Орк понимает. Орк прекрасно понимает, он все еще очень хорошо помнит, как добивали раненых сородичей, неспособных дальше полноценно жить - добивали по их же просьбе. Он помнит, как шаман пронзил ножом сердце его отца, когда прошло пятнадцать дней с того момента, как старый вождь, получив страшные ранения в бою, впал в такое же состояние. Грим тогда не горевал - он знал, что дух отца уже свободен, а тело - это всего лишь тело…
Но сестренка… как такое могло произойти? Почему судьба так несправедлива?!?
Он запрокинул голову и тихо, отчаянно завыл.
- Видишь? - Раадан медленно опустился на землю. - Ты правильно поступила, уничтожив Птицу.
- Принцип меньшего зла? - Арна отвела взгляд, села рядом с Творцом.
- Нет. Принцип большего добра.
- Так что же, получается, что ради большего добра можно творить зло?
- Уничтожение Птицы не было злом, Арна. И ты сама это только что увидела. Я прекрасно понимаю, как тебе тяжело от осознания того, что ты сделала. Но ты должна была это сделать. В противном случае не было бы не то, что большего добра - не было бы вообще никакого добра. Ты, кажется, все еще не осознала реальность страшной угрозы, нависшей над твоим миром.
- Я поняла. Что мне теперь делать? - тихо спросила Танаа, отводя взгляд. Состояние сдержанного спокойствия и холодной логической оценки исчезло, оставив после себя чувство опустошенности и почти полной безнадежности. Но она успела понять, что на этот раз сумела преодолеть блок на убийство Силой. Осталось только справиться с последствиями…
- Для начала - вернуться к жизни.
- А что потом?
- Делай то, что должна делать. И… Арна, я знаю, что тебе еще придется использовать твой Дар не по назначению. И в следующий раз тебя это убьет гарантированно… если ты не придумаешь, чем заменить это желание умереть.
- Заменить? Но как и чем? - она снова пыталась заставить себя мыслить логически.
- Как - ты разберешься сама. Я подскажу, если что, но не более. А вот на что… Древние Танаа завязали желание убить себя на всепоглощающее чувство вины. Вот и подумай, что может… нет, не искупить вину, но оказаться достойной карой за совершенное. Какой-то откат, что-то, что не убьет тебя, а, если можно так сказать, накажет.
- Я подумаю, - Арна улыбнулась. Ее охватило странное чувство спокойствия и уверенности в правильности происходящего. Теперь все было позади… ну, по крайней мере, на этот раз.
- Вот и хорошо. А теперь тебе нужно возвращаться.
- Я понимаю… Раадан, скажи - я опять не буду помнить о нашем разговоре?
- Пока что - увы, да. Потом - возможно… - Творец грустно улыбнулся. - Ладно, котенок, иди… и будь осторожна. Помни, что я люблю тебя.
Он разжал объятия, и отступил на шаг. Спустя мгновение все вокруг погрузилось во мрак, и Арна осталась в этом мраке одна.
Выждав несколько секунд, девушка закрыла уже невидящие глаза, и вслушалась в собственные ощущения, затем - в пространство вокруг нее. Она думала об Орогриме, об Эстисе, о Талеанисе, о Гундольфе, обо всех тех, кто успел стать ей дорог. О том, что из-за того, что она умирает, им очень больно. О том, что случится, если она не сможет вернуться. И, через длившееся вечность мгновение, Арна почувствовала, как в глубине ее души рождается нестерпимое, невыносимое, непреодолимое желание жить ! Тонкая серебряная нить, вьющаяся из ее любви, из ее души и ее крови, из желаний, мечтаний, стремлений, из тоски по близким, эта нить оплела все ее существо, и устремилась куда-то в сторону.
Танаа ничего не оставалось, кроме как последовать за серебряной путеводной звездочкой, горящей впереди.
Сперва по обнаженным нервам полоснуло дикой болью всепоглощающее отчаяние Орогрима. Потом - безнадежная тоска Эстиса, и его давящее чувство вины. На этом фоне странно было чувствовать железную уверенность Гундольфа, и его непонимание и отрицание факта смерти Арны. Считав же глухую обреченность Талеаниса, Танаа уже сама почувствовала себя бесконечно виноватой.
- Я не верю, что она не вернется! - горячо говорил Грифон, замерший между кроватью и лекарем. - Я видел, кто она, и кем она должна стать! Она просто не может умереть!
Эстис молчал, глядя в пол. Орогрим не сводил взгляда с рыцаря - Гундольф был единственным, кто давал ему надежду. Мантикора, почти невидимый в тени, мрачно теребил рукоять бесполезного сейчас меча.
Наконец, граф понял, что дальше хранить молчание уже нельзя.
- Гундольф, я надеюсь, вы не думаете, что я не хочу, чтобы Арна жила? - риторически поинтересовался он, и продолжил, не давая возмущенному рыцарю ответить. - Я хочу этого всей душой, и, клянусь честью, я бы многое ради этого отдал. Больше того, я прекрасно осознаю, что сам виновен в том, что с ней случилось… но у меня надежды уже не осталось. Поэтому…
- Надежда есть всегда, - прозвучал тихий голос, мгновенно оборвав Эстиса на полуслове. Арна с трудом приподнялась на локте. - Простите, что меня не было так долго. Я сама не знала, смогу ли вернуться…и надо ли вообще возвращаться.
- Я же говорил, - удовлетворенно выдохнул Гундольф. Орогрим просто развернулся к сестре, медленно опустился на пол возле кровати, взял в руки ее ладонь, и все так же молча прижался к ней щекой. По лицу орка чуть ли не в первый раз в жизни катились слезы облегчения.
Глава XVII - Затишье перед бурей
Поздним вечером к западным воротам Мидиграда подъехали трое путников в дорожных плащах, покрытых слоем пыли. Керин Райки, дежуривший в тот вечер на воротах, поморщился - как же ему надоели эти оборванцы, ищущие приключений, богатства и славы в его родном городе! Керин родился и вырос в стенах Мидиграда, и обладал тем презрительным отношением к приезжим, какое бывает только у коренных жителей крупных городов, особенно - столиц.
Неприязненно покосившись на четверых имперских гвардейцев, которые по личному приказу самого Императора торчали на воротах уже десятый день, сменяясь дважды в сутки, Керин неторопливой походкой направился к остановившим коней путникам. Он второй раз в жизни заступил на дежурство, как старший смены, и невероятно этим гордился - а как же, в двадцать два года он уже был удостоен такой чести! Того и гляди, годам к тридцати удастся дослужиться до начальника поста - тогда о старости можно не думать, жалования, а потом и пенсии хватит на безбедную жизнь до самой смерти.
- Документы, - грубо потребовал стражник.
Высокий всадник, державшийся чуть впереди остальных, протянул Керину несколько свернутых в свиток листов, перевязанных лентой.
- Вот, - глухо раздалось из-под капюшона.
- Лица покажите, - Райки принялся возиться с лентой. - Вот что вас всех несет в столицу, сидели бы в своих деревнях… так нет, приключений хочется…
Он осекся на полуслове, и чуть не выронил бумаги в пыль.
Первый же лист, который оказался в его руках, свидетельствовал о том, что Керин только что очень грубо нахамил пожалованному дворянину, имеющему постоянное мидиградское гражданство.
- Я не расслышал, что вы только что сказали? - насмешливо поинтересовался виконт де Вайл, отбрасывая на спину капюшон.
- Э-э-э… Ничего. Простите, сударь, я немного… обознался. Да, обознался! Простите… Проезжайте… - пролепетал несчастный стражник, осознав, что его сейчас могут… нет, не убить, конечно - но пожаловаться его начальству, и Райки в один момент вылетит со столь перспективной должности.
Что- то резануло взгляд. Керин на миг перевел взгляд на лицо виконта, потом на его спутников - беловолосого эльфа и бородатого варвара с Севера. И побледнел еще сильнее.
- В чем дело? - поинтересовался тем временем де Вайл.
- Э-э-э… Да почти ни в чем… Господа, если вас не затруднит, пожалуйста, подождите буквально одну минуту… мне нужно записать ваши имена… - через секунду он уже скрылся в сторожке.
- Они на воротах! Все трое! Эльф, варвар, и черноволосый человек! Все подходят под описание! - выпалил он, едва подбежав к гвардейцам. Те мгновенно встали, и направились к выходу.
- Ох, не нравится мне все это, - пробурчал Рагдар, провожая стражника взглядом. - Сперва нахамил, потом извинился, потом еще перепугался чего-то, и в сторожку кинулся… Вега, ты уверен, что нам стоило так нагло переться прямо в столицу?
- То, что он нахамил, а потом испугался и начал извиняться - это как раз объяснимо, - вместо даргела ответил Ким. - Сперва он принял нас за бродяг, ищущих денег или приключений - сомневаюсь, что он мог оценить, сколько стоят наши лошади, а в остальном мы именно как бродяги и выглядим. Потом прочитал документы Веги, понял, что оскорбил дворянина, испугался, и принялся лебезить. А вот то, что он так умчался, да еще и попросив нас подождать - это и правда подозрительно.
- Более чем. Смотрите, - следователь кивнул в сторону сторожки, из которой быстро выходили четверо гвардейцев, судя по нашивкам - Его Императорского Величества личной Гвардии. - Бьюсь об заклад, они по нашу душу.
- Будем драться, или драпать? - спокойно поинтересовался варвар. Де Вайл покачал головой.
- У нас и так достаточно неприятностей, чтобы усугублять их еще и дракой или сопротивлением гвардейцам Императора. Сперва узнаем, что им от нас надо - сомневаюсь, что нас сразу поволокут на эшафот - а там посмотрим.
Тем временем гвардейцы приблизились. Их капитан, державший в одной руке документы друзей, обратился к путникам:
- Вы - господа де Вайл, ан Илленмиль, и Рагдар? - вежливо спросил гвардеец.
- Да, капитан. В чем дело? - голос Веги был абсолютно спокоен.
- Господа Рагдар, ан Илленмиль - возьмите свои документы, вы можете ехать. Виконт де Вайл, будьте добры спешиться, и отдать свое оружие. Вы арестованы.