- Ему капут, - сказал пилот, глядя сверху на стальные конструкции небоскреба. Кажется, он знал, что я не просто из всемирной "Телекатастрофы", а из Мюнхена, потому и сказал так: "Капут".
- Карамото-сан, пожалуйста, чуть-чуть левее.
Он развернул влево, и я схватил новую панораму, сфокусировав камеру на гиганте с вывеской могущественной фирмы на крыше:
МИЦЕНАМИ
"Миценами" - это электронная техника, прежде всего военная.
"Миценами" - это солидные подряды для солидных фирм.
"Миценами" - все остальное, что можно купить в любом супермагазине.
- "Миценами" стоит, как стена! - крикнул мне Карамото-сан. - Вы любите поэзию, господин Бари?
Разговор о поэзии в данных условиях представился мне неподходящим. Я дал понять об этом спутнику неопределенным движением спины.
- Помните, у Гейне, - настаивал странный пилот. - "На севере диком стоит одиноко на голой вершине сосна…" Какое величие!.. Вы согласны?
Я снимал крупные буквы фирмы, когда стена рухнула. Не ощущалось гула подземного толчка. Стоэтажный гигант внезапно завибрировал стальными конструкциями, будто игрушечный. И осел, превратился в голый скелет.
- Не снимайте! - раздался сухой приказ за спиной.
- Почему? - Я не обернулся.
- Это подорвет авторитет нашей экономики… Поверните камеру, Бари.
- Поговорим лучше о поэзии, Карамото-сан…
В ту же секунду я свалился на пол от сильного удара. Казалось, не только шея - сам я треснул пополам. И, очнувшись возле сиденья вертолета, увидел над собой спокойное лицо Карамото.
Подполковник секретной службы не предполагал, что европеец имеет представление о секретах каратэ. В следующую минуту он лежал рядом со мной и по-японски вежливо улыбался. Когда улыбка исчезла и Карамото шевельнулся, я связал его ремнями. Потом влил в подполковника всю свою флягу "энзе". Карамото вздохнул и, изящно изогнувшись в шлее ремней, засвистел носом.
В наушниках кричали из студии: "Бари-сан, куда вы исчезли?.. Что случилось?.. Изображение некачественное… Отвечайте!"
Я успокоил репортеров, сказав, что случилась небольшая заминка и можно продолжать передачу. Хорошо, что Карамото, прежде чем нанести мне удар, включил автопилот. Иначе бы наша схватка окончилась вничью - на земле.
Теперь я, поднимаясь и опускаясь на вертолете, показывал все, что хотел.
Спящего Карамото оставил в аэропорту на попечение коллег. Объяснил его состояние нервным шоком и попросил купить за мой счет бутылку сакэ для поправки здоровья. Сослуживцы, погружая дремлющего Карамото в машину, вежливо удивлялись его олимпийскому спокойствию.
Карамото до сих пор не забыл меня: иногда шлет поздравления по случаю традиционных праздников. Его сначала понизили в чине, потом снова стали продвигать по служебной лестнице.
Старый Токио воспрял из руин, стал вновь отстраиваться. Японии пришлось пережить тяжелый период экономического спада, чтоб справиться с нанесенным ущербом. Акции "Миценами", после того как я показал гибель главной конторы, упали.
- А где схватка в репортаже? - спросил удивленно Эдди.
- Только склейки…
- А правда, что американцы взорвали бомбу, чтобы ослабить Японию? - Эдди сформулировал точно свой вопрос.
Я особенно не задумывался над истинной причиной землетрясения.
- В печати промелькнули небольшие информации. Скорее, это были предположения. Я привел только факты, какими располагал.
- Ты никогда не знаешь самого интересного! - поддержала сына Мария.
- У меня не многосерийный фильм, а документальный боевик.
- А что ты еще умеешь, отец?
Я стал перечислять Эдди, что обязан уметь репортер: водить машину, самолет, планер, космолет, подлодку; бегать, плавать, прыгать с парашютом; молчать, говорить, быть спокойным; знать приемы самбо, каратэ, бокса, вежливого обращения; охотиться, поварить, официантить, обращаться с бродягой и миллиардером; быть в курсе не только биржевых сводок, но и новинок искусства… Да мало ли чего, кроме терпения делать непосредственную работу! А главное, сказал я сыну, всегда быть самим собой…
- Ты хвастаешь, Бари! - поддела меня Мария. - Ни в одной части света не встречала такого мужчину.
- А здесь? В этом доме?
Эдди хмыкнул.
- Скажи, если человек, - начал он, неуклюже двигая плечами, - владеет всего-навсего одной специальностью… Но - замечательной!.. Кто он такой?..
- Профессионал. Очень узкий, несовременный профессионал… Астрофизик… Или художник-гравер…
- Или… "Эдди возьмется"? - вставила смело Мария.
- Кто, кто? - Я смотрел на нее оторопело. - Какой еще Эдди?
- Я!
Сын встал с кресла, и мы увидели, какой он огромный, широкоплечий, модный в новой футболке. И все же какой беспомощный в своей мрачной решимости завоевать мир в одиночку…
- Сядь, - устало сказала мать, и он сел. - Побудь пока с нами…
- Пап! - Эдди переменил тему разговора. - А как ты узнал о землетрясении в Токио? Почему прилетел вовремя?
Я шутливо махнул рукой.
- Маленький профессиональный секрет, Эдди. Все остальное я тебе расскажу.
- Понятно. - Эдди подмигнул мне. - Секрет есть секрет.
Но и сейчас я не мог рассказать ему об Аллене, своем лучшем друге, который живет на космической орбите. Как не мог рассказать честнейшему Юрику, почему я узнал про вулкан. Это в интересах самых близких мне людей - Марии, Эдди… И самого Аллена.
Был очень тихий день, спокойный вечер. Мы больше не возвращались к замыслам Эдди сделать самостоятельно миллион. Вопрос для нас с женой бессмысленный: для кого миллион, когда он уже есть в семье? Но Эдди упрямо решил зарабатывать на жизнь самостоятельно. И конечно, прославиться. Мы глядели на жизнь с разных сторон: Эдди чувствовал себя взрослым, а я и Мария по-прежнему считали его ребенком. И хотя в тот вечер мы много болтали и смеялись, было ясно, что Эдди уходит, удаляется от нас…
Утром раздался звонок агента. Он сообщил, что в одном из провинциальных городков Италии произошел взрыв. Связь работала плохо.
- Что там случилось? - кричал я в трубку, оглядываясь на Марию.
- Обычная история… Убитых мало, раненых полно… На ваше усмотрение, шеф… Жаль только детей…
- Детей? - Я увидел в зеркале бледное лицо сына, стоявшего за моей спиной. - Еду! - крикнул в трубку.
Эдди одобрительно кивнул.
…Когда я вернулся, Марии и Эдди дома не было. На столе лежали две записки.
Глава шестая
Зачем я туда поехал? Не знаю. Может быть, под впечатлением разговора с сыном, его испуганного лица, когда мы услышали о раненых детях.
История оказалась заурядной. Какая-то иностранная фирма открыла заводик под фальшивой вывеской. Какая - никто не знает. После взрыва цистерны с ядовитым газом сюда нагрянули полиция и санитарные машины. Документов в конторе никаких не оказалось. Хозяин завода как в воду канул. Перепуганные служащие не могли даже назвать его фамилию, только имя: синьор Луиджи. Сейчас синьора Луиджи искала полиция.
Я увидел несколько каменных сараев с допотопной аппаратурой. За деревянным забором - пустой поселок, дома с выбитыми стеклами и свежими на фасадах табличками: "Осторожно! Опасная зона". Пострадавших от взрыва жителей увезли в больницы, остальных эвакуировали.
Между домами мелькнули две фигуры и при нашем появлении исчезли.
- Эй! Не видите надписей? - крикнул один из сопровождавших меня полицейских и сердито добавил: - Из-за какой-то забытой в доме тряпки рискуют здоровьем.
- Найти бы этого фирмача и набить ему морду! - сказал другой. - Как вы смотрите на такую меру, мистер Бари?
- Положительно.
Я моментально завоевал их симпатию. Мы шли в особых костюмах по выжженной земле, а люди были беззащитны перед ядовитым взрывом. Многие получили ожоги, повредили легкие, зрение.
Полицейские провели меня в ближайшую больницу; больше на месте происшествия снимать было нечего.
Увидев журналиста, лежащие на койках люди начали проклинать проходимца Луиджи, просили отыскать его поскорее и привести к ним - уж они-то знают, что ему сказать. Рассказывали они охотно, перебивая друг друга, но смолкали, когда кто-то из товарищей заходился кашлем или вскрикивал от внезапной боли.
Вдруг я заметил странное существо. Белая гипсовая маска уставилась на меня. В маске было две прорези: щель для рта и отверстие для глаза. Темный зрачок с любопытством прицелился в меня.
- Ты кто? - спросил я в полной тишине.
- Джино, - раздался хриплый шепот из-под гипса.
- Сколько тебе лет?
- Семь.
- Как твои дела, дружище?
- Я играю.
И Джино показал мне прозрачную коробку с рыжим муравьем, который карабкался по гладкой стенке.
Тишина прервалась хором голосов:
- Это наш Джино… Мужественный Джино… Вы видите, как он пострадал?.. Но ведь жив, а отец с матерью сгорели сразу. Остался сиротой, бедняга!..
- Тихо! - сказал я. - Он сам расскажет. - И поднял камеру.
- Я сирота, - прошипела гипсовая маска. - Мне семь лет. Я мальчик. Зовут Джино…
Этот обжигающий шепот услышал мир.
Джино играл во дворе дома со своим муравьем, запрятанным в коробку, когда рядом что-то сверкнуло, и он упал на песок. Муравей, зажатый в руке, остался цел и невредим. Джино очнулся в гипсе и бинтах. Он повторял чужие слова, но не понимал до конца их смысла.
- Вы, случайно, не синьор Луиджи? - спросил меня Джино.