дом, какой рядом грибной лес и чистая речка. Потом подробно остановилась на хозяйстве: огород, куры, буренка… Дойдя до буренки, я отложил листок и перечитал адрес на конверте.
Я подумал - может быть, мне по ошибке передали письмо, адресованное в "Сельский час"… Но на конверте было написано: "в программу "Куклы"…"
Простой и чудесный смысл послания разъяснился в последнем предложении. Обстоятельно описав все преимущества сельской жизни под Пензой, женщина закончила письмо так:
"Милый Виктор! Если что, приезжайте ко мне, здесь вас никто не найдет!"
Да уж, не Лихтенштейн. Где спрятаться, найдется. Вот уж ПМЖ так ПМЖ…
Но прятаться не пришлось. Времена стояли, смешно сказать, демократические - общественность громко засмеяла Кремль за прокурорский наезд на сатирическую программу! Как двоечникам, журналисты день за днем втолковывали политикам: шарж - не повод набычиться, это свидетельство популярности…
И, кажется, втолковали.
Мои тараканы
Уголовное дело еще не было закрыто, а политики со всех ног бросились к нам - проситься в программу.
От одного думского оплота нравственности звонили с полной готовностью к финансированию - лишь бы лысый резиновый двойник депутата появлялся в "Куклах", с неизменной трубкой в зубах, не реже двух раз в месяц.
Человек, готовый оплатить предстоящую пощечину - это даже не из Салтыкова-Щедрина. Это - Достоевский, если не Захер-Мазох! Упоминались благодарственные суммы в десятки тысяч долларов…
Но что такое десятки тысяч! Это, господа, на карманные расходы…
Зима 1996-го. Стою у себя на кухне, мою посуду, рядом - ведро мусорное с горкой, по мне гуляют тараканы… В общем, идет нормальная жизнь. Звонок. Приятный баритон сообщает мне, что представляет интересы господина… - и называет фамилию, буквально ничего мне не говорящую.
Ну, скажем, Сидор Пупкин.
И этот Сидор Матрасыч, сообщает мне звонящий, хочет быть Президентом России.
Тараканы на мне насторожились. Я спросил: чем, собственно, могу быть полезен Сидору Матрасычу в его фантазиях? Баритон ответил просто: он хочет увидеть свою куклу в вашей программе.
Принес Господь сумасшедшего, подумал я - и терпеливо повторил баритону все, что неоднократно говорил другим соискателям резины: для попадания в "Куклы" надо быть известным всей стране, иметь узнаваемый голос, манеры, лексику - в противном случае… и т. д.
Баритон выслушал мою лекцию и сказал: я очень уважаю ваши доводы - могу ли сообщить вам свои? Да, пожалуйста, ответил я, проклиная бездарно пропадающее время (ведь я уже мог домыть посуду и выбросить мусор!).
- Миллион долларов США, - сказал баритон.
И помолчав, добавил:
- Вам.
Тараканы на мне остолбенели. Я стоял, как ударенный пыльным мешком, причем очень пыльным и набитым толстыми зелеными пачками. Миллион долларов! США! Мне! В голове, как у Ипполита Матвеевича, поочередно пронеслись лакейская преданность, оранжевые, упоительно дорогие кальсоны и возможная поездка в Канны…
Но пустить Сидора Матрасыча на экран? Никому не известную физиономию, без повадок и голоса, с табличкой "хочу быть Президентом России"?