Солнце окрасило небо на востоке в нежно-розовый цвет. Запела первая проснувшаяся лесная птаха, и новый день начался.
Чародей грустно сказал:
- Сирка жалко… Добрый был конь. Верный.
Добавил что-то еле слышно и зашагал к лесу, оставив заходящее светило за спиной.
Славута догнал его, хлопнул по плечу: "Ничего, мол, живы покуда - и то ладно", - и поправил у пояса боевую секиру. Меча дрегович не любил и поэтому не имел, а вот секира его прославилась еще во времена Северного Похода, многие враги если и успевали перед гибелью что-нибудь увидеть, уносили на небеса застывший в зрачках лунный полукруг.
Мутная и холодная с ночи вода противно хлюпала под ногами. Поднялся сильный ветер, шумел наверху в кронах, гнул старые деревья, завывал грозно и свирепо. Тарус то и дело поглядывал на небо.
- Ишь ты, расходился Стрибог, - заметил он, качая головой, - вчера закат красным выдался, ровно клюква.
Вишена тоже глянул вверх, но ничего не сказал, Славута вообще редко говорил, больше отмалчиваясь, все к этому давно привыкли. Вишену настораживало поведение чародея. Доверял он ему полностью; удивляло спокойствие и покорность, с какой Тарус расстался с конями. Наверное, существовала какая-то важная причина, но какая?
Солнце взошло совсем еще невысоко, когда они вышли к месту, где жил Омут-Молчун, - маленькому лесному хутору всего-то на три избы. Ветер хлопал болтающимися дверьми и ставнями, свободно гуляя везде, где вздумается, и выл над покинутым людским жилищем. Всюду царило запустение - наполовину упавший забор, брошенная впопыхах утварь, сиротливо воздетые к небу дымоходы давно не топленных печей… И никого вокруг.
Тарус переглянулся с товарищами, читая в их глазах такое же недоумение.
Вблизи хутор оставлял еще более гнетущее впечатление. Избы и дворы без людей и животных теряли всякий смысл, подавляли пустотой и безысходностью.
Куда девались хуторяне, они так и не выяснили. Тарус поспешил покинуть это несчастливое место. К полудню, обогнув громадное и мшистое Чайково болото, путники вышли к реке Шогде. В прибрежных кустах нашелся жидкий старый челн, и течение, подхватив его, унесло почти точно на юг, к устью. Вокруг тянулись сплошные бескрайние мхи; Шогда петляла меж них, как змея в бреду. Вишена, сидя на носу и уставившись на свои насквозь промокшие ноги, монотонно твердил: "Эх, ты, топь-мочаг, ходун-трясина, крепи-заросли…"
Славута, не особо напрягаясь, греб, Тарус, казалось, спал, но спутники понимали - думает чародей. События этой весны вязались в тугой непонятный клубок, и над ним стоило поломать голову. Размышляй, Тарус, распутывай витую нить истины, гони прочь петли и узлы, разгадывай козни недругов…
- Глядите, - услышал вдруг Вишена отчетливо тихий свистящий шепот чародея и вышел из оцепенения, - глядите, чертенок!
На берегу, в редких кустиках ракиты, возилось небольшое, с десятилетнего ребенка, темно-серое существо, поросшее густой короткой шерсткой. Чертенок был совсем близко, шагах в десяти. Согнувшись и виляя тонким длинным хвостом с чудной светлой кисточкой на конце, он выискивал что-то у корней. Славута перестал грести, но как тихо ни скользил челнок по гонимой ветром волне, чертенок его учуял и повернулся.
Мордочка у него тоже была пушистая, словно у котенка; голову венчали аккуратные маленькие рожки, а рыло выдавалось далеко вперед и немного походило на поросячье.
Увидев людей, он подпрыгнул от неожиданности, резво дернул руками и исчез в короткой дымной вспышке. В нос шибанул запах серы, но ветер быстро его развеял.
Теперь берег опустел. Нечистый предпочел убраться, то же решили сделать и путники. Славута с удвоенной силой заработал веслом. А Тарус на корме качал головой: "Что же? Нечисть Рыдоги заполонила, светлым днем шастает. Что творится-то?"
Вскоре болота Рыдог остались позади, а перед ними раскинулась обширная зеленая равнина, известная всем под названием Кухта. Где-то там, впереди, в селении Иштомар, их должен поджидать Боромир с дружиной. Славуту на весле сменил Вишена. Греб он привычнее, чем дрегович, челнок бойко вспарывал расходившиеся речные волны.
На ночлег стали у пологой излучины. Тарус убил мечом на отмели крупную зеленовато-серую щуку, прямо из лодки, и они испекли добычу на костре. Выручивший их челн Вишена вытащил далеко на берег и привязал к толстой вербе. Через невидимые щели из него потихоньку вытекала набравшаяся задень вода. Разгулявшийся ветер, дыхание Стрибога, к сумеркам утих, лишь волны ходили по реке, накатываясь с шипением на илистый берег, да мелкой дрожью тряслись листья осин. Небо заволокло низкими тучами, стало душно, как перед грозой.
Путники улеглись у костра. Снопы искр то и дело с треском взлетали вверх и рыжими светляками зависали в неподвижном воздухе.
Тарус размялся немного с мечом в светлом круге, делая резкие выпады и отбивая воображаемые удары; Славута резал из корневища очередную фигурку - он и на это был мастак. Лишь Вишена лениво развалился у огня и отдыхал.
Первым голоса услыхал Тарус. Он замер с мечом в руке и прислушался, похожий на настороженного журавля.
Ниже по течению, в леске, раздавался приглушенный людской говор и смех. Вскинул голову Славута, отложив незаконченную фигурку Даждьбога; приподнялся на локтях Вишена и, переглянувшись с Тарусой, вмиг разбросал костер. Головешки и жар тотчас залили водой из реки.
Ночь сразу навалилась на путников - тучи скрывали луну и звезды - и окутала плотной, как кисель, тьмой. Теперь стало видно зарево походных костров, пробивающееся сквозь жидкие кроны. По-прежнему слышались голоса.
- Славута, - сказал Тарус шепотом, - схоронись здесь и себя не кажи, а мы с Вишеной поглядим, кто это там.
Вишена широко раскрыл глаза, но после яркого света костра почти ничего не видел.
- Дак темень же, глаз выколи, - прошептал он с досадой, - поймают.
- Обернемся волками, - спокойно предложил Тарус, и Вишена вздрогнул от неприятного холодка, прогулявшегося по спине.
Чародей повозился и встал.
- Меч и суму оставь Славуте. Нож, если есть, - тоже. И не пужайся, не подведу.
Вишена повиновался. Отдавая дреговичу меч, он пытливо глянул на изумруды - ни искорки, ничего.
Тарус взял его за руку и увлек за собой. Шли в сторону от реки, долго, казалось - полночи. Вишена то и дело спотыкался, всматриваясь под ноги, и все дивился, что это у него получается тихо. В лесу было еще темнее, но Тарус не сбавлял шаг, волоча беспомощного побратима.
Наконец чародей замер; Вишена, оглядевшись, довольно отметил, что кое-что видит, глаза помалу привыкли к темени. Они стояли на небольшой поляне, а вокруг смыкался черно-непроницаемый лес. Трава под ногами слабо светилась, слева, у самых деревьев, мерцали мертвенно-синим два старых гнилых пня.
- Туда, - прошептал Тарус и двинулся к ним. Какое-то время он переводил взгляд с одного пня на другой, потом полез за пазуху.
Вишена внимал и наблюдал - а что ему еще оставалось? Тарус тем временем вонзил в гладкий срез большего пня нож, по самую рукоятку, прошептал несколько непонятных слов и повернулся к Вишене.
- Делай, как я. И ничего не бойся, понял?
Вишена кивнул. Теперь его даже стало разбирать любопытство.
А чародей отпустил его руку, стал напротив пня и ловко перекувыркнулся через него, как раз над ножом.
Вишена оцепенел.
Тарус упал на все четыре лапы, мучительно вытянулся, махнул хвостом и обратил к Вишене клыкастую морду. Полыхали красным волчьи глаза, а над ними топорщились мохнатые остроконечные уши.
Вишена ошалело таращился на все это, и волк вдруг совсем по-человечьи нетерпеливо дернул головой: "Давай, мол, чего тянешь?"
И Вишена, поборов в груди неприятную пустоту, кувыркнулся следом.
Он рассчитывал встать на ноги, но колени неожиданно подогнулись назад; он упал. Заломило в позвоночнике, заныли кончики пальцев, на миг заволокло алым взгляд, а потом челюсти без боли и без всяких ощущений уползли вперед, перед взором предстала волчья морда, как видит ее волк. Земля приблизилась, Вишена уперся в нее четырьмя лапами и встал. Огляделся недоверчиво. Тело слушалось беспрекословно, словно сидел в нем Вишена не одну тысячу лет. И улыбался рядом, глядя на него, Тарус, скаля мощные зубы лесного хищника.
Теперь Вишена видел далеко вокруг, почти как днем, но перестал различать краски - мех Таруса и листва на деревьях казались ему одноцветными. В нос ударили тысячи запахов, таких разных и выразительных, что Вишена присел от неожиданности. Запахи были большей частью незнакомые.
- Ну, как? - спросил вдруг Тарус.
"Во, дела! Он что же, и говорить может?" - ошалело подумал Вишена, глядя чародею в глаза.
- Конечно могу! - ответил тот. - Так же, как и ты.
Вишена только заморгал.
- Ладно, пошли. По ходу освоишься.
Могучий пепельно-серый зверь развернулся и резво затрусил на знакомый запах дыма, доносящийся со стороны реки. Вишена - такой же крупный матерый волк - побежал следом.
Голова шла кругом. "Волк, я - волк, леший меня забери! Неужто правда?"
- Правда, правда, - не оборачиваясь подтвердил Тарус и добавил ворчливо: - Чего болтаешь, однако? Помолчи.
Вишена умолк. Унять скачущие мысли удалось на удивление легко.
- Ну, Тарус, ну кудесник! - вздохнул он напоследок и сосредоточился на голосах и запахе дыма. Пахло не только дымом - людьми, конским потом, жареным мясом. Близкие запахи сами собой отошли на задний план, а нужные - выделились, стали четкими и выпуклыми.
На четырех ногах передвигаться оказалось ничуть не труднее, чем на двух. Вишена быстро приспособился. А вот лес, видимый с непривычно низкой точки, локтей с двух, немного сбивал с толку. И еще это странное ночное зрение…