- Отпустите его, ребята, - велел Гис, поморщившись. - Он ведь сейчас весь Шелам перебудит.
Шеламцы разжали руки, и Кали с воем, не разбирая дороги, бросился в ночную темноту.
- Зря ты так, Десс, - сказал Густ. - Теперь о нас еще хуже думать будут.
- А тебе что за разница? - возразил Гис. - Худо, хорошо ли, а нынче тебя всякий ловить будет. Ты теперь - верный доход, кусок хлеба для детишек.
- В Зашеламье уходить надо, - повторил Кир.
- Уходите, - тихо и зло сказала женщина. - Пусть будет так. У кого ничего здесь нет - уходите. А я останусь с Клаймом. И если кто-нибудь хоть горсть земли с его могилы возьмет… - Она отвернулась от людей, прижалась лицом к стволу дерева и заплакала.
- Неладно получилось, - пробормотал Густ. - Ну да всяко уходить надо, рассветет скоро. Прощай, Гис. Прощай, Десс.
- Прощай, Гис, - повторил Кир.
Они растаяли в темноте.
Гис положил руки на плечи женщины и тихо стал ее уговаривать:
- Полно, Десси, полно, не убивайся. Осень придет, горе водой унесет.
- Осень… - Женщина шмыгнула носом, высморкалась в пальцы. - Осенью, верно, у каждого тут горе будет. Не меньше, чем мое…
Часть первая
БЕЛЫЙ ЗАМОК
Лето
Ты скажешь: "Ладно, они берут числом, у них толстые стены, пушки, солидные запасы стрел, что ни говори - они сильнее. Ну, пусть. Я боюсь, порядком боюсь! Так! Ладно! А теперь, кода я отбоялся как следует, вперед!" А те так удивятся, что ты не боишься, что сами сразу начнут бояться, и ты одержишь верх! Потому одержишь, что ты умнее, у тебя больше воображения, потому что ты свое уже отбоялся заранее. Вот и весь секрет.
Жанна д’Арк - Карлу VII
(по свидетельству Жана Ануя)
Глава 1
Радка навалилась на тугую дверь, уперлась плечом и задиком, выставила на крыльцо подойник и ведерко с нагретой водой, выскользнула сама. Зажмурилась, поймав на лицо косые лучи утреннего солнца, зевнула, протерла глаза и ойкнула. Ступенькой ниже сидела и дремала, обняв колени, незнакомая женщина. Вернее, как раз от Радкиной возни и ойканья она и проснулась, протерла глаза, отбросила за спину бледно-рыжую косу.
- Что, не узнаешь? Подурнела сильно? - спросила она, усмехаясь.
И тут Радка ее узнала. Лицо ночной гостьи было ужас как похоже на лицо Радкиной матери, разве что немного моложе, смуглее и суше.
- Тетя Дионисия… - прошептала девочка.
- Так-таки тетя? А может, кто другой? Кто я тебе, Радушка? Тетка?
- Сестрица… - протянула Радка с опаской.
Сестрица не сестрица, еще посмотреть надо, а что лесная девица - это ясно. А из Шелама мало ли что прийти может!
Но женщина уже ласково притянула Радку к себе, чмокнула в висок, обдала запахами солнца, травы и немытых волос.
- Помнишь, - сказала она тихо. - Большая уже стала, а помнишь. Хорошо!
Радка помнила.
Сестрица Десси приходила к ним в гости лет шесть или семь назад, принесла матери шерстяную, в красную и черную клетку дивно-мягкую юбку, а Радке деревянного конька, который умел топать ногами и качать головой.
Если уж совсем честно, то сильней всего запомнился Радке этот самый конек, да еще как мать вдруг спросила:
- А отец-то как?
И Десси ответила:
- Отец тебя забыть не может.
Радка потом много недоумевала, отец тогда и впрямь дня на три уезжал в город, только с чего ему мать-то забывать?
Вернувшись и услыхав от соседей, что Десси была в гостях, он побелел и сказал тихо и страшно:
- Чтоб я больше имени этой твари в своем доме не слышал.
Конька Радка от греха подальше утащила за баню, построила ему конюшню из щепочек и там оставила. Мать дареную юбку тоже ни разу не надевала.
Потому-то Радка и не хотела сразу признаваться сестре, чуяла, что ввязывается в не шибко приятную историю. Она решила поскорее чмокнуть Десси и сбежать, но Десси вдруг сама отпустила ее, насторожилась, прислушалась к чему-то, словно кошка, не ушами, а всем телом.
Радка ухватилась за подойник. Не иначе, отец решил узнать, с чего это дочка устроилась мух половить на крыльце. Точно! Заскрипели в сенях половицы, растворилась дверь. Радка соскочила наземь, но отец ее даже не заметил. Он уставился на сестрицу Десси.
- Ты тут еще откуда взялась? - Голос его не предвещал ничего хорошего.
- Я на постой пришла проситься.
- Что ж, больше некуда было?
- Некуда, - подтвердила Десси. - Если б было куда еще, разве стала б я тебя тревожить?
- Коли просить пришла, так не держи себя, как последняя…
Радка ошарашенно вертела головой. Она чуяла, что отец боится, а сестре весело, хотя должно быть наоборот.
- Март, - из-за плеча отца выглянула мать и осторожно погладила его по руке, - Март, света ради. Не при людях.
Дверь захлопнулась, но Радка услышала, как мать в сенях торопливо говорит:
- Марти, она же все-таки дочь мне…
- Дочь, говоришь? А что она десять лет была солдатской подстилкой, про это забыть прикажешь?
- Марти, ей же вправду больше идти некуда! Что о нас люди говорить будут, если мы ее прогоним?
- А что будут люди говорить, если я начну всякую шелупонь с улицы пускать?
Десси улыбнулась.
- Вот я и дома, - сказала она. - А ты к козам пойдешь?
- Угу.
- Ну так я с тобой. Все лучше, чем эти песни слушать.
* * *
С козами они управились на удивление быстро. Десси обнимала каждую за шею, почесывала ей лобик и промеж рогов, приговаривала что-то ласковое, и рогатые бандитки тут же вытягивались в струнку, не сводя с лесной девицы влюбленных янтарно-желтых глаз. Ни одна ногой не дернула.
На пороге дома сестер поджидал Март. Радка с полным подойником сразу шмыгнула на кухню, а Десси кивнула мужу матери, будто старому приятелю, и сказала:
- Так я в зимней избе поживу пока.
И, не дожидаясь ответа, побрела на нежилую половину.
Март не сдвинулся с места, лишь посмотрел ей вслед и выговорил с ненавистью:
- Рожачка!
Десси остановилась, обернулась, держась за дверную ручку. (Только сейчас Радка увидела, что сестра еле стоит на ногах от усталости.)
Десси ответила отчиму тихо, без угрозы, будто совет давала:
- А ты поостерегись. В спину ведь говоришь - не в лицо…
Глава 2
Десси проснулась за полдень и, не открывая еще глаз, потянулась по старой привычке проверить - тут ли еще Клайм или улизнул потихоньку. Уперлась ладонью в доски и вспомнила наконец, где она и что она.
Обругала себя дурищей несусветной, велела себе не реветь, перевернулась на спину и стала слушать незнакомые звуки. По-иному, не так, как в крепости, хлопали двери, по-иному скрипел ворот колодца. На летней половине шебуршала кочерга, и это тоже было чудно. Чудно, что не она, Десси, стоит сейчас у печного устья и выгребает золу.
Впрочем, если подумать как следует, так это ее, Дессин, единственный прибыток с самой весны. Больше не придется вскакивать ни свет ни заря, чтоб накормить дюжину, а то и больше прожорливых мужиков. Караульщики обожали завалиться поутру всей командой в десятников дом и потребовать у десятниковой дочки угощения. Знаки внимания оказывали, понимаешь ли, прорвы ненасытные! А то им было невдомек, что как насмотришься на их грязные лапы да жующие челюсти, целоваться уже вовек не захочется.
По закрытому ставню что-то снаружи застучало, заскребло. Десси выскользнула из-под одеяла (раздеться она с утра поленилась), распахнула ставни и отшатнулась. В окно нахально - будто к себе домой возвращался - влетел огромный аспидно-черный ворон. Уселся на матицу и искоса глянул на шеламку.
- Ты к добру или к худу? - спросила она.
Ворон не шелохнулся. Сердце Десси подпрыгнуло к самому горлу.
- Клайм, это ты?
Опять тишина.
"Ладно. Значит, просто ворон. Чокнутый ворон, что тут такого?"
Десси порылась в карманах юбки - думала найти монетку, но обрела лишь кусок сухаря, который положила на окошко:
- Вот, откушай, не взыщи. Чем богаты, тем и рады.
Ворон презрительно взъерошил перья и, не удостоив сухарик взглядом, мягко спланировал с матицы на подоконник, а оттуда - назад, в синее небо.
Десси выглянула в окно. Отчим с матерью, как назло, трудились на огороде. Увидев Дессиного гостя, отчим потянулся было за комом земли, но потом раздумал и просто проводил птицу взглядом. Ну все. Теперь разговоров на три дня хватит.
Десси повытряхнула из волос и одежды сено, поспешно спустилась вниз и, кивнув матери, углубилась в заросли сорняков на морковной грядке. Отчим таскал воду из дождевых бочек и, проходя мимо падчерицы, не упускал случая поворчать:
- Ворон-то на дворе - к несчастью, мне дед еще говорил… Приютили ее, гулену, будто путную, так она всю нечисть шеламскую за собой притащила… Скоро небось водяницы в бочках поселятся, в баньке кикимора париться будет… Ну что смотришь, рожачка бесстыжая, не терпится ночью во дворе с нежитью всякой голышом поскакать?..
"Чрево шеламское, да он тоже свихнулся! - подумала Десси, трудясь над грядкой с вдохновением дождевого червя. - Уже всех добрых хозяев помянул да половину из них в гости зазвал. Любому из наших и вдесятеро меньшее не простилось бы. А здешних Шелам, видать, и за людей не считает - оттого они и могут что угодно говорить".
Поймала предостерегающий взгляд матери и кивнула.
"Смолчу, смолчу. Меня здесь вовсе нет - видимость одна. Твой муж, твой дом, делай что хочешь. Одного не могу в толк взять - зачем тебе понадобился этот хмырь? Каково тебе с таким жить - это после отца-то?!"