- В тот ужасный день прошлым летом, когда стая зверолюдов набросилась на нас из ниоткуда. Мы стояли стеной, иначе бы погибли, и каждый воин в строю прикрывал соседа от вражьих ударов.
- Да, это был настоящий ад, ты прав.
- Я был рядом с Юргеном, сражаясь по правую руку от него. Я видел, как человекобык бросился на нас с огромной секирой. Я мог остановить удар, приняв его на себя, но мне не хватило духу и я замер.
- Тебе не в чем себя винить!
- Есть в чем! Я промедлил, а Юрген погиб. Если бы я не струсил, Юрген был бы сейчас с вами.
- Нет, - твердо сказал Арик. - Нам всем тогда не повезло, а Юргена призвал в свои чертоги Ульрик. Грубер глядел в лицо молодого воина.
- Арик, ты что, не слышишь? У меня нет больше внутри того стержня, который нужен истинному Волку. Я не могу сказать другим… и уж конечно я не могу ничего сказать Гансу… но как только мы бросаемся в атаку, я чувствую, как тает моя отвага. Что, если я снова застыну в губительной нерешительности? Что, если теперь Ганс поплатится за мое промедление? Может, это будешь ты? Я трус, парень, и Отряду больше нет от меня пользы.
- Да брось, ты не такой, - сказал Арик. Он пытался придумать хоть какой-то аргумент, чтобы вывести ветерана из этого мрачного состояния, но тут их беседу прервал крик. Моргенштерн вышел обратно на поляну, он кричал что-то, а следом за ним с суровым лицом шел Ганс. Ражий вояка дошел до своего коня, резкими движениями раскрыл седельную сумку, вытащил из нее три бутылки. Одна за другой они разбились о ближайшее дерево.
- Доволен? - прорычал Моргенштерн в лицо Гансу.
- Пока нет, - стоически ответил Комтур.
- Ганс! Ганс! - эхо заполонило поляну. Шелл вел в поводу коня фон Глика, старый воин ссутулившись ехал в седле, Ваддам придерживал его сбоку.
- Великий Бог Волка! - воскликнул Грубер, срываясь с места.
- Фон Глик! - Моргенштерн разом позабыл обо всех проблемах и бросился к другу, опережая встревоженного Ганса.
Раненого Волка положили на землю, и Отряд собрался вокруг, пока Каспен, плотный человек с огненной шевелюрой, учившийся у аптекаря и цирюльника, осматривал ужасную рану.
- Ему нужен нормальный хирург, - оценил он состояние фон Глика, вытирая кровь с рук. - Рана глубокая и грязная, да и потеря крови большая.
Ганс обратил лицо к небу. Приближался вечер.
- Завтра возвращаемся в Мидденхейм. С первым светом. Самый быстрый поскачет вперед и приведет хирурга с повозкой. Мы…
- Мы не возвращаемся, - сказал фон Глик слабым, но строгим голосом. - Из-за меня Отряд не должен отступать. Эта священная миссия, это предприятие - последняя возможность обрести утраченную силу нашего Отряда и отомстить за павшего вожака. Эту задачу мы выполним до конца! Я не позволю вам провалить ее!
- Но…
Фон Глик рывком поднялся и сел, содрогнувшись от боли.
- Обещай мне, Ганс, обещай мне, что мы пойдем до конца!
Ганс запнулся. Он не знал, что сказать, и набросился на Ваддама, который стоял рядом.
- Проклятый болван! Это твоя вина! Что тебе стоило поумерить свой пыл? Нет, ты никого не слушал и подставил под удар фон Глика!
- Да я…
- Заткнись! Отряд сражается плечом к плечу или погибает! Ты предал самые святые основы этого братства!
- Не вини его, - с трудом произнес фон Глик. В его глазах блестела сила, порожденная болью. - Ну, конечно, он не должен был отрываться от стаи и охотиться в одиночку, но я-то пострадал по своей вине. Я должен был оставаться настороже, должен был смотреть в оба, но утратил бдительность, как последний старый дурак, и поплатился за это.
Тишина. Ганс переводил взгляд с одного брата на другого. Воины выглядели растерянными, подавленными. Дух Отряда никогда не падал так сильно, даже после смерти Юргена. Тогда в людях оставалась хотя бы злость. Сейчас в них осталось только чувство горечи от разбитых иллюзий, боль утраты веры и товарищества.
- Ставим лагерь здесь, - наконец произнес свое слово Ганс. - Если повезет, зверолюды придут ночью, и мы покончим с этим.
Наступил рассвет, холодный и бледный. Последняя смена часовых - Шелл, Арик и Брукнер - подняла остальных. Моргенштерн разжег костер, а Каспен перевязал рану фон Глика. Старый воин был столь же холоден и бледен, как зимнее утро, и дрожал от боли.
- Не говори Гансу, насколько я плох! - прошипел он на ухо Каспену. - Жизнью своей клянись, что не скажешь!
Аншпах собрался поить лошадей и нашел Крибера. Ночью стрела с черным оперением пригвоздила шею спящего рыцаря к земле. Храмовник был мертв.
Они стояли вокруг в скорбном молчании, и никогда еще не были они так мрачны Ганс кипел от гнева. Он отъехал от группы воинов в одиночестве.
У края леса Грубер догнал его.
- Это невезение, Ганс. Наше невезение, судьба-злодейка бедолаги Крибера, прими, Ульрик, его душу. Мы не заслужили такого, да и он заслуживал лучшей смерти.
Ганс развернулся.
- Что я должен делать, Грубер? Ради Ульрика! Как я приведу этот Отряд к славе, если нам ни разу не встретилась удача? Я разрушил их капище, чтобы выманить их на нас, разозлить и вызвать лобовую атаку! Но нет! Они приходят ночью и со звериным коварством убивают нас спящими!
- Так давай сменим тактику, - предложил Грубер. Ганс пожал плечами.
- Да я не знаю, как! Я не знаю, что и предположить! Я все время думаю о Юргене и о том, как он командовал Я постоянно пытаюсь думать как он, чтобы вспомнить все его уловки и маневры. И знаешь что? Я не могу вспомнить ничего! Все те битвы, в которых мы победили… я помню их все, но планы, которые лежали в основе каждой из них, вспомнить не могу!
- Успокойся и поразмысли, Ганс, - сказал Грубер с тяжелым вздохом. - Как насчет Кернских Врат? Помнишь? Победу тогда принесло ложное отступление и удар в тыл оркам.
- Да, я помню. Правильный тактический ход.
- Точно! - согласился Грубер. - Только эта идея принадлежала вовсе не Юргену. Это Моргенштерн отличился.
- Ты прав, - сказал Ганс, и его лицо прояснилось. - И АО же самое было при осаде Альдобарда… по-моему, фон Глик предложил тогда атаку с двух сторон.
- Именно, - поддакнул Грубер. - Юрген был действительно хорошим вожаком. Он мог распознать хорошую идею среди всего бреда, который слышал. Он умел слушать людей. Отряд - это сила, Ганс Мы держимся вместе или гибнем поодиночке. И если у одного из нас появляется хорошая идея, опытный вожак знает, что не стоит быть слишком гордым, и принимает ее.
- Итак? - произнес Ганс, стараясь говорить как можно более спокойно. - Есть идеи?
Поздний зимний ветер вздыхал в вязах. Воины зябко ежились, кто-то кашлял.
- Бьюсь об заклад, я знаю… - начал было Аншпах, но его слова утонули в общем стоне.
- Давайте выслушаем его, - сказал Ганс, надеясь, что поступает правильно.
- Ну, я люблю пари, - сообщая эту "новость", Аншпах встал, обращаясь к храмовникам. - Да многие люди любят поставить пару монет на то, на се. Знаете, это шанс выиграть, выиграть что-то важное и ценное, нечто большее, чем то, что вам дает обычная жизнь. Эти твари не исключение. Они, конечно, жаждут отмщения за поруганное капище, но не так сильно, чтобы рисковать своими вонючими шкурами в лобовой атаке на тяжелую конницу. Кто поставит на них при таком раскладе? Они лучше сохранят свою жизнь. Но если мы соблазним их чем-то большим - чем-то, что оправдает их риск в случае удачи, - мы сможем выманить их Это мой план - искушение крупной ставкой. Готов спорить, он сработает.
Были кивки, были смешки. Дорф беспрестанно насвистывал. Моргенштерн скрыл отрыжку схожим по звуку хохотом. Ганс улыбнулся. В первый раз между Белыми Волками возникло легкое подобие единства, когда все их мысли были направлены на решение одной задачи.
- Но что мы им предложим? - спросил Каспен.
Аншпах пожал плечами - Я над этим работаю. У нас есть золото и серебро, можем насобирать довольно много. Может, горшок монет…
Ваддам рассмеялся.
- Ты что, серьезно? Их этим не подкупишь. Зверолюды не особо ценят золото.
- Ну а что у нас еще есть? - задумчиво скребя синюю щеку спросил Шелл.
- Вот это, - ответил Арик и поднял Знамя Весса.
- Ты с ума сошел! - вскричал Эйнхольт. Спокойный, сдержанный воин, он редко говорил что-то вообще, и уж конечно не таким тоном. Этот всплеск расшевелил всех. Арик колебался, глядя в перекошенное шрамом и презрением лицо Эйнхольта, надеясь найти в его глазах хоть каплю понимания.
- Подумай! Подумай о почете, о славе, которую они добудут среди своего гнусного племени, если захватят этот стяг Подумай о той победе, которую он будет представлять, - промолвил наконец Арик.
- А ты подумай о позоре, которым мы покроем себя, если потеряем эту штуку, будь она неладна! - напал на него Ваддам.
- А мы не потеряем, - сказал Арик. - В этом все дело. Знамя достаточно ценно, чтобы выманить их из леса…
- … и достаточно ценно, чтобы мы дрались за него до последнего. - закончил фон Глик. - Хороший план. Ганс кивнул.
- Ну, - спросил Дорф, - что, мы… просто оставим его под открытым небом?
- Слишком очевидно, - отрезал Ганс.
- Да и я его не оставлю, - жестко сказал Арик. - Это мой долг. Я не могу оставить знамя. Ганс пошел вдоль круга людей.
- Значит, Арик остается со знаменем. Остальные скрываются в засаде и ждут момента для удара.
- Арик не может остаться один, - начал Грубер.
- Это все еще будет выглядеть неестественно, - добавил Аншпах. - Кто-то должен пойти с ним.
- Я останусь, - подал голос Ваддам. В его глазах горела ярость. Ганс знал, что молодой воин страстно желал загладить свою вину.
Он уже был готов кивнуть, когда заговорил фон Глик.