Боромир "возвращался" долго. Полночь давно прошла, когда он шумно вздохнул и шевельнулся. Тарус с Боградом кинулись к нему и вскоре вернулись к костру уже втроем. Боромир выглядел так, словно бегал с чертями наперегонки и только-только отдышался. С тех пор он сильно изменился - из добряка и домоседа превратился в непоседу и драчуна. Его и назвали позже так - Боромир-Непоседа. Когда умер его отец следующей зимой, Боромир возглавил боевую дружину, и в том же году многие недруги испытали на себе крепость его руки и остроту меча.
А в ту памятную ночь они, каждый по-своему ошеломленный, вернулись в Пяшниц и более никогда об этом не говорили. Вишена видел, что Тарус ходил наутро в лес, но зачем - пытать не стал.
Каждый из семерых вспомнил сейчас эту ночь и заново пережил ее. Боград усмехался, неизвестно чему, остальные ждали, что же скажет Тарус.
Чародей смотрел на семерку долго и пристально.
- Я вернулся потом на ту поляну. И собрал все, что осталось от меча, - двадцать один осколок.
Вишена вздрогнул, потому что догадался зачем. Это же материал для нового меча, и кто знает, какими свойствами он будет обладать!
Тарус щелкнул пальцами; откуда-то сзади ему подали клинок в ножнах. Неторопливо и почти беззвучно чародей освободил его.
- Из них снова отковали меч, - сказал Тарус. - Три года заготовка дозревала в болоте. Год жарилась у огня в печи и еще три пролежала в холодном пепле. Это не просто отточенная лента стали.
Все взгляды скрестились на сверкающем клинке. Чародей протянул меч Боромиру, медленно и торжественно. Боромир встал.
- Это твое оружие, Боромир-Непоседа. Да поможет тебе оно в битвах, и сегодня, и всегда.
Непоседа принял меч, оглядел его, взволнованно и пристально, коротко поцеловал. Изумруды на гарде на миг вспыхнули и погасли.
А Вишена вдруг медленно извлек из ножен свой меч, и все увидели, что они с Боромиром родные братья, от клинка до изумрудов.
- Тарус-чародей, что ты на это скажешь? Это меч моего отца.
А сам подумал: "Что-то сегодня много мечей-близнецов. Чересчур".
Подумал и улыбнулся.
Глава 3
За книгами
Тарус взял меч у Вишены из рук и некоторое время пристально разглядывал. Потом поднял взгляд и спросил:
- Говоришь, отцов меч?
Вишена кивнул.
- Давно ли он у тебя?
- Второй год.
- А у отца?
На это Вишена пожал плечами:
- Сколько себя помню.
Тарус повертел меч в руках, отыскал клеймо, мастера - он было решил, что оба сработал один и тот же мастер-оружейник, но знаки были разные.
- Знаешь ли, откуда он у отца?
Вишена не знал.
- Нет, Тарус, не знаю. Отец сказал лишь, что изумруды на нем волшебные - нечисть чуют, да клинок посеребрен, его черти, вовкулаки и прочее отродье тоже опасаются.
- Неспроста это, - покачал головой Тарус, возвращая меч, - но не бойся, зла в нем нет, изумруды - каменья добрые. Чую, светел сей меч, не раз выручал хозяев своих от всяких напастей. Верь в него и береги, Вишена. И ты, Боромир, что услыхал - запомни, ибо мечи ваши, ровно братья, близки и похожи. Может, вместе они еще сильнее станут.
Вишена и Боромир переглянулись с улыбкой. У воинов-побратимов мечи-побратимы. Сила!
Тарус тем временем сел и положил ладони на стол. Волшебные мечи скользнули в ножны, все вновь приготовились слушать.
- Слыхали вы когда-нибудь о Книге Семидесяти Ремесел?
Сидящие в комнате напряглись - каждый, хоть раз в жизни, хоть краем уха, да слышал об этой полумифической Книге. Сказывали, много-много лет назад жил на свете мастер-умелец Базун. Приходилось ему и плотником быть, и кузнецом, и оружейником, и ткачом, да все казалось, что мало умеет. А поскольку посчастливилось ему еще в детстве грамоте обучиться, стал Базун все секреты мастерства собирать да записывать. Захватило его это дело - страсть. Долго собирал, и как-то раз встретил он бродягу-полешука, ничем особо не примечательного, однако рассказывавшего разные невероятные вещи. Вот этот-то бродяга и поведал ему, что есть на белом свете Книга Семидесяти Ремесел, где описаны такие тайны мастерства, какие и не снились нынешним умельцам. Книга очень древняя, написана давным-давно, задолго до Длинной Зимы, когда люди знали и умели во сто крат больше, чем ныне. И сказано там обо всем - и как металлы разные плавить, и как из них орудия всякие мастерить, и как дворцы строить, и корабли не чета теперешним моноксилам, и даже будто бы сказано, как летающий корабль справить и как на нем потом в небе летать. Пытались найти Книгу эту, многие тратили на поиски всю жизнь. Несколько раз ползли слухи, будто бы нашли, да так и оставалось это слухами. Купцы и северные князья готовы были заплатить за Книгу золотом, жемчугом - чем угодно, но не за что пока оказывалось платить.
И Базун стал ее искать. Сорок два года ходил он по ближним и дальним селениям, доходил и до скифских, и до варяжских земель. Все даром. О Книге мало кто знал, а кто и знал - ничем не мог помочь. Умер Базун в пути, в поиске, и осталась после него записанная им самим история хождения за Книгой Семидесяти Ремесел. И тогда о ней заговорили люди, по следам Базуна пошли сотни бродяг-мечтателей и алчных гонцов за наживой, но Книга так и не была найдена. Со временем число искателей поубавилось, но в память людскую она вошла прочно и надолго.
Тарус всматривался в лица собравшихся, замечая блеск в глазах, азартно сжатые кулаки, и понял: они пойдут за ним куда угодно, хоть к чертям в зубы, хоть к лешим на блины.
- Я знаю, где эта Книга, - твердо сказал Тарус. - И не только она. Целых девять Книг - девять! Там все секреты древних, не одни ремесла, а и магия, земледелие, звезды и предсказания, места, где водятся золото, каменья, железо, уголь - все! И это будет наше, доберись мы до этих книг. А будем знать много, будем уметь много - сильной станет земля наша, не осмелятся более хазары да печенеги, варяги да норманны набеги совершать, чинить нам смерть и разорение.
Тарус остановился, перевел дух. Остальные внимали, боясь пошевелиться и затаив дыхание.
- Осталось одно - пойти и взять их, все девять Книг. Это пошибче и потруднее Северного Похода. Боромир-Непоседа, согласен ли ты возглавить дружину? Пойдут ли за тобой твои витязи?
Боромир встал, не задумываясь, сжал рукоять-меча:
- С тобою, Тарус-чародей, и я, и вся моя дружина. Проведешь - добудем Книги.
Тарус переглянулся с Боградом - коротко, мельком; оба довольно усмехнулись.
- Тогда, - подал голос Боград, - принимай под начало меня и моих венедов. Молодцы - хоть куда, вся сотня!
Крепыш Боромир улыбнулся и склонил голову.
- Поклон тебе, Боград, за веру!
Венед ответил тем же - легким поклоном. Тем временем Боромир обратился к своим соседям-приближенным:
- А вы, побратимы мои, Позвизд, Роксалан, Заворич?
- С тобою мы, Боромир-Непоседа. Веди, - хором отозвались те, - и войско наше с тобою.
- Ну а вы, витязи-храбры, Славута, Похил, Вишена, Мурмаш, Брячеслав?
Никто не противился, верили все Тарусу и Боромиру, верили в их силу и удачу неизменную.
Непоседа повернулся к Тарусу:
- Вот тебе и войско, чародей!
И тут вскочил Тикша.
- А меня что же, и пытать не надобно? А, Боромир? - крикнул он с жаром. - Всех спросил, а меня нет. Или я недостоин?
Боромир отмахнулся от него, как от назойливого слепня:
- Сиди, хлопче. Чего тебя пытать, ты в моей дружине на службе или в чьей? Я иду, стало быть, и ты не останешься.
Тикша смутился, порозовел - все опрошенные и впрямь были гостями, как это он сразу не догадался?
- А меня возьмешь, Боромир? - неожиданно послышался голос Соломеи. Все повернулись к девушке. - Я-то не на службе.
- Гей, Соломея, девкам место в тереме у прялки, а не в походах. Хорошо ли подумала?
Соломея гордо тряхнула русыми косами:
- Мои руки более к мечу тянутся и к поводьям, чем к прялке, и сидеть привычнее не на лавке в светлице, а в седле. Возьми меня, Боромир! Меня и сестру мою - Купаву. Не подведем!
Боромир ухмыльнулся:
- Как знаешь. А будете выть - высеку!
И подумал: "Огонь, не девки. Что одна, что другая. Попробуй не возьми, хлопот потом не оберешься. Запилят ведь!.."
Тарус остался доволен - с таким войском можно было перевернуть свет и самого Перуна подергать за седую бороду, но не сильно, слегка. Не сказал он только одного - во сто крат важнее Книги Семидесяти Ремесел были для него три магические Книги, средоточие вековой мудрости и силы древних. Обладание ими давало Тарусу невиданные доселе возможности и власть.
Выступить порешили через три дня.