* * *
Незадолго перед стартом командир велел мне пройти по корабельным помещениям, еще раз проверить, все ли в порядке.
- Улисс! - окликнул он, когда я подошел к двери рубки. - Как же я раньше не вспомнил: в шкиперском отсеке у нас запасные изоляционные маты. Раздай их пассажирам, пусть используют как матрацы. Хоть и тоненькие, а все лучше, чем на полу.
Кольцевой коридор был забит людьми. Они лежали и сидели на полу, почти никто не спал, В гуле голосов я улавливал лишь обрывки речи. Большинство, конечно, говорило на интерлинге, но некоторые, главным образом люди пожилые, переговаривались на разных национальных языках.
- …Медленное накопление, они сами не замечают перестройки психики, - доносилось до меня.
- …Подложи под голову надувную подушку, мне она не нужна, уверяю тебя…
- …Не может быть, чтоб он не слышал. Конечно, слышал! Но даже пальцем не шевельнул, чтобы помочь…
- …Никуда! Никуда больше не улечу с Земли! Никуда!
Я посмотрел на женщину, произнесшую эти слова. Она была красива. Резко очерченное меднокожее лицо. Волосы - черным острым крылом. Глаза ее были широко раскрыты, в них, как мне показалось, застыл ужас. Рядом с женщиной сидел, привалясь к переборке, и дремал светловолосый мужчина средних лет. С другой стороны к нему прижалась тоненькая девочка лет пятнадцати. Большая отцовская рука надежно прикрывала ее плечо.
Я знал эту семью - они жили в Дубове в доме напротив моих родителей, несколько часов назад я видел этот опустевший дом. Их фамилия была - Холидэй. Девочку звали Андра. Они поселились на Венере незадолго до моего отъезда на Землю. Помню - эта самая Андра редко играла с детьми, все больше с отцом. Том Холидэй учил ее прыгать в воду с вышки плавательного бассейна. Он часто носил ее на плече, а она смеялась. Наверно, это было неплохо - сидеть на прочном отцовском плече…
- Никуда с Земли! - исступленно повторяла мать Андры.
Я подошел к ним и поздоровался. Женщина - теперь я вспомнил, что ее зовут Ронга, - скользнула по мне взглядом и не ответила.
- Здравствуй, - Холидэй приоткрыл глаза.
Андра тоже узнала меня и кивнула.
- Ты уже пилот? - спросила она.
- Скоро стану пилотом, а пока практикант. - Я перевел взгляд на ее отца, - Старший, почему вы все кинулись на этот грузовик? Ведь по вызову колонистов сюда уже идут пассажирские корабли.
- Так получилось, - сухо ответил он и снова закрыл глаза.
- Твои родители остались? - вдруг спросила Ронга.
- Да.
Я подождал, не скажет ли женщина еще что-нибудь. В ее пронзительном взгляде я прочел непонятный оттенок недоброжелательства.
Почему она спросила о моих родителях? Мне вспомнились слова матери: "Мы такие, какие есть…" Что все это означало?…
Меня окликнул пожилой сухопарый колонист, забывшей снять скафандр. Он так и сидел, скрестив ноги, в скафандре, только шлем снял - вот же чудак. Рядом стоял старомодный большой чемодан - я давно таких не видывал.
- Ты из экипажа? - спросил он на неважном интерлинге, - Вы там подумали насчет воды?
- Да, старший, не беспокойся, вода будет, - ответил я. - Помочь снять скафандр?
- Нет. Меня интересует только вода.
Подросток лет тринадцати оторвался от шахмат, посмотрел на человека в скафандре, а потом на меня и снисходительно сказал:
- Как будто у них нет установки для оборотной воды.
У паренька были желто-зеленые глаза, неспокойный ехидный рот и манера во все вмешиваться. Я это сразу понял - насчет манеры, - потому что встречал таких юнцов.
- Хочешь мне помочь? - спросил я.
- Мне надо решить этюд, - ответил подросток. - А что будем делать?
- Пойдем со мной, покажу. Этюд потом решим вместе.
- Бен-бо! - выпалил он словцо, которым мальчишки обозначают нечто вроде "как же" или "только тебя тут не хватало". - Как-нибудь я сам решу.
Он пошел за мной.
- Как тебя зовут? - спросил я.
- Всеволод.
Я подошел к двери шкиперского отсека и отпер ее. Всеволод тотчас юркнул вслед за мной и принялся хозяйски озираться.
- Видишь эти маты? - сказал я. - Ты поможешь раздать их пассажирам.
- На всех не хватит. Ладно, ладно, без тебя знаю, что вначале женщинам.
Он взвалил кипу матов на спину и исчез. Вскоре он снова появился в отсеке. С ним пришли еще несколько парней примерно его возраста.
- Они тоже будут таскать, - сказал Всеволод.
Я отвел его в сторону.
- Ты, наверное, все знаешь. Ну-ка скажи, что произошло на Венере?
- А ты спроси у Баумгартена. Это который не снял скафандра.
- Спрошу. Но сперва расскажи ты.
- Я бы ни за что не улетел, если б не мои родители. Я-то за свою психику спокоен.
Опять психика, подумал я. Только и слышишь вокруг.
- Может, он его просто не услышал, - продолжал Всеволод, разглядывая мой курсантский значок, - а они из этого такое раздули…
- Кто кого не услышал? Говори по порядку.
- Так я и говорю. Он ехал с дальних плантаций, и вдруг у него испортился вездеход. Там, знаешь, привод компрессора.
- Не надо про компрессор. Что было дальше?
- Дальше начался черный теплон. - Парень оживился. - Ух, и теплон был! На нашем куполе две антенны расплавились.
- Стоп! Ты сказал, - испортился вездеход. Дальше?
- Вот я и говорю: испортился. А тут теплон начинается, чернота пошла. И тут он проезжает мимо.
- Кто мимо кого? Говори же толком!
- Тудор мимо Холидэя. Холидэй ему по УКВ - возьми меня, терплю бедствие. А тот будто и не слышит. Проехал - и все.
- Ну, а Холидэй что?
- А там один самолет удирал от теплона. Так он услышал вызов Холидэя. Повезло ему, а то сгорел бы.
Тудор! Отец Рэя. Вместе с моим отцом он занимался селекцией венерианских мхов. Мы с Рэем с детства мечтали о профессии космолетчика, но когда дело дошло до окончательного выбора, Рэй решил остаться на Венере. Я улетел на Землю, поступил в Институт космонавигации, а Рэй остался. И вот теперь его отец, Симон Тудор… Поразительно!
- Из-за этого случая все это и началось? - спросил я.
- Пойди к Баумгартену, он тебе расскажет.
Баумгартен спал. Но когда я подошел, он открыл глаза.
- Так хватит воды или нет? - спросил он.
- При жесткой норме хватит. - Я сел рядом с ним. - Старший, мне рассказали про Холидэя. Может, Тудор просто не услышал его? Неужели из-за одного этого случая…
- Одного случая? - перебил он, грозно выкатывая на меня светло-голубые глаза. - Если хочешь знать, я заметил это у примаров еще год назад. Я вел наблюдения, дружок. Этот чемодан набит записями.
- Что именно ты заметил у них, старший? - спросил я, чувствуя, как похолодели кончики пальцев.
- Много мелких признаков. Но самый основной и самый тревожный… м-м… как это на интерлинге… Равнодушие! - выкрикнул Баумгартен. - Безразличие ко всему, что выходит за рамки повседневных локальных интересов. Я утверждаю это со всей ответственностью врача!
Я потихоньку растирал кончики пальцев. Набитый чемодан. Наблюдения за примарами…
- Случай с Холидэем подтвердил самые страшные мои опасения, - продолжал Баумгартен. - Примары становятся другими! Сдвиги в психике все более очевидны…
Его слова так и хлестали меня. Нет, нет, с моими родителями все в порядке. Нет!
- А все потому, что торопимся, вечно торопимся.
- Да, - сказал я. - Наверно, нужно было разобраться как следует, а не кидаться на первый же корабль.
- Я говорю о другой торопливости. - Худое лицо Баумгартена вдруг стало мрачным. - Об этом будет разговор на Совете планирования. Еще сто лет назад утверждали, что на Венере жить нельзя.
Тут корабль наполнился прерывистыми звонками, это означало - приготовиться к старту.
Я поспешил к лифту.
Снова я прошел мимо Холидэев. Том по-прежнему сидел с закрытыми глазами. Андра читала книгу. Она мельком взглянула на меня, тонкой рукой отбросила со лба волосы. Волосы у нее были черные, как у матери, а глаза - отцовские, серые, в черных ободках ресниц.
Ронга сидела, ссутулясь, скрестив руки и стиснув длинными пальцами собственные локти. Резкие черты ее лица заострились еще более. Я услышал, как она непримиримо шептала:
- Никуда, никуда с Земли…