- Напился дружок ваш! - сказала подошедшая официантка.
- Какой он мне друг?! - возмутился я. - Я его не знаю.
- Ну да, как водку вместе пить, так друзья, а как рассчитываться, так уже незнакомы! - сказала официантка. - Давайте, гражданин, платите по счету и везите своего приятеля домой!
- Но с какой стати?! - закричал я.
- Вы на меня еще покричите! - сказала официантка. - Я вмиг милицию кликну!
Официантка смотрела на меня презрительно и жестко. У нее был такой тяжелый взгляд, что у меня снова почему-то дрогнули колени. Я заплатил ей деньги, потом взвалил на себя этого рыжего парня и понес его к выходу.
Но по дороге, пока я тащил его к стоянке такси, я наконец высказал ему все, что о нем думаю…
Вы мне не доверяете?
Такси подвезло меня к высокому дому.
- Будьте добры, - сказал я водителю, - не выключайте счетчик. Я только на минуту зайду в это учреждение, а потом мы поедем дальше.
Водитель недовольно поморщился.
- Может, лучше расплатитесь? - спросил он.
- Да нет же, мы поедем дальше, - сказал я. - Что вы мне, не доверяете? Думаете, я убегу?!
- Ничего я не думаю, - сказал водитель. - Пассажиры разные: кто убегает, а кто и не убегает…
- Ах, значит, вы все-таки думаете, что я могу убежать?! Ну хорошо!.. Я оставлю вам под залог свою шляпу.
- Да бросьте вы, - обиделся водитель. - Зачем мне ваша шляпа? Я вам верю… Оставьте портфель и идите.
- Ах так? - вспыхнул я. - Пожалуйста, оставлю портфель… Только, с вашего позволения, я запишу номер машины.
- Вы что? - нахмурился водитель. - Не доверяете мне? Думаете, я удеру?!
- Ничего я не думаю, - сказал я. - Водители тоже разные: кто любит носить шляпу, а кто - портфель.
- Ах так! - сказал водитель. - Ну ладно! Записывайте номер: МТТ 40–20. Так-так-так! Только сначала покажите, что у вас в портфеле.
- Это еще зачем?
- Чтобы потом не было претензий!
- Пожалуйста! - сказал я зло. - Смотрите: у меня здесь бумаги, книги, электробритва.
- Электробритва работает или сломана?
- Что значит "сломана"? Пока она работает!
- Что значит "пока"? Я ее здесь включать не собираюсь.
- Кто вас знает! - усмехнулся я. - Вы как раз небритый. Лицо одутловатое. Глаза бесцветные. На левой щеке бородавка…
- Запоминаете внешность? - зловеще сказал водитель. - Ну ладно! Я вас тоже не забуду! Нос картошкой. Глаза круглые. Уши разные… В левом зубе пломба…
- Ах, раз так дело пошло, - закипел я, - тогда уж давайте официально! Вот мои документы: паспорт, пропуск, свидетельство о браке. Берите! И знайте, что вы имеете дело с порядочным человеком. Давайте ваши!
- Пожалуйста! - сказал он. - Вот водительские права, профсоюзный билет…
- Справки с места жительства, конечно, нет, - отметил я.
- Нет, - сказал он.
- Ну ничего. Если надо - найдут!
- Вас тоже при необходимости вызовут…
- В случае чего пойдете по статье 47-й! - сказал я.
- А вы по 52-й, пункт "б", - сказал он.
Мы злобно посмотрели друг другу в глаза.
- Слушайте, - неожиданно сказал я. - Ну как же вам не стыдно?
- А вам?
- Мне стыдно за нас обоих! - сказал я.
- И мне! - сказал он и опустил глаза. - Забирайте свои документы…
- А вы свои…
- Портфель захватите…
- Спасибо, - сказал я. - И забудем ваш номер: МТТ-40-20.
- Забудем, - сказал он.
Мы ласково похлопали друг друга по плечу.
- Как я мог о вас плохо подумать? - удивился я, - У вас такое симпатичное лицо. Глаза серые. На щеке родинка.
- Вы тоже красивый, - сказал он. - Глаза большие. Уши чистые. За зубами следите…
- Я мигом вернусь, - сказал я.
- Пожалуйста, - сказал он. - Я без вас буду скучать…
Мы нежно улыбнулись друг другу, и я вышел из машины.
Уже подходя к проходной, я обнаружил, что у меня нет пропуска.
- Вот негодяй! - подумал я. - Значит, на всякий случай оставил мой пропуск себе… Ну ничего!.. Не удерет… На всякий случай я проколол ему задние шины…
Убийца
Кирюша Лапенков, высокий худой юноша лет двадцати пяти, сидел в диетической столовой и обедал. Настроение у Кирюши было скверное. Мрачное было настроение.
Да и с чего, спрашивается, быть хорошему настроению у человека, болеющего гастритом, сидящего в душной столовой и поедающего обед за пятьдесят три копейки в составе: суп овощной протертый, тефтели паровые с картофельным пюре, кисель молочный?
Какие мысли должна рождать в мозгу такая пища?
Грустные мысли. Протертые мысли. Паровые. Желеобразные. Бессолевые.
Но нет! Организм Лапенкова протестовал. И в тот момент, когда его желудок равнодушно принимал всю эту преснятину, мозг Кирюши вел активную, буйную деятельность. Мозг кипел. Он рождал острые, соленые мысли, мысли, пересыпанные перцем и аджикой, мысли шипящие и дымящиеся, как шашлык на шампуре.
Вот они, мысли Кирюши Лапенкова, в кратком изложении:
1. Повар - сволочь! Протираешь овощи - протирай, но не до дыр!.. Сам небось харчо жрет!..
2. Участковый врач - халтурщик. Раз нашел у человека гастрит, так лечи. А он, кроме диеты, ничего не прописывает. За что им, коновалам, только зарплату повысили?
3. Председатель месткома Точилин - прохиндей! Не дал путевку в Кисловодск. У вас, говорит, товарищ Лапенков, всего-навсего гастритик, а у нас есть товарищи уже с язвочкой. Им путевочку в первую очередь надо. Мерзавец! На следующие выборы месткома не приду. В знак протеста!
4. Начальник отдела Корольков - убогий чинуша. И голос у него визгливый, как у бабы.
"Вы почему, товарищ Лапенков, не отправили запрос в Керчь по поводу трансформаторов?" - "Потому что забыл!" - "А зарплату вы получать не забываете?"
У, зануда! Тебе бы мою зарплату!
5. Сосед по квартире Рубинин - подонок и извращенец. Каждую ночь у него музыка орет и женщины повизгивают. Оргии устраивает! И хоть бы раз пригласил, каналья!
6. Лето нынче ужасное. Жара, духота! Говорят, солнечная радиация усилилась. Полысеем все к чертовой бабушке!
7. Вообще народ как-то измельчал… Стал хлипкий и пузатый… Сегодня шел по улице - ни одной красивой девушки не встретил… Вырождается род человеческий помаленьку!
8. В футбол наши играть определенно не умеют. Распустить бы команды, а Лужники - огурцами засеять… Все же польза была бы…
9. По телевизору все время какую-то муру передают… В комиссионку отнести его, что ли?
10. Эх, жизнь………….!
На десятом пункте мысли Лапенкова приостановились в своем развитии. Но произошло это вовсе не потому, что этот пункт был наиболее ярким и всеобъемлющим. Просто Лапенков вдруг заметил, что сидящий рядом за столиком бородатый мужчина пристально его разглядывает. Кирюша этого не любил. Под чужим взглядом он терялся и нервничал. Поэтому, быстро допив кисель, Лапенков встал и направился к выходу. Однако спиной он почувствовал, что бородач тоже поднялся и идет за ним.
Так они прошли вместе по улице шагов десять, и все время Лапенков чувствовал на своем затылке сверлящий взгляд бородача. Тогда Лапенков остановился и обернулся.
- Извините, - сказал бородач, подходя к Лапенкову. - Извините. Разрешите представиться: Валабуев, художник!
- Лапенков, - тихо сказал Кирюша, слегка пожимая протянутую руку.
- Не сердитесь, что задерживаю вас, - сказал бородач, - но дело в том, что меня, как художника, поразило ваше лицо… Это то, что я искал…
- В каком смысле? - растерянно спросил Лапенков.
- В прямом! - сказал бородач. - У вас выдающееся лицо… Низкий скошенный лоб, тяжелые надбровные дуги, острый нос, губы тонкие, нервные… А скулы какие! Ведь это черт знает какие скулы!..
- При чем здесь скулы? - начал нервничать Лапенков. Что вы хотите, товарищ?
- Я хочу вас попросить позировать мне, - сказал художник. - Ваше лицо мне нужно для картины… Это не займет у вас много времени… Всего несколько сеансов… И я заплачу!
Приветливая улыбка на лице бородача и ласковое "заплачу" как-то успокоили Лапенкова. Он смутился и спросил:
- А кого же вы хотите с меня рисовать?
- Убийцу! - сказал художник и улыбнулся.
Наступила пауза.
- То есть как это? - наконец осторожно спросил Лапенков. - Почему убийцу? С какой стати?
- Это не совсем убийца в обычном понимании этого слова, - продолжая улыбаться, сказал бородач. - Это - браконьер. Понимаете, картина называется "Убийство". Композиционно она решается так: опушка леса, а на переднем плане - косуля и охотник. Нежная, трепетная косуля, обагренная кровью, лежит на траве, а над ней склонился охотник. Браконьер с дымящимся ружьем. У него низкий скошенный лоб, тяжелые надбровные дуги, тонкие нервные губы искривились в садистской усмешке…
- Не, не! - запротестовал Лапенков. - Я отказываюсь… Что вы на самом-то деле?.. Я люблю животных… И потом у меня семья, соседи…
- При чем здесь соседи? - поморщился художник. - А что касается животных, то именно из любви к ним я и взялся за это полотно. Я считаю охоту занятием аморальным! Моя картина будет публицистична от начала до конца. Это будет полотно-протест! Почему же вы отказываетесь помочь мне в этом благородном деле?
- Я не отказываюсь, - пробормотал Лапенков, - но как-то странно. Вы меня нарисуете, а что потом скажут?.. Лапенков - мерзавец, скажут…
- Ну зачем же так примитивно, - снова поморщился художник. - Картина не фотография, это все прекрасно понимают… А если кто и узнает вас, то ничего, кроме уважения, к вам это не вызовет…
- Это почему же? - не понял Лапенков.