* * *
Пока плакал ребёнок, у мага не было сил о чём-то думать. Пронзительные детские крики царапали сознание, мешая сосредоточиться. Новоиспечённому эльфу меняли пелёнки. Приёмная мать суетилась в центре огромной залы, где на полу в плетёной колыбельке лежал надежда и опора семейства Йонеха - трёхмесячный волшебник. Пока же он был, скорее, лишь маленьким устройством по производству грязных пелёнок. Рыжеволосая эльфийка сноровисто обтирала младенца, тихонько напевая. Собственно, малыша, который только что вобрал в себя чудовищный поток Силы тринадцати родственников, песнопения матери явно не успокаивали.
Сыновья Йонеха, совершенно обессиленные, сидели в креслах, расставленных вокруг колыбели, - лица у всех бледные, пальцы рук нервно подрагивают, длинные волосы слиплись от пота. Из всех участников некромансеровского таинства только низложенный Торой чувствовал себя превосходно. Он-то и посматривал на волшебников с еле скрываемой усмешкой. Поняли, мол, что такое чёрная магия? Теперь почти седмицу будете едва живы.
На низенькой оттоманке (которую эльфы по настоянию Тороя собственноручно приволокли из соседних комнат), откинув голову на спинку-валик, совершенно изнемогший, лежал "жертвенный". Живой, здоровый и даже, по-прежнему, бессмертный. Торой в очередной раз восхитился ловкости провёрнутой Йонехом интриги. Бессмертный продумал всё до мелочей. Собрал тринадцать сыновей для проведения обряда, а в качестве "жертвенного" использовал собственного внука, родившегося слабоумным лет триста назад. Как известно, на таких магия не действует. Проще говоря, внук Йонеха пропустил через себя Силу, которую под пристальным руководством Тороя, родственники вкачивали в маленького лефийца.
Тем временем, остроухая рыжеволосая красавица закончила пеленать вопящего на все лады малыша и унесла его прочь из залы. Воцарилась тишина. Кто-то из эльфов с облегчением вздохнул. Низложенный маг с сомнением посмотрел на еле живых бессмертных. Поняв, что от них сейчас не то, что благодарности, а даже и простого мычания не добьёшься, он легко поднялся из кресла и направился в отведённые ему покои, решив, что вознаграждение за труд может прекрасно подождать до утра.
Один из сыновей Йонеха, кто именно, Торой так и не понял (все они были на одно лицо, аж оторопь брала) еле слышно произнёс:
- Спасибо, чернокнижник…
Торой обернулся, ничем не выдавая накатившей злости (а совсем недавно его - лишённого Силы - эти остроухие называли магом, но теперь, когда дело сделано, чего ж миндальничать):
- Вы сами это совершили. Не благодари меня. - И он покинул залу, оставив эльфов переваривать их непосредственную причастность к некромантии.
Аккуратно закрыв высокую дверь, Торой направился прямиком в свои покои. Длинные коридоры старинного замка навевали на мага тоску обилием арок и пестротой мозаичных полов. Всё здесь было ажурное и изящное - искрящиеся в свете факелов колонны из прозрачного с поволокой гномьего камня, резные карнизы под потолками, затейливые орнаменты на стенах. Последние особенно действовали на нервы своей эфемерностью - иногда по ним пробегала зыбкая рябь, после чего изображение таяло и причудливо меняло очертания. Окончательную нереальность происходящему придавали колеблющиеся в проёмах и арках лёгкие шёлковые занавеси.
Подобная вычурность всегда утомляла Тороя. Но окончательная досада обуяла мага, когда он по неосторожности запутался сапогом в одной из трепещущих занавесей. Рассвирепев неизвестно на что, волшебник содрал колышущиеся шелка на пол и совершенно разъярённый ворвался в свои покои.
Внутри обстановка была не менее пафосной - множество портьер, низкие диванчики, скамеечки для ног, цветы белой оницы в вазах и прочая отвлекающая внимание дрянь. Торой с тоской посмотрел на царящее кругом великолепие и рухнул на низенькую оттоманку, понимая, что несмотря на поздний час совершенно не хочет спать, а значит в ближайшее время просто умрёт от скуки.
Ну и наконец, хотя покои поражали изысканностью, маг прекрасно понимал, что обитатели роскошного замка относятся к нему не просто с презрением - с брезгливостью. И эта их гадливость была ему непонятна. В конце концов, чем четырнадцать эльфов, принявших участие в обряде черной магии, лучше, чем он - тот, кто помог им не отправиться в Мир Скорби от потери Сил? Погружённый в размышления, Торой не услышал, как открылась высокая дверь.
Взметнулись шелковые занавески на окнах, дрогнули портьеры, да сорвало сквозняком несколько лепестков со стоящих в вазе ониц. Маг обернулся, недоумевая, кто бы мог нарушить его уединение - эльфы еле живы, а слуг из замка отослали…
* * *
Она не вошла. Вплыла. Заплетённые в длинную косу волнистые волосы отливали медью, лёгкое платье бирюзового цвета туго обтягивало высокую грудь, во впадинке между ключицами, словно капелька пота, блестела изумрудная подвеска. Торой в удивлении привстал, забыв слова приветствия.
Эльфийка замерла в двух шагах и несколько мгновений довольно-таки беспардонно разглядывала низложенного волшебника. Поняв, что пауза затянулась, рыжеволосая красавица отвела взгляд.
Торой безмолвствовал и в ответ на бестактное вторжение тоже пристально разглядывал приёмную мать новоиспечённого маленького эльфа. Она же, по-прежнему молча, подплыла к балконным дверям, отбросила реющие на ветру шелка и затворила распахнутые створки. На какой-то миг гостья застыла возле окна, прислушиваясь. Маг смотрел на неё и от всей души надеялся, что ничем не выдаёт немого мальчишеского восторга. Торой впервые так близко видел эльфийку. Конечно, пару раз он сталкивался с остроухими красавицами в порту, раза два или три в Фариджо, но не более того. А потому, только теперь он понимал, отчего Золдан называл эльфиек "совершенством, воплощённым в материю". От подобной нечеловеческой красоты и впрямь захватывало дух.
Наконец, нежданная гостья обернулась и снова пытливо заглянула в глаза магу, надеясь, что он начнёт разговор первым. Однако Торой не собирался форсировать события.
Досадливо поджав губы, эльфийка подошла к волшебнику так близко, что он уловил её прерывистое дыхание. Гостья нервно поправила висящее на шее украшение и, наконец, мягким бархатным голосом, от которого по спине у мага побежали блаженные мурашки, произнесла не вопрос, а, скорее, утверждение:
- Ты знаешь, кто я.
Торой сложил руки на груди (зачем красавице эльфиечке видеть, как дрожат от восхищения пальцы низложенного волшебника) и кивнул.
Гостья выдержала паузу, в надежде, что мужчина хоть что-то добавит, но тот, как и прежде, молчал.
- Ты, наверное, не понимаешь, зачем я пришла… Я и сама не очень хорошо понимаю. Но только… хотя, наверное, зря… Да, напрасно… - она метнулась к дверям, но на полпути остановилась, не зная, как поступить.
Брови мага непроизвольно поползли вверх, намереваясь обосноваться аккурат на лбу. Торой силился осмыслить сумбурную речь бессмертной, но в битве логики и подозрений явно побеждали последние. Иными словами, волшебник решил, что перед ним женщина слегка тронувшаяся умом от счастья. Шутка ли, стать матерью этакого славного наследника.
Красавица, видимо, поняла ход его мыслей и всплеснула руками.
- Нет! Нет же!
Внезапно её лицо передёрнуло от обилия наплывших чувств, а в следующее мгновенье эти чувства выплеснулись наружу посредством рек беззвучных слёз. Эльфийка уткнулась в ладони и безутешно заплакала, скорчившись на оттоманке. Торой с подозрением смотрел на рыжий затылок. Не представление ли это? Вообще-то, эльфы крайне сдержанный народ, разрыдаться вот так - при постороннем, бормотать невнятицу, проявить слабость можно только из большого отчаянья или (если быть достаточно циничным) с целью обмана.
Торой принёс из туалетной комнаты полотенце и протянул его заходящейся в слезах остроухой красавице. Гостья оторвала одну ладонь от заплаканного опухшего лица, молниеносным движением выхватила Тороево подношение и уткнулась в чистую мягкую ткань.
Волшебник взирал на бессмертную с жалостью и сомнением одновременно. Если это не разыгранный концерт, тогда что? И, если эти слёзы не ложь, то сколько раз этой красивой женщине приходилось плакать вот так - беззвучно и незаметно для остальных? Судя по всему часто, вон, даже всхлипывает еле слышно.
- Меня зовут Лита, - глухо пробормотала гостья сквозь полотенце.
Маг кивнул:
- Ты - счастливая мать трёхмесячного волшебника.
Эльфийка дёрнулась, словно от удара и веско подытожила, аккуратно складывая полотенце:
- Счастливая приёмная мать.
Торой пожал плечами. До таких деталей ему не было никакого дела. Волшебник забрал полотенце и небрежно бросил его на столик. Эльфийка проследила взглядом щепетильной эстетки за этим неаккуратным движением, а потом снова посмотрела на мужчину.
- Так с чем пожаловала, счастливая приёмная мать? - он сделал ударение на принципиальном для неё эпитете.
Лита поднялась на ноги, положила горячую ладонь на запястье собеседника, и увлекла его вглубь комнат. Оказавшись, наконец, в самой отдалённой части покоев - спальне (здесь тоже благоухал букет ониц, будь они неладны), эльфийка закрыла двери и повернулась к магу:
- Прости за слёзы. Я очень зла и унижена. А, самое главное, я лишь пешка в руках свёкра. Как, впрочем, и мой похотливый муженёк. Однако Йонех не учёл того, что доведённая до отчаянья женщина - опасный противник.
Волшебник кивнул. Всё ясно, сейчас в его рукав ляжет козырь. И, возможно, даже не один:
- Рассказывай. - Он сел на круглый, обтянутый бархатом пуфик и приготовился слушать.