* * *
Рано утром Лён и Гонда шли по заметаемым легким снегом ступенькам вниз, к ледяному панцирю реки. Поклажа их невелика - лишь пара плетёных сундучков, наполненных пакетиками с порошками и травами. А также стеклянными фиальцами.
У самого подножия скалы, уходящей в ледяное поле, их ждали сани. Это всё та же лодка, только теперь она приняла более подходящий времени года вид. В санях запряжены лунные кони, каких однажды Лён уже видел у колдуньи.
Он уселся и закрылся меховой полстью. Магирус сам правил необыкновенными конями.
Волшебник издал переливчатый свист, и тройка рванула с места, взмётывая снег. Сани помчались по белой глади Шеманги. Теперь, с наступлением зимы, их выезды за пределы замка стали более редки. И наступает время, когда они вовсе прекратятся.
Лён уже знал, что волшебная повозка может ездить сколь угодно быстро. Минуты могло хватить на преодоление пути. Но, он уже проникся той любовью, которую питал Волшебник к просторам, что завораживали душу. Поэтому, когда Гонда тихо начал петь без слов, Лён лишь слушал, как песне вторит скрип полозьев и глухой стук призрачных копыт о занесённый снегом лёд.
Возок покачивался и убаюкивал. И постепенно рождалось томительное и неясное ощущение. Слишком хорошо, слишком тепло в замке. Слишком безмятежна жизнь. Слишком легки их дни. Время словно встало.
Магирус никогда не повторялся. Всякий раз это был новый город. Волшебник забирался и далеко на восток, и далеко на запад. Вынужденная осёдлость Гонды побуждала его находить отдушину в постоянной смене городов. Казалось, он что-то ищет. Но, так ничего и не найдя, не испытывал разочарования. Вдвоём со своим учеником он обходил все лавки, рассматривал вещицы из серебра. Но, никогда не покупал ни одной из них. В доме Гонды, в его таинственном жилище, не было ни капли серебра. А, между тем, Лён видел, что он по-прежнему любит этот металл.
У них был только день, чтобы обойти все лавки, закупить провизию, некоторые иные вещи и умчаться на белой тройке. В последний час перед отъездом они по обыкновению заходили в трактир погреться и поесть. В этих местах всегда было шумно. Приезжие обычно не стеснялись и громко обсуждали за столами свои сделки и свои домашние дела. Смех и слегка пьяный говор придавали ужину в трактире некоторую пикантность, как дым очага придаёт вкус мясу. Хлопанье дверей и возгласы входящих вливались в общий гвалт. Приходя с мороза, люди трясли пышными шубеями, отрясая снег с воротников. И тут же громкогласно требовали горячительного.
Лён давно уже заметил худенькую девочку-прислугу. Она бегала среди столов, с усилием поднимая подносы с десятком кружек. Несла глубокие тарелки с дымящейся едой. Убирала грязную посуду.
Тонкое, немного бледное лицо. И странные светло-рыжие пряди, выбившиеся из-под косынки. Командовала за прилавком толстая матрона с пышными плечами и зычным голосом.
Увидев, что гости у окна давно сидят и ждут, толстуха крикнула:
- Что ртом ловишь мух, негодница?! Ленища непроглядная! Ступай к господам и спрашивай, чего угодно их милостям! Вот несчастье-то! Приютила побродяжку, пожалела! Не хочешь отрабатывать кусок - катись на улицу! Лови руками снег!
Прислуга молча принесла заказ на стол Гонды и Лёна. Руки её дрожали, из-под ресниц готовилась потечь слеза.
- Как тебя зовут, девочка? - тихо спросил Гонда.
- Натинка.
Лёну не лезла в рот еда. Он наблюдал за тем, как толстая хозяйка гоняет по всему продымленному помещению уставшую прислугу. Магирус подошёл к прилавку и заговорил с держательницей трактира. Он расплатился и небрежно спросил:
- Давно вы терпите мучения с такой прислугой?
- Ох, не говорите, господин мой! Уж такие терплю мучения! Откуда она только взялась на голову мою?!
- И откуда? - спросил Гонда.
- Да привела одна старуха! Возьмите, говорит, сиротку в услужение. Ну, я же добрая душа! Вот, пожалела и взяла! Теперь терплю мучения.
Толстуха прослезилась и принялась вытирать глаза подолом.
- Я так сочувствую вам. - серьёзно проронил Магирус. - А вы не пытались от неё избавиться?
- Уж я пыталась, сударь! Уж пыталась! Мне предлагали и получше этой доходяги в прислуги девок! Румяных, круглых, весёлых, бойких! Чтоб посетитель крякал и ус вертел, глядя на такую справную прислугу! Такой под мышки по бочонку пива и в зал пускай гулять! Через минуту, глядишь, неси ещё бочонки! А эта доходяга еле ноги тащит! Уж какие б были у меня доходы!
- Так что не выгоните?
- Ой, не могу! - испугалась баба. - Старуха зыркнула на меня нехорошим глазом и пригрозила, что если выгоню сиротку, сама пойду по рынку с кружкой - подаяние просить.
Они оба вышли на мороз. Лён молчал - ему было жалко девочку.
- На обеих наговор. - проронил Волшебник. - Тёмный наговор. Девочку не увести, не выгнать. И сама уйти она не может.
С тем они и вернулись к своим коням.
- А ты можешь освободить её, Гонда? - спросил Лён, когда они уже трогались с места.
- Не знаю. - ответил Волшебник. - Не хочется связываться с ведьмачьим колдовством. Что-то скрывает ведьмак в этом трактире. Что-то прячет от кого-то.
Более до конца пути Магирус не сказал ни слова. Не пел песню. Молча правил лошадьми и гнал повозку. Потому и прибыли они на полсуток раньше.
* * *
Прошло всего три дня. Всё это время Магирус пропадал в своей лаборатории один. Что-то искал в своих книгах, смотрел в зеркала. Водил рукою над пустым котлом.
Лёна не оставляло видение светло-красного локона, выбившегося из-под грубой косынки небелёного полотна. Такие волосы были у Зоряны до того дня, когда превратило колдовство лесной ведуньи её в безмолвную ночную тень.
Вот на исходе третьего дня, когда зажглась вечерняя звезда и закат разлил малиновый свой свет, позвал учеников Волшебник. Они оторвались от любования розовой минутой и побежали в мастерскую.
- Принесите мне из моей спальни то, что лежит под подушкой. - велел Магирус.
Впервые он разрешил им заглянуть в свою спальню. И оба с охотой помчались выполнять поручение.
В небольшой, уютной спальне, помимо кровати под балдахином, стоял комод с выдвижными ящиками. А на комоде среди зеркал - портрет. Лён сразу понял, кого видит. Светлокожая Северная Дева, Зоряна, в красках жизни, молодости, счастья. Смеются синие глаза. И длинные, словно водопад зари, клубятся волосы по плечам. Нет на ней проклятого жемчужного убора. Нет свадебных одежд. Только синее платье с красным воротом и вышитыми рукавами.
- Кто это? - спросил Пафнутий.
- Зоряна. - тихо ответил Лён. - Душа замка Гонды. Его Северная Дева.
Под одной подушкой Лён увидел то, что ожидал найти - серебряный кулон с аквамарином.
- Что ты нашёл? - поинтересовался Паф.
К великому удивлению Лён обнаружил, что друг не видит сияния аквамарина сквозь серебряный узор. А сам он отчётливо видел игру камня в свете свечей.
- Недаром лесная ведьма подарила тебе синюю одежду. - сказал Волшебник. - Ты подвержен притяжению к необыкновенному.
- А у меня что за цвет? - поинтересовался Паф, немного обескураженный тем, что не в состоянии видеть аквамарин.
- Ты добрый друг, Пафнутий. - с улыбкой отвечал волшебник. - У тебя дар товарищеского тепла. Не зря колдунья не пожелала разлучать вас. Завтра опять уходим в путь. Со мной опять пойдёт Лён.
Пафнутий всё понял и не обиделся. У него и в самом деле был подлинный дар товарищеского тепла.