- А оружие мы достанем, - успокоил Димку Олег. - У немцев автоматы неплохие, хотя и не сравнить их со шпагинскими. Кучности нет, а убойная сила - не придерешься.
- Может, без стрельбы обойдемся? - спросил Раф.
Ах как не хотелось ему стрелять, тяготила его предстоящая схватка, никогда не любил он ни драк, ни боев, даже фильмы про войну не смотрел.
- Будем надеяться, - сказал Олег.
И Рытов не вмешался, не вякнул чего-нибудь про трусость, потому что сам понимал опасность, чуял ее. Не для себя опасность - для отряда, для трех десятков не шибко вооруженных людей, для вовсе безоружных и беззащитных жителей деревни.
- Давно партизанишь? - миролюбиво спросил Олег.
Рытов сощурился, грязной ладонью потер грудь под расстегнутым воротом рубахи. Блеснула под пальцами тонкая цепочка.
- Третий месяц на исходе.
- А раньше?
- Бродяжил по тылам у фашистских гадов. Сыпал им солюшку на хвост.
- И много насыпал?
- Курочка по зернышку… Где дом подожгу, где черепушку камнем прошибу, где вещички "помою"…
- Цепочку тоже "помыл"?
Рытов помрачнел, запахнул ворот, зажал его в кулаке.
- Не суй нос куда не след. Материна цепочка.
- А мать где?
- Нету матери… - Он отвернулся. Видно было, как натянулась кожа на скулах, заплясали желваки. Проговорил глухо: - Убили ее. Год с того прошел. Она шла, никого не трогала, а они на машине, мимо, полоснули очередью… Просто так, от нечего делать. Я ее у дороги и похоронил… - Он повернул к Олегу искаженное яростью лицо. - Знаешь, как я их ненавижу?
- Знаю, - сказал Олег.
Он смотрел на Рытова и думал, что ошибся, вероятно, в парне. Вся его опереточная "цыганистость" - только поза, не слишком убедительная игра во взрослого, много повидавшего человека, за которой - изломанная войной судьба мальчишки, кутенка, чижа, потерявшего мать, бездомного, вечно голодного, ожесточенного, злого.
- Сколько тебе лет?
- Девятнадцать стукнуло…
Девятнадцатилетний комиссар, девятнадцатилетний боец. Война не смотрит в метрики, не отдает предпочтения мудрости и опыту, не разбирает - где овцы, а где дети. Она берет за шиворот вчерашнего школьника, швыряет в водоворот событий - плыви. И надо плыть, надо выплыть, не сдаться, преодолеть свою беспомощность, неумелость, слабость. И придет мудрость и опытность, потому что руководит таким мальчишкой всемогущее чувство ненависти, которую по справедливости назвали святой.
Именно оно руководило мальчишкой Кошевым и мальчишкой Матросовым, мальчишкой Гастелло и совсем юным Ваней Солнцевым, чьи имена еще неизвестны их ровесникам, сражающимся на фронте, в подполье, в партизанских отрядах. Чувство ненависти и чувство любви. Любви к Родине, к матери, к дому своему. Ненависти к врагам, посягнувшим на эту любовь.
Девятнадцать лет… Честно говоря, Олег дал бы Рытову побольше - года на три-четыре.
- Погибнуть не страшно? Ты же не жил еще…
Тот зыркнул глазом, будто ожег.
- Погибать не собираюсь. Еще поплясать охота, на гитаре струны поласкать. Да чтоб под конем степь простыней стлалась.
Опять театр. "Ромэн" или оперетта? Да пусть играет - нет в том худа. Как там в песне: "Не хочется думать о смерти, поверь мне, в семнадцать мальчишеских лет". В эти годы и вправду петь хочется, танцевать, любить. А он недопел, недолюбил - не успел, не научился. Успеет?
Где-то вдалеке раздалась короткая автоматная очередь, словно рванули полотно, пополам разорвали. Василий вскочил:
- Наши?
Смолк автомат, и снова пришла тишина - напряженная тишина ожидания. Из леса вышли двое партизан, высланных Старковым в дозор. Старков пошел им навстречу, перекинулся парой слов, обернулся:
- Отряд в ружье!
Быстро и бесшумно выстроились в короткую колонну, потекли в мокрый лес. Димка, Раф и Олег пристроились в хвост. Случайно или нет - сзади них шли Торопов с Севкой, шли замыкающими.
6
- Что он хочет делать? - спросил Димка Олега.
- Кто? - не понял Олег.
- Наш милый шеф.
Привычное определение и здесь не стало натянутым: Старков оставался их шефом, только в новой - партизанской - ипостаси.
- Полагаю, уводит людей.
- Куда?
- Не куда, а откуда. От немцев уводит.
- А деревню, значит, побоку?
Олег пожал плечами:
- Не думаю. Непохоже это на Старкова.
- Ты бы спросил…
- Считаешь, что он мне скажет? - огрызнулся Олег, но все-таки вышел из строя, стал пробираться вперед, к Старкову.
- Эй, куда? - взволновался Севка.
- По ягоды, - бросил Олег, не оборачиваясь.
Севка рванулся за ним, но Раф поймал его за рукав:
- Да не суетись ты! К комиссару он…
Севка выдернул рукав, вернулся в строй, шел позади, что-то ворчал под нос - недоволен был самостоятельностью Олега.
Олег догнал Старкова, пристроился рядом.
- Может, поделишься планами, комиссар?
Старков шел, втянув голову в поднятый воротник шинели, смотрел на мокрые, обшарпанные носы своих сапог, помалкивал. Олег не повторил вопроса, ждал.
- Какие там планы… - Старков по-прежнему не поднимал лица. - Поживем - увидим.
Темнит комиссар, не хочет делиться с посторонним военной тайной. Да какой тайной? Через полчаса-час все тайны станут явью - и для своих, и для посторонних. Что задумал Старков? Олег мог предположить, что комиссар пошел на какой-то отвлекающий маневр, хотел отвести гитлеровцев от деревни, принять их удар на себя. А если не деревня - цель карательного отряда? Если эта цель - сама партизанская база? Все это можно было бы решить точно, если знать численность атакующих. Для деревни хватило бы и взвода. Для базы необходима рота, если не больше.
- Увидеть-то мы увидим, - сказал Олег. - Боюсь, как бы поздно не было. Не надо играть в прятки, комиссар, не в школьном дворе войну организуем. Ум хорошо, а вече умнее.
Старков хмыкнул, оторвался от изучения собственных сапог.
- А я на отсутствие умов не жалуюсь. Вон у меня их сколько, - кивнул назад, где неторопливо тянулась колонна отряда.
- Со всеми посоветовался?
- С кем надо.
- Может, и я пригожусь?
- Попробуй.
- Фашистов много?
- Хватает. На каждого из нас по трое выйдет.
Олег присвистнул:
- Ого! Выходит, рота!
- Выходит. Три бронетранспортера.
- Автоматчики?
- Если бы только! Еще и пулеметов пять стволов.
- Сдается мне, что не в деревню они направляются.
- Вот-вот. Их наш отряд интересует.
- Видимо, весь отряд, а не твой взвод охранения.
- Верно.
- И они не знают, что отряда нет.
- Логично мыслишь, товарищ, - не без издевки сказал Старков. - А я добавлю к твоей логике: тот, кто навел на нас фашистов, не знал, что отряд ушел к Черному бору.
- Подозреваешь кого?
- Тебя вот подозреваю. Ты тоже не знал об этом.
Олег засмеялся. Искренне засмеялся, без натянутости. Его забавлял и этот разговор, и сердитая недоверчивость Старкова, хотя он и понимал его, прекрасно понимал, сам на его месте точно так же подозревал бы чужака.
- Ладно, комиссар, допустим: я - шпион. Тогда на кой черт мне идти в лес, рисковать, нарываться на твою пулю, если за мной - рота со взводом пулеметчиков. А я - вот он весь да еще с двумя "провокаторами". Какой смысл в том, а, комиссар?
- Смысла особого нет, - осторожно сказал Старков.
- То-то и оно. Хочешь совет? Наплюй на свои подозрения. Оставь людей здесь: место вроде подходящее, густое место, не три десятка - три сотни укроешь. А мы с тобой да еще с учителем или с Рытовым прогуляемся до немцев. Поглядим, куда они намылились.
Старков оглянулся. Люди шли один за другим - почти вплотную, без уставных интервалов, шли молча: слишком велико было напряжение. "Два наихудших занятия: ждать и догонять", - вспомнил Олег. А тут не просто ждешь - ждешь опасность, может быть, смерть. Куда хуже!
Старков поднял руку. Колонна остановилась. Партизаны подтягивались к своему комиссару, вытирали мокрые лица - рукавами телогреек, пальто, шинелей, просто ладонями, ждали.
- Передохнем малость, - сказал Старков. - Не курить, громко не разговаривать, оружие из рук не выпускать. Старший - Рытов. Мы с ним, - указал на Олега, - пойдем на разведку. Петр Сергеевич, - это к Торопову, - пойдете с нами.
Олег поймал Димкин взгляд, в котором - удивление, нетерпение, обида. Кивнул легонько, едва заметно пожал плечами: мол, не я так решил, потерпите ребята.
- Немцы - километрах в трех отсюда, - негромко произнес Рытов, глядя куда-то вбок.
Ему не хотелось оставаться старшим в группе, бездействовать, выжидать. Он не понимал, почему комиссар предпочел взять в разведку не его - аса, опытного бойца, а неизвестного сомнительного парня. Сомнительного во всем: и возник невесть откуда, и кто такой - неясно, и каков в бою - никто не знает.
Но Старков не собирался давать объяснения по этому поводу. Он просто сунул руки в карманы и пошел не оборачиваясь, даже не усомнившись в том, что его приказ может быть нарушен. И Олег подхватился за ним, и Торопов закинул автомат за спину, следом пошел. И только успел сказать Рытов:
- Будь осторожным, комиссар…
Кого он наказывал сторожиться - немцев? Олега?..