- Не трясись, Рыжий, а наполни-ка мою кружку! Я еще не все сказала. Ферндина и его свору надо выманить как можно дальше от замка, тогда я смогу вам помочь. Как можно дальше, чтобы он не смог вернуться под защиту стен, иначе все пойдет прахом! Ты понял меня, киммериец?
Ее лицо исказила гримаса ненависти; собаки возле дверей вскочили, рыча и скаля зубы, словно готовые тут же броситься на невидимого врага.
- Похоже, Мергит, нам повезло, что мы встретились с тобой и твоими детками, - ухмыльнулся варвар. - Я принимаю помощь и сделаю, как ты говоришь. Наверное, лучше всего выманить Ферндина поближе к деревне, на широкое поле, что возле реки?
- Ого, да ты, я вижу, хорошо осмотрелся в сумерках. Ты прав, с поля возле реки он уже не успеет вернуться в замок… Ладно, ложитесь спать, а то Рыжий уже щелкает зубами со страху! Не бойся, мы - союзники, а не враги.
Она с улыбкой допила вино и, поднявшись со скамьи, подошла к лежанке. Псы снова улеглись у дверей и замерли, свернувшись черными клубками.
Бёрри потряс головой, как бы отгоняя наваждение, жадно осушил кружку и, пошатываясь, побрел на нетвердых ногах к куче сена. Конан еще немного посидел, задумчиво глядя на мерцающие угли в очаге, и отправился вслед за приятелем. Расстелив плащ, улегся на мягкое сено, пытаясь понять что-то, ускользающее от сознания, и незаметно уснул, разморенный теплом и душистым запахом трав.
… Пронзительный вопль, проникший снаружи и разорвавший сонную тишину лачуги, мгновенно разбудил киммерийца. Сразу же вспомнив все, что было вчера, Конан вскочил и, обнажив меч, бесшумно метнулся к слегка приоткрытой двери. Краем глаза он увидел, что ни Мергит, ни ее псов в комнате уже нет.
С улицы доносился топот копыт, хохот и брань всадников, гневные выкрики мужчин и причитания женщин. В узкую щель, кроме кустов и бурьяна, ничего не было видно, но Конан и без того прекрасно понимал, что происходит. Испуганное блеяние овец, отчаянное квохтанье кур, визг женщин - все говорило о том, что отряд вооруженных всадников грабит деревню. Звон оружия и громкие голоса послышались совсем рядом:
- Эй, смотри, она запирает хлев! Видел, какие у нее жирные овцы? А ну скидывай засов, старая карга, а то хуже будет!
Затрещали сорванные с петель ворота, и всадники ворвались на соседний двор. Конан почувствовал, как в затылок ему возбужденно сопит Бёрри, тоже пытавшийся выглянуть наружу. Киммериец обернулся и прошептал:
- Я сейчас гляну, сколько их там, а ты запрись и не высовывайся. Когда три раза тихонько стукну - откроешь. Понял?
Пригнувшись, он выскользнул за порог и тут же беззвучно исчез в густых зарослях.
Сидя около закрытой двери в почти полной темноте, Бёрри с содроганием прислушивался к тому, что творилось поблизости.
- Ах ты, сука, кусаться?! - доносилось снаружи. - Ну, так вот тебе, получай! - Свист меча и короткий вскрик внезапно заглушил бешеный рев:
- У-у-убью, нергалье семя! Получай, получай! Заржал и тяжело рухнул раненый конь, а мощные удары так и сыпались: кто-то добивал поверженного врага. Бёрри вслушивался, стараясь распознать голос, но тот явно принадлежал не киммерийцу. Очевидно, хозяин дома устремился на защиту своей семьи.
Нападавшие, как видно, опомнились и с криком налетели на нежданного противника - через мгновение все было кончено. Всадники о чем-то громко спорили; вдруг раздался отчаянный визг и девичий умоляющий голос:
- Оставьте меня, пощадите! О Митра… Отец! Вы убили его! Матушка! Что вы с ней сделали! Отпустите, отпустите меня… А-а-а!
- Давай плащ, замотаем ей голову, чтобы не орала, - разобрал Бёрри чей-то хриплый рык. - Ничего, она у меня попляшет, я на ней отыграюсь за Силкера, еще будет умолять, чтобы ее отправили следом за ними на Серые Равнины! Поехали, господин ждет. Эх, жаль Силкера - с этим народом нужно смотреть в оба… Вперед! - И отряд, выехав со двора, помчался по деревне, провожаемый яростным лаем собак.
Постепенно все смолкло, деревня как будто вымерла. Бёрри, сидя в потомках и пытаясь хоть что-нибудь высмотреть в узкую щель рассохшегося ставня, все время прислушивался: не раздастся ли наконец шорох шагов и негромкий стук в дверь. Но кругом было тихо, только шелестели на улице листья под порывами теплого ветра да возились в сене неугомонные мыши.
Бёрри в конце концов надоело сидеть в потемках и ждать - его натура не выносила подобного бездействия. Он осторожно стал обшаривать полку над очагом. Чутье, как всегда, его не обмануло: за щербатой миской рука натолкнулась на ручку светильника. Не надеясь, что в нем осталась хоть капля масла, певец все же осторожно вытащил его и поставил на стол. "На худой конец, зажгу лучину, все лучше, чем сидеть в потемках", - подумал он, доставая трут и кремень. Слабый огонек заплясал в его руках, осветив старую погнутую лампу, до половины наполненную маслом, и плавающий в нем фитиль.
- Ну, Бёрри, боги любят тебя! Всегда бы все так легко удавалось. - Он зажег светильник и стал оглядываться в надежде отыскать что-нибудь, позволившее бы скоротать время. Долго искать не пришлось - остатки дичи и далеко не пустая фляга просто сами просились в руки, и, еще раз порадовавшись своему везению, Рыжий уселся за стол. Но не успел он поднести ко рту аппетитно пахнувший кусок мяса, как раздались три едва слышных удара в дверь.
- Ты, как всегда, вовремя, - шепнул певец Конану, тихо проскользнувшему в лачугу. - Смотри-ка, что я нашел! Незачем разводить огонь в очаге и дымить на всю улицу - пусть думают, что здесь никого нет… Садись, подкрепляйся и рассказывай.
- Ешь, Рыжий, я после. Этот негодяй со своими слугами, похоже, решил начисто опустошить деревню. Потом, наверное, примется за соседние… Вся челядь, что была в замке, оказалась там в плену. А эти гаденыши, - он кивнул в сторону двери, - уже третий день наезжают сюда и тащат, что под руку подвернется: кур, свиней, овец… Сегодня - может, слышал? - зарубили старуху и ее мужа, уволокли девчонку… На другом конце деревни тоже умыкнули девицу. - Конан пододвинул кувшин и наполнил кружку. - Я видел того, которого отец девчонки пристукнул дубиной. Похоже, молодец раньше промышлял разбоем, да и остальные, видать, из лихих людишек.
Задумавшись, киммериец жевал мясо, хмуро поглядывая на трепещущий огонек светильника.
- Слушай, а куда старуха-то подевалась? - нарушил молчание Бёрри. - И собаки ее жуткие? Честно говоря, без них как-то спокойней. Знаешь, Конан, смотрел я на нее, смотрел - и все никак не мог вспомнить… То вроде лицо такое знакомое, ну словно я с ней даже разговаривал когда-то, а то вдруг - сущая ведьма! Нет, никак не вспомню, кем она была в замке…
- Ладно, сиди тут и вспоминай, только флягу держи подальше, а я пойду наведаюсь к этому, как его… Альграсу, посмотрю, что он за птица. Если нужно, приведу его сюда. Смотри только не усни, а то придется дверь вышибать. - Конан легко поднялся и, дружески ткнув Бёрри в плечо, снова беззвучно выскользнул во двор.
Задвинув засов и потирая место, куда приложился могучий кулак киммерийца, Рыжий сел на лавку.
"Ишь ты, от фляги подальше держись, да еще и не спи, - невесло размышлял он. - А что прикажете делать доброму человеку в тишине да в потемках?! Ладно, придется потерпеть. Жаль, что и на эрте побренчать нельзя - сразу сунется кто-нибудь любопытный. Эх, Конан, Конан, я ведь тоже могу по кустам змеей лазать, и не хуже тебя, верзила ты киммерийская! Ну уж, раз увязался, надо слушаться. В конце концов, это его дело, а я, если что, со спины прикрою. Рыжий Бёрри тоже умеет меч в руках держать, не только флягу да эрту!"
Он еще долго слонялся из угла в угол, бормоча под нос и поглядывая на стол, где рядом с остатками дичи призывно поблескивала пузатая фляга. Когда наконец послышался долгожданный стук, Бёрри кинулся к двери, как пылкий влюбленный, истомившийся в ожидании ненаглядной пассии.
Дверь открылась, и в лачугу, тускло освещенную убогим светильником, с опаской вошел крепкий седой мужчина. Ему явно было немало лет, но язык не повернулся бы назвать его стариком - могучие плечи, почти не уступавшие плечам киммерийца, огромные сильные руки, привычные к тяжелой работе, ноги, крепко и уверенно ступавшие по земле, - все говорило о том, что не всегда годы властны над человеком, а истинная сила не торопится поддаваться старости.
- Заходи, Альграс, посидим, поговорим… Это мой друг, Рыжий Бёрри, великий певец и музыкант, любимец королей и кухарок. И еще - лучший повар из всех, кого я знаю!
Альграс, все еще настороженно держа руку на поясе, поближе к кинжалу, внимательно посмотрел на Бёрри, и вдруг лицо его прояснилось.
- Да это же тот самый Рыжий Крикун, которого когда-то привозил в Редборн старый барон! Помню, помню, как он однажды ночью… Хо-хо-хо! - Он вдруг раскатисто расхохотался, припомнив какую-то давнюю историю. Бёрри недовольно нахмурился и проговорил:
- Зато я тебя что-то не помню. И вообще, я пел для знатных гостей, ну а по ночам… по ночам, как и полагается, спал. Если, конечно, не пил в хорошей компании!
- Вот то-то и оно, что в хорошей! - снова хохотнул Альграс. - Эх, киммериец, теперь я верю, что ты не лазутчик проклятого Ферндина… Язык не повернется назвать его бароном Редборнским! Не был он бароном и никогда не будет! А что творит, негодяй, что творит! Своими бы руками шею ему свернул, подстерег бы, напал из засады - да он засел в замке, как барсук в норе, и только его слуги, отродье нергалье, шарят по деревне… Мало им скота, так теперь девушек хватают! Проклятие!
- Слушай, Альграс, ведь в замке, я помню, всегда было много живности - и овцы, и свиньи, и птица… Какие гуси, какие утки - пальчики оближешь! - Бёрри Мечтательно прикрыл глаза, похлопывая ладонью по фляге. - Не говорю уже о лесной дичи…