А вот на плавзаводе целеустремленный, охваченный деловым азартом Петрюк чуть было не потерял славного Егоркина. Пробираясь по коридорам, они случайно забрели в тот отсек, где жили работницы консервного завода. И вот там их путь пересекли… живые нимфы и наяды (черт их разберет, в чем там у них разница и конструктивные особенности, если честно!), направляясь из душа по своим каютам. И вся их одежда состояла из одного-единственного полотенца… повязанного на голове.
Оторопь взяла бывалого мичмана. Он протянул к ним руку, да так и застыл. Замерз! В груди как-то захолодело, сердце ухнуло куда-то… вниз. Застоявшиеся гормоны при виде живых, обнаженных женщин с разгону долбанули мичмана прямо в седеющую голову. Возможно, и не только в нее. В хранилище интеллекта что-то произошло, что-то щелкнуло в блоке управления, и все внимание мгновенно переключилась на этих нимф.
Они все были прекрасны – так, по крайней мере показалось Александру Павловичу. Он уже почти полгода не видал женщин так близко. Тем более – обнаженных, ослепительных в своей наготе.
Ибо буфетчица танкера, которая при заправке плевалась семечками, разглядывая боевой корабль в кабельтове от себя, была не в счет. Но даже просто посмотреть на неё сбегалась на бак добрая половина экипажа.
А тут… рядом, да еще так привлекательно и призывно-раскрывщиеся горящему взгляду.
Никакого тебе стеснения и смущения! И зовущий запах вымытого женского тела, смешанного с запахами моря, таинственными вибрациями чувств, заполнявшим длинные затемнённые коридоры, лишал Палыча последней возможности куда-то скрыться…
Игриво улыбаясь, одна из них поманила за собой. Игриво выстрелила глазками из-под длинных ресниц, хлопавших, как крылья бабочки. Дыхание в груди Егоркина сперло, сердце забилось, как мотор на форсаже. Старший мичман потерял всяческую военно-моральную сознательность и забыл обо всем. Он уже чувствовал, не только носом, но и всеми своими половыми клетками непередаваемый запах вымытого женского тела. Какой? А вот, побудь полгода среди железа в замкнутом мужском коллективе – тогда узнаешь! Это откуда-то из глубин подсознания, зов диких предков! И Егоркин, смотря на эту женщину во все глаза, не мигая, двинулся за ней неверным шагом.
– Так! ГСН сработала, а башка отключилась напрочь! – заключил Петрюк во всеуслышание, плюнул и безнадежно махнул рукой.
Прагматичному, рациональному Павлу вспомнился мультфильм, где бандерлоги шли против своей воли на голос удава Каа, которому уже было лень самому ловить свою закуску. Однако Петрюку было не до кобелиных страстей. Решительно сгреб ладонью руку Егоркина, и сказал:
– Пойдем, Одиссей хренов! Сирен услышал! Тут люди голодают, а ты… – и укоризненно сплюнул и покачал головой.
– Пожалуй, пока еще никто не голодает – огрызнулся Палыч. Но его уже никто не слушал, и Паша Петрюк тянул его за собой, как трактор, трусливо скрываясь за поворотом коридора. Впрочем, за себя он тоже не мог поручиться, еще пять, ну десять минут, а там… пропадай, моя телега! Но дело – сейчас прежде всего!
Павел Анатольевич точно знал, что здесь можно добыть разных консервов, растительного масла, муки, томатной пасты… да и вообще, мало ли чего? А может быть и… Вот чего "и", он пока не знал. Но очень хотел. Вот именно так оно и было. Паша чувствовал себя, как кладоискатель, наткнувшийся на зарытый сундук, который и осталось-то, что только открыть. Всего и делов! А плавбаза – так это вам не просто сундук, а, вообще, целый "остров сокровищ". И нужен был, прямо как воздух, подход к хозяину этого "острова"!
В гигантской утробе плавбазы, среди переплетений коридоров, каких-то блоков и выгородок, среди рядов кают, посланцам наконец-то удалось найти нужных людей. А вот и сам местный Али – Баба – одновременно заметили и опознали цель посланцы с "Летучего".
Поздоровались, представились друг другу.
– Григорий Поликарпович! – суховато представился хозяин "острова сокровищ". Еще бы, не просто какой-то кладовщик, а помощник по хранению продукции и запасов. Один статус его обязывал! Поэтому он снисходительно кивнул, узнав собственный статус мичманов.
Но уважительно высказался о флоте, и о нашей роли в их успешной работе. Естественно, как часто бывает, он тоже прослужил три года на флоте, где-то на ТОФе, на атомных лодках. Главное, окунаться в море, а потом – уже не оторвешь!
Хозяин каюты выставил настоящую хрустальную посуду, а уж на закуску он явно не поскупился…
("Еще бы! При таких-то возможностях" – завистливо подумал Петрюк). Даже выпивку выставил в красивых бутылках. Человек сенбя уважал, явно гордился своим статусом, и решил дать его прочувствовать мичманам военного флота. Наше "шило" рядом смотрелось бы совсем нелепо… Однако Паша Петрюк, нисколько не комплексуя, все же достал свою бутылку, вопросительно глянул на хозяина. Тот согласно кивнул, наполнили рюмочки.
Григорий Поликарпович провозгласил тост, мы чокнулись, и тут же по всей каюте пошел красивый мелодичный звон хрусталя) и мы дружно выпили. Хозяин даже и не подумал разбавлять, и с явным удовольствием крякнул. Закусили.
– Что это, Павел Анатольевич, твой друг как будто не в себе? – участливо спросил радушный хозяин.
– Да, – ответил Петрюк, – понимаешь, наткнулись мы тут у вас в коридоре на нижних палубах на русалок… очень уж легко одетых, так моего друга того… контузило сразу на верхнюю и нижнюю головки, и вот уже полчаса в себя придти не может!
– Всего-то полчаса?! – снисходительно хмыкнул хозяин. – Да тут, бывало-ча, люди на недели пропадают, а может, кто и с концами сгинул, кто ведает? – пошутил он.
– Прямо с концом? – делано ужаснулся мой друг.
– Ага, тут недавно с одного военного корабля офицер был, радиоинженер, РЛС навигационную нам чинил на взаимовыгодных условиях. Так вот, представляешь, его потом два дня по всему судну искали! А что, неудивительно, русалок там – около сотни, уж чего они и как с ним делали – не делали, не ведаю, но когда появился на’ люди – был бледный и весь бестелесно-воздушный, как тень отца Гамлета. Но довольны-и-и-й (протянул он, чтобы показать – насколько доволен был офицер) – просто как мой персидский кот после недельного побега с дачи. Короче, как сказал наш местный поэт:
Был как медведь силен ты,
Как олень красив ты,
Но укатали горку
Наши бурки-сивки!
– Вот, лучше не скажешь – похвастался Али-Баба, и продолжал: – А ты представляешь, его командир даже и не наказал – сочли его, при здравом рассуждении, пострадавшим, честно!
– Ага, вернувшимся из плена! – съязвил Егоркин, где-то в глубине души отчаянно завидуя тому офицеру.
– У нас у самих-то с этим строго, прямо как в приличном монастыре, что ты!
Тут мичмана недоверчиво зафыркали.
– Да точно, говорю! – сделал обиженный вид Григорий Поликарпович, – только наши гости иногда нарываются, а "аборигены" – ни-ни!!! Капитан наш против этого заветное слово знает – хмыкнул хозяин каюты.
– А какое? – живо заинтересовался Петрюк.
"Сразу спишу с судна к чертовой матери"! Ага, именно такое слово. Да! Так что, твой Егоркин легко отделался, к сожалению! – пошутил хозяин.
Хоть на выпивку Григорий Поликарпович и оказался покрепче всех прежних "клиентов", но результат был все-таки достигнут. Вот это отняло у Петрюка и Палыча значительные силы и время. Да и прижимист Али-Баба был не в пример белорусам, одному еврею, и даже – украинцам. Однако, собеседникам удалось понравиться друг другу, каждому приятны и уважение, и внимание, и похвалы. Поэтому мичмана, в конце концов, все-таки получили заветный "Сезам" и вовсю порезвились в его закромах. В баркас последовали и крупы, рыбные консервы, и настоящее оливковое масло, и деликатесный тунец, и туши-бревна редкой и вкуснейшей рыбы-капитана.
Тетушкин, находившийся в это время на ходовом посту, услышал истошный вопль старпома плавбазы по каналу УКВ:
– На "Бугеле"! Заберите своего представителя! Нам больше нечего вам дать! А если и дадим, так пойдет ваш "маленький" как миленький на дно, на радость всем рыбам и крабам, таким же жадным, как ваш представитель!
Борис Александрович понимающе покачал головой, и передал командиру барказа приказ на возвращение, тем более, что ветер заметно посвежел.
Егоркин с Петрюком выбрались, наконец, из недр пропахшего рыбьим жиром гиганта прямо к трапу, у которого их барказ уже прилично покачивался.
– Да, – вслух протянул Петрюк, оглядывая непривычно низкую осадку суденышка. Офицер, сидевший у штурвала, также заметно беспокоился.
– Кто умеет молиться? – поинтересовался, между прочим, Петрюк у команды, рассевшейся в барказе, прямо поверх мешков и коробок. Сказал он это совершенно без улыбки на лице.
– А по-мусульмански можно? – спросил в ответ один из матросов.
– Конечно, даже языческая молитва сейчас вполне подойдет! – на полном серьёзе ответил Александр Павлович – Тут, брат, море! И никакой небесный покровитель просто не может быть лишним! Кто в море не ходил – тот искренне Богу не молился!
Действительно, по пути волны несколько раз заливали через борта, и зло плескались, и шипели, угрожающе раскачивали утлое суденышко.
Через некоторое время действительно просевший почти по самый планширь барказ лихо ткнулся к борту корабля и начал разгрузка.
Тётушкин и помощник с интересом наблюдали за процессом. Трофеи были огромны и поражали воображение!
Командир покинул своих гостей, которые уже вполне освоились, избавились от галстуков и расстегнули верхние пуговицы, ослабили ремни. Заслышав шум возни на палубе, он вышел встречать посланцев. Ловко выскочив из тамбура на торпедную площадку, он присоединился к офицерам на шкафуте.