- У нас есть аппарат шивов. Руку, ногу, любой внутренний орган можно пришить: его нужно просто приставить к тому месту, где он должен быть, и включить аппарат шивов. Из сопла вылетает какая-то сильная струя воздуха и - орган пришит. - В голосе Номера Один звучало удивление, как будто ему было странно, что я не знаю такого простого факта.
- Я слышал о таких аппаратах, - вмешался Гул Хаджи, - но я не знал, что один из них находится в Сенд-Амриде.
- Мы держим это в тайне, - ответил наш собеседник. - У нас репутация очень скрытных людей, как ты знаешь.
- Знаю, - согласился Гул Хаджи, - я просто не думал, что вы настолько хорошо храните свои тайны.
- Возможно, если бы мы не были такими скрытными, - сказал он, - мы бы не оказались сейчас в этой ситуации.
- Трудно сказать, - ответил я. - Но почему ты в тюрьме?
- Потому что я увидел, что мой план вызвал к жизни опасность еще более серьезную, чем чума, - ответил он. - Я попытался повлиять на ход событий, который сам же ранее разработал, я стремился снова вернуться к благоразумию и здоровому рассудку, но было уже поздно.
Я ему всем сердцем сочувствовал.
- Но они тебя не убили. Почему?
- Думаю, из-за моего мозга. По-своему они уважают интеллект или, по крайней мере, определенным образом работающий интеллект. Но думаю, они скоро перестанут ценить и это.
Я думал так же. Я испытывал смешанные чувства к этому человеку, сидевшему сейчас перед нами с опущенной головой: мне был отвратителен разработанный им план, но я не мог не сочувствовать ему. Наконец сочувствие победило, хотя я мысленно не переставал ругать его за недальновидность. Как часто бывало на Земле, этот человек стал жертвой чудовища, им же самим порожденного.
- А тебе не приходило в голову, - сказал я, - что шивы или якши, создавшие этот кувшин с чумой, могли создать и другой - с каким-нибудь средством, убивающем чуму.
- Конечно, я думал об этом, - Номер Один бросил на меня оскорбленный взгляд. - Но существует ли это средство до сих пор? И если да, то где оно? И как связаться с шивами?
- Этого никто не знает, - ответил Гул Хаджи. - Они приходят и уходят.
- Должен же быть какой-то способ, - сказал я, быстро взглянув на Гула Хаджи - понял ли он, о чем я думаю. - Должен быть способ разыскать это средство, если, конечно, оно еще существует.
Гул Хаджи поднял на меня глаза, в которых зажегся огонек надежды.
- Ты подумал о том месте, куда мы направляемся?
- Да, - ответил я.
- Конечно! Вылечим чуму - вылечим и безумие.
- Точно.
Номер Один смотрел на нас с удивлением, явно не понимая, о чем мы говорим. Я решил, что пока еще не нужно было посвящать его в нашу тайну сокровищницы подземного города якшей, хранившей много ценных машин. Мы с Гулом Хаджи уже давно договорились не говорить об этом месте никому, кроме нескольких проверенных людей. В этом мы, возможно, были похожи на самих якшей и шивов, которые справедливо считали, что опасно обрушивать на простых людей столько научно-технических секретов сразу. Если шивы следили с благосклонным вниманием за жителями Марса, - а я подозревал, что так и было, - значит, они ждали, пока те не станут достаточно зрелыми, чтобы пользоваться благами предыдущих высокоразвитых цивилизаций, приведших себя к своей собственной гибели.
Номер Один спросил:
- О чем это вы? Что, неужели есть шанс найти избавление от чумы?
- Именно.
- Где? И как?
- Мы не можем этого сказать, - объяснил я, - но если мы выберемся из Сенд-Амрида и найдем средство от чумы, мы вернемся, обещаю тебе.
- Хорошо, - сказал Номер Один. - Пусть будет так. Вы снова дарите мне надежду, а я думал, что она уже давно умерла.
- А как тебя зовут? - спросил я. - Вспомни свое настоящее имя, и это подкрепит твою надежду.
- Барени Даса, - сказал он, поднимаясь. Теперь он говорил увереннее. - Барени Даса, Главный Кузнец Сенд-Амрида.
- Пожелай нам удачи, Барени Даса, - сказал я. - Будем надеяться, что Одиннадцать помогут нам починить двигатель.
- В Сенд-Амриде разбираются в технике, - сказал он с гордостью. - Ваш мотор починят.
- А вдруг ты не очень хорошо знаешь Одиннадцать? - спросил я.
Он сжал губы.
- Возможно, мы просто не различаем людей, которых любим, и машины, которые любим, - сказал он.
- А это всегда надо различать. Это не значит, что машины надо отвергнуть. О таких важных различиях полезно помнить, но вряд ли нужно что-либо безоговорочно отрицать. Если умеешь делать различия, значит, ты любишь науку и машины, если же все без разбора отрицаешь, значит, ты их просто боишься.
- Я подумаю над твоими словами, - проговорил он, слегка улыбнувшись. - Но мне понадобится время, чтобы решить, прав ты или нет.
- Мы как раз и просим тебя подумать, - улыбнулся я в ответ.
И мы легли спать, причем Гулу Хаджи пришлось устроиться на полу, так как койки в камере сенд-армидской тюрьмы не были рассчитаны на великана ростом в десять футов.
Глава 4
Прочь из Сенд-Амрида
Едва рассвело, мы отправились взглянуть на двигатель - Гул Хаджи, я сам и Одиннадцать. От Барени Дасы мы узнали, что каждый член совета был выдающимся мастером своего дела, пока не началась чума, и мы поняли, что наш мотор вообще невозможно, наверное, будет починить, если это не смогут сделать Одиннадцать.
Я опустил корабль к земле и показал им двигатель. Я сразу же увидел, что неполадка была пустяковой, и я клял себя за то, что не осмотрел двигатель раньше. Горючее к мотору шло по трубке, состоящей из нескольких секций, в одну из них что-то попало, и образовалась пробка.
Обычно люди пренебрегают самым простым объяснением. Я предположил - и у меня для этого были основания, так как механики Варнала очень добросовестны и на них можно положиться, - что с двигателем случилось что-то серьезное.
Из-за этой ошибки мы оказались в Сенд-Амриде, что, наверное, все-таки было к лучшему, ибо теперь мы сможем что-нибудь предпринять. Я думал не столько о благополучии Сенд-Амрида, сколько о безопасности всего Марса. Я знал, что болезни и теории могут распространяться вместе: так в средние века властвовали над людьми Черная Смерть и Черная Магия. Я решил любой ценой этому воспрепятствовать.
Пока разумнее всего было сделать вид, что двигатель еще неисправен, и позволить Одиннадцати его исследовать. Но в то время, когда я, как и обещал, рисовал для них схемы, их лица оставались такими же безучастными, я бы даже сказал, пустыми, как и раньше. Я знал, что какое бы топливо ни оказалось в их распоряжении, оно все равно не подойдет. Они не смогут далеко продвинуться в своих работах по созданию двигателя внутреннего сгорания, поскольку даже с паровым двигателем они были не знакомы. Но они хотели разобраться, и этим они очень отличались от других марсианских народов, которых физика не интересует вовсе, кроме, может быть, теоретических проблем, и которые бездумно пользуются достижениями шивов и, считая их слишком сложными, даже не пытаются в них хоть что-нибудь понять.
Я не мог не сочувствовать жителям Сенд-Амрида, но все же считал, что лучше бы они вели себя, как другие марсиане.
Я почувствовал некоторое облегчение, когда увидел, что мотор исправен: теперь я знал, что смогу покинуть город, когда это будет нужно.
Показав Одиннадцати чертежи, я ожидал увидеть на лицах удивление, но его не было. На лицах не было ничего, кроме, пожалуй, уверенности в себе.
Одиннадцать задали мне неизбежный в этом случае вопрос - о топливе, и я показал им бензин, который получил в Варнале. Должен заметить, что варнальцы совершенно не разбираются в двигателях, которые я установил на воздушных кораблях, как не разбираются они в двигателях, гораздо более сложных - в двигателях, созданных шивами. Я нашел такие в Варнале и установил их на своем первом воздушном корабле.
Итак, я понял, что Одиннадцать с трудом следили за ходом моих объяснений. Что ж, мне это было на руку.
Один из Одиннадцати - он называл себя Номер Девять - спросил меня о бензине и о том, где его можно найти.
- Он не встречается в таком виде в природе, - ответил я.
- А какой он в природе? - последовал спокойный вопрос.
- Трудно сказать.
- Ты пойдешь в Сенд-Амрид и покажешь. У нас много контейнеров с жидкостями. Они остались от старых времен.
Несомненно, он хотел сказать, что они тоже были созданы шивами, и жители Сенд-Амрида их сохранили.
Мое любопытство победило, и я не смог отказать себе в удовольствии увидеть "жидкости шивов", о которых сказал Номер Девять. Я согласился вернуться во дворец.
Гул Хаджи остался в воздушном корабле, а я пошел с Одиннадцатью в их лабораторию. При свете дня везде в городе были видны следы чумы. То и дело на улицах попадались повозки, груженные трупами. Но напрасно искал я на лицах живых следы горя: их не было. По законам Одиннадцати такие нерациональные и неэффективные эмоции, как радость или горе, не поощрялись. Думаю, присутствие на лице эмоций означало одно из двух: человек или сошел с ума, или заболел чумой.
Я не мог спокойно этого видеть. Уж лучше бы они выли от горя!
Одиннадцать показали мне химикаты, найденные ими на руинах городов шивов, но я сказал, что среди их трофеев не было ничего подходящего. Надо признаться, я им солгал.
Они попросили меня оставить им немного бензина, и я согласился, сделав при этом все, чтобы он не стал работать, когда они захотят его использовать.
Я наотрез отказался от путешествия в их ужасном портшезе, и мы пошли назад к воздушному кораблю пешком.