- Убили? - подался вперед Димка.
- Повесили. Как раз в октябре сорок второго. Его и еще пятерых.
- А вы куда смотрели? - Голос Димки даже сорвался от возмущения.
Председатель покачал головой:
- Не горячись, парень. Мы не смотрели, мы дрались. Да только мало нас было в то время. Основные силы отряда ушли в район Черноборья на соединение с отрядом Панкратова. А здесь остался обоз и взвод охранения - двадцать девять бойцов во главе вон с ним. - Он кивнул на Старкова, помолчал немного, покусал губы - разволновался, вспоминая. - Обоз они потом привели в Черноборье. Да только вместо двадцати девяти бойцов пришли одиннадцать. А пятерых привезли - раненых. Комиссара даже хотели на Большую землю отправить: легкое ему прострелили да две пули из "шмайссера" в ноге застряли. Только разве его отправишь? Уперся - и ни в какую. Залатали потом, нашелся умелец. Не свербит к непогоде?
Старков потер ладонью грудь, улыбнулся:
- Все пули мимо нас, батя.
- Стало быть, не все. Не спасла тебя твоя поговорочка.
- Да разве это пули? Так, пчелки… Жив я, батя, и жить до-олго собираюсь.
- А сперва посмотреть хочешь на себя молодого?
Старков посерьезнел, сел прямо, руки на стол положил - так он лекции в институте начинал читать: минут пять выдержит, посидит смирно, голос ровный-ровный - не повысит, а потом забывает о роли мудрого педагога, вскакивает, ерошит волосы, носится у доски - мальчишка мальчишкой.
- Нет, Петрович, не хочу, - тихо сказал он. - Не имею права.
- Парадокс времени? - усмехнулся председатель. - Слышал, как же.
- Не того парадокса я боюсь, Петрович… Я себя самого боюсь, сегодняшнего, умного да опытного. Физика Старкова боюсь, кто наверняка не даст комиссару Старкову сделать те ошибки, что были сделаны.
- А почему бы не поправить комиссара? Хотя нет, - председатель вспомнил прочитанное за зиму, - не имеешь права: изменяя прошлое, невольно изменишь будущее.
- Не то, Петрович, недопонял ты, или я не объяснил тебе суть опыта. Мы не путешествуем в прошлое, в то прошлое, которое было у нас. Мы вроде бы создаем его точную модель, копию, матрицу. Не знаю, как это получается, но наш опыт никак не влияет на реальную жизнь. Мы в институте в испытательной камере делали, например, такую штуку. Сажали в камеру белую мышь, фиксировали ее там на определенный отрезок времени, а через сутки восстанавливали в камере этот отрезок, умерщвляли ее, возвращались в свое время - а она жива-живехонька.
- Может, не ту мышь убивали?
- Другой в камере не было. Этот эффект мы проверили сотни раз, он неизменен. Поэтому и предположили, что наша установка дает возможность вернуть не само время, а какую-то его вариацию, точную вариацию. И реальную до мелочей: мышь-то все-таки в нашем опыте погибала.
- А если не мышь? Если человек?
- Это все-таки не наше время, Петрович, вернее, не наша линия времени. Хочешь узнать, что будет, если я вернусь в сорок второй год и, скажем, убью самого себя - молодого?
- Допустим.
- И допускать нечего. Ничего не будет. Сегодняшняя мышь, то есть физик Старков, останется невредимой. Но ты верно заметил о моем путешествии: не имею права. Морального права не имею. Права помешать моему аналогу самостоятельно выбирать дорогу жизни. А скорее, просто боюсь этой встречи…
Председатель растерянно смотрел на Старкова. Видно, не хватало ему знаний по физике, полученных из тех пяти-шести книг, что одолел он за зиму, не мог он представить себе другого времени.
- Где же она будет, встреча эта?
- Не будет ее. А если б и была, то где-то в иной плоскости, где есть свой Старков, свой лес, свой отряд.
- Второй Старков?
- А может, десятый. Двадцатый. Сотый. Кто знает - сколько их, этих плоскостей времени, линий, как мы их у себя называем?
- И везде одно и то же? Везде война, везде бой, везде повешенный карателями Стае?..
- Не знаю. Вот ребята вернутся - расскажут…
Слово сказано: "Ребята вернутся". Все давно решил Старков: и что именно он останется вести поле, и что именно студенты пойдут в прошлое, в его прошлое. Давно решил, да только не хотел сознаваться в том, потому что жила где-то в глубине души тщетная надежда оправдать для себя свое путешествие в сорок второй год.
Но кем он придет к тому Старкову? Старковым нынешним, "остепененным" ученым с громким именем, с прекрасным и светлым вариантом возможного будущего? Не имеет он на то права, не должен отнимать у молодого комиссара жизненной необходимости пройти свой путь - по ухабам, по рытвинам, но свой, не навязанный кем-то, не подсказанный. Или явиться к нему сторонним советчиком, разумным покровителем и помощником, потому что не сможет нынешний Старков остаться лишь наблюдателем - равнодушным и хладнокровным. Пустая затея. Слишком хорошо он себя знает: и себя сегодняшнего, и себя молодого. Один не устоит, вмешается в жизнь другого, а другой не примет вмешательства, по молодой горячности еще и "шлепнет" физика. Хочется умереть, Старков?
Да не в том дело, Господи! Жить хочется, но жить - "как на роду написано", так, кажется, в старину говорилось. А встреча двух Старковых напрочь перевернет "написанное на роду" и одному и второму.
А если все-таки затаиться, ничем не выдать себя, просто быть, просто увидеть, просто почувствовать’ не вмешиваться ни во что? Сможешь, Старков? Нет, наверное, не умел он существовать в раковине, даже если эта раковина сделана из самых высоких и гуманных побуждений.
Значит, вывод один: пойдут ребята. Но все ли? Они ведь еще толком не знают, куда пойдут.
- В семи-восьми километрах точно на северо-восток находилась основная база партизанского отряда вплоть до его соединения с панкратовцами. - Старков снова выпрямился, положил руки перед собой, говорил сухо, чуть монотонно - читал лекцию. - Двадцать шестого октября, как вам уже сказал командир отряда, основные силы ушли в Черноборье, где Панкратов готовил крупную операцию. Таков был приказ с Большой земли. В районе деревни остался обоз и двадцать восемь бойцов с командиром. Предполагалось, что - по выполнении панкратовской операции - отряд вернется к старому месту базировки, потому что партизаны не хотели терять контроль над этим районом, где тем более сохранялась явочная деревня под нашим наблюдением. Мы знали, что в деревню будут отправлены каратели, но считали, что их силы не превысят одного взвода. Однако у гитлеровцев, как оказалось, были сведения о местоположении отряда, и к деревне была выслана мотострелковая рота, усиленная взводом пулеметчиков. Бой, как вы понимаете, был неравным. Может быть, его вообще не следовало принимать…
- Ты что, Старков. - Председатель удивленно смотрел на него. - Как это не следовало? Ведь в деревне оставались наши? Что ж, бросить их, по-твоему, следовало, а?
- Мы им ничем не помогли, батя, - тихо сказал Старков, махнул рукой, резко поднялся, отбросив ногой табурет, зашагал по тесной комнатке - три шага от стены к стене. - Что было, то было, нечего ворошить. Давайте решим, кто пойдет на искомую линию Времени. Ну, я слушаю. - Он обвел взглядом сидящих за столом.
Олег опять улыбнулся - широко и беззаботно:
- Я пойду, шеф.
- И я, - откликнулся Димка.
Раф аккуратно поправил очки, спросил вежливо:
- Вы справитесь с установкой в одиночестве?
Председатель неожиданно расхохотался:
- Ну орлы! Ну герои! Все, видишь ли, пойдут… А знаете ли вы, соколики, на что рветесь? Там страшно. Там стреляют.
Раф удивленно взглянул на него:
- Мы не вчера из детского сада, уважаемый товарищ председатель. Не надо нас пугать.
- Да чего болтать. - Олег тоже поднялся, подошел к Старкову, встал рядом, обнял его за плечи. - Если вы не против, шеф, все и пойдем. Гоните инструкции.
Старков, честно говоря, и не ждал, что кто-то из них сдрейфит, откажется идти. Хотя предлог и был - первый сорт: Старкову одному придется трудновато, установку должны обслуживать как минимум двое. Но он не решился напомнить об этом ребятам. В конце концов, сам справится, не впервой.
И тут подал голос председатель:
- А не тряхнуть ли и мне стариной, а, комиссар?
- Ну уж нет, - сердито сказал Старков. - Будешь мне помогать.
- Да я не умею, - взмолился председатель.
- Научу. - И не сдержался, добавил ехидно: - Ты ж у нас физику решил изучать. Пользуйся случаем, пополняй знания.
2
Эксперимент назначили на утро следующего дня. К выходу во Время готовились прочно и основательно. Председатель принес из дому старенькую, стертую на сгибах карту-двухверстку, разложил на клеенке, вооружился линейкой и карандашом.
- Запоминайте маршрут, - сказал он, - карту с собой брать не будете.
- Это почему? - удивился Димка.
Начитанный парень Раф, большой знаток детективно-приключенческого жанра, покровительственно похлопал его по плечу:
- Когда мы попадем к партизанам, нас, вероятнее всего, обыщут и найдут карту.
- Ну и что?
- Темный ты человек, Димка. Никакого понятия о конспирации. Ну посуди сам: откуда у обыкновенных мальчишек может быть точная карта местности?
- Да еще выпущенная в сорок девятом году, - вставил Олег, внимательно следивший за чертежными манипуляциями председателя. Тот ориентировал карту по компасной стрелке, отметил точкой избушку лесника, высчитал азимут, прочертил по линейке красную линию маршрута.
- Верно, - сообразил Димка. - Четыре года, как война кончилась.